Читать интересную книгу Братья крови - Русанов Владислав Адольфович

И снова шкафоподобный Витек привез меня на дорогущем лимузине на Рублевку. Снова Валентин Валентинович встречал меня в шикарной гостиной, обошедшейся ему не в одну сотню тысяч долларов. Коллекционер улыбался и весь подрагивал от нетерпения – волнение прорывалось даже сквозь его носорожью шкуру дельца. Нет, он как обычно предложил мне коньяк, кофе, китайский чай, анисовую водку, апельсиновый сок, но сегодня, казалось, обрадовался вежливому отказу. Развел руками, словно хотел сказать: «Ну на нет и суда нет!»—и позвал в зал, где хранил экспонаты.

На ходу миллионер аж вздрагивал, словно боевой конь, почуявший сражение.

Вновь я ощутил эстетическое удовольствие от изысканного убранства – позолоченных шпалер и ореховых панелей, бордового ковра под ногами (похоже, самого настоящего персидского), ламп, стилизованных под старинные канделябры, висящих на стенах мечей, сабель, кинжалов. Вполне допускаю, что Валентин Валентинович ничегошеньки не смыслил в холодном оружии, хоть и любил его трепетно, но его вкус мне определенно нравился. Или вкус того дизайнера – так эта профессия, кажется, называется? – который оформлял его дворец, не побоюсь этого слова. Посещая московского коллекционера, я словно окунался в давно минувшую эпоху князей, герцогов и графов. Признаюсь честно, нынешняя жизнь с ее стремительностью, практичным минимализмом и оснащенностью последними новинками техники доставляла мне куда меньше радости, чем прежняя – неторопливая, но исполненная достоинства.

Слегка подпрыгивая при каждом шаге от нетерпения, мой клиент приблизился к столу, с которого начиналась жизнь всех покупаемых им экспонатов. Когда он взялся обеими руками за тонкое покрывало, пальцы его била крупная дрожь. Наверное, с таким чувством скупой рыцарь открывал свои сундуки.

На сей раз, по особому случаю очевидно, столешницу устилал отрез черного бархата. А на нем лежал… Нет, не лежал. Это слишком простое и обыденное слово. Оно не применимо к мечу, который я увидел. На бархате покоился меч. Старый – с первого взгляда заметно. Но он не гнил в земле, не тонул в болоте, не валялся в грязи. Нет, он проспал те восемь или девять веков, что были ему отмерены после выхода на покой, либо в королевской сокровищнице, либо в усыпальнице вместе с останками последнего хозяина – вне всякого сомнения, великого и знаменитого человека. И вот теперь загребущие руки какого-то черного археолога вытащили его на свет, чтобы передать заботливым, хотя от этого не менее жадным, лапкам Валентина Валентиновича, простого московского миллионера.

– Ну, что скажете, Анджей? – вкрадчиво поинтересовался коллекционер. В его голосе звучала такая гордость, будто он в одночасье завладел всеми банками мира, включая те, что контролируемы кровными братьями и Ковеном.

Я подошел на пару шагов, ощущая льющуюся от меча силу. Словно воздух уплотнялся перед моим лицом, встречая меня упругой волной. А после, когда прибавилось легкое головокружение, я понял – клинок освящен или хранился в церкви. А может быть, и то и другое вместе взятое. Во всяком случае, приближаться к нему я не мог бы без неприятных ощущений для моей «немертвой» сущности. Пришлось осматривать меч издалека.

Варяжский или русский. Это видно по прямому клинку, слегка сужающемуся к закругленному концу.

Дол, который сейчас часто по недоразумению называют кровостоком, неглубокий, едва заметный. Совершенно верно – оружие предназначено для рубки, а не для уколов. Чай, не шпага мушкетерская. Нет необходимости переносить баланс ближе к рукояти.

Эфес незамысловатый. Что называется, просто и со вкусом. Крестовина лишь слегка изогнута, украшена гравировкой без каких бы то ни было драгоценных камней, позолоты или серебрения. Гравировка прочернена, чтобы подчеркнуть рисунок, и не более того. Противовес – шар со спиральным рисунком. Сама рукоять обвита кожаным ремешком, прекрасно сохранившимся, что подтверждало мое первоначальное предположение о хранении меча в сухом месте.

И сталь неплохая. Благородного серо-голубого цвета.

Но вот…

Примерно на половине длины клинок наискось перечеркивала трещина.

– Сломанный меч… – прошептал я.

– Сломанный меч? Название красивое, но, боюсь, не вполне правильное, – проворковал сбоку Валентин Валентинович. – Вы можете идентифицировать этот меч? А «сломанный меч» оставим писателям-фантастам.

Я продолжал рассматривать оружие, все больше и больше убеждаясь, что оно мне не по зубам. И не потому, что мною прочитано мало научных статей, монографий, справочников, иллюстрированных каталогов, мало я провел времени в запасниках музеев, хранилищах и экспозициях в разных странах мира. А потому, что на выставках этот меч не появлялся, и упоминаний о нем в книгах и альбомах не было тоже. Так что мне осталось лишь строить предположения – не слишком-то это добавит авторитета.

– Я датирую изготовление меча одиннадцатым или двенадцатым веком. Выковали его либо в Северной Европе, либо на Руси. Возможно, в Литве или Польше, но, скорее всего, на Руси. Думаю, меч принадлежал знатному человеку. Князю или даже великому князю…

Внезапная боль скрутила мне внутренности в тугой узел. Будто святой воды хлебнул или серебряный кинжал в живот воткнули. Неужели из-за меча?

Но в следующий миг я уже разобрался в своих ощущениях. Мы, вампиры, чувствуем состояние своих слуг крови. Знаем, когда они радуются, а когда грустят, когда переживают, а когда спят спокойно. Не случайно я чувствовал тревогу Збышека, если увлекался опасными авантюрами. А сейчас моего слугу попросту убивали. Его боль не могла не передаться мне.

– Что с вами, Анджей? – участливо, но с ноткой раздражения спросил Валентин Валентинович.

Слова доносились почему-то сверху.

Я с удивлением обнаружил, что стою на четвереньках.

Кишки продолжало скручивать в тугой узел и разрывать на клочки.

– Мне не по себе, – отвечал я, с трудом поднимаясь. – Простите меня, пожалуйста, я должен идти.

Боль не утихала, а значит, Збышек еще жил. Страдал, но жил. Возможно, я успею его спасти.

– Если желаете, я приглашу своего личного врача, – предложил коллекционер. – Но я хочу, чтобы вы завершили экспертизу.

– Я прошу извинить меня, – повторился, пошатываясь и делая шаг к выходу, – но я должен идти. Объяснения потом.

– Мне не нужны никакие объяснения, – миллионер преобразился на глазах, будто по мановению волшебной палочки. Радушный хозяин, добрый и слегка простоватый любитель старины, вдруг стал опасным хищником, готовым убить, не задумываясь, только лишь потому, что его волю отказались выполнять. Ну или отдать приказ на убийство. – У нас с вами договор. Я плачу деньги, и немалые. Поэтому хочу, чтобы вы выполняли свою часть договора.

– Плевать мне на ваши деньги, – впервые с начала знакомства я говорил с ним искреннее, чему, несмотря на тяжесть и неопределенность ситуации, несказанно обрадовался. И отчеканил:—Я. Должен. Уйти.

Сделал второй шаг.

Боль медленно стихала. Возможно, вампирская натура, справляющаяся с любой хворобой, брала верх, а возможно, жизнь покидала моего слугу и неизменного спутника.

Валентин Валентинович засуетился. Он привык, когда ему подчиняются. Его слово – закон. Его воля – заповедь со скрижали Моисеевой. Деньги и власть убедили его в собственном величии. Всесилие, пусть даже оно зиждется на такой зыбкой основе, как банковский счет и успешный бизнес, развращает.

Мне почти удалось добраться до выхода, но тут клиент, отчаянно хрюкнув, отважно загородил двери пухлым тельцем.

– Стой на месте, ублюдок польский! Да я тебя с дерьмом смешаю, мразь!

Храбрец! Я бы сказал, безрассудный храбрец.

Даже в нынешнем своем состоянии, скрученный адскими муками, я мог бы сломать ему хребет легким движением руки. Мог бы вырвать пальцами глотку и вышвырнуть в форточку. Мог бы наступить на одну ногу и, дернув за вторую, разорвать пополам…

Но я никогда не убивал людей без нужды. Только ради пропитания или защищаясь.