— Я ищу мисс Баймейер, — сказал я. — У меня поручение, данное ее отцом. Этот дом некогда принадлежал ему.
— Теперь он принадлежит мне, — отрезал старейшина, но тут же поправился: — Он принадлежит теперь нам. Вы вторгаетесь в чужие владения и нарушаете право собственности.
Бородатые мужчины одобрительно загудели.
— Мы заплатили за эту территорию деньги, большие деньги, — отозвался старший из них. — Она наше прибежище в эти трудные времена. Мы не желаем, чтобы ее осквернили силы зла.
— Тогда приведите мисс Баймейер.
— Это бедное дитя нуждается в нашей помощи, — заявил старейшина. — Она употребляла наркотики и теперь тонет в волнах страха, уже в третий раз.
— Я без нее не уеду.
— То же самое и я им говорил, — рыдая от боли и гнева, проговорил Фрэд, — но они избили меня.
— Вы давали ей наркотики, — произнес старейшина. — Она сама мне призналась. Я чувствую своим долгом избавить ее от этого порока. Почти все мои подопечные ранее употребляли наркотики. Я тоже был грешником, хотя и в другом роде.
— Я бы сказал, что вы им останетесь, — заметил я. — Или вы считаете насильственное удерживание человека благородным поступком?
— Девушка находится здесь по собственной воле.
— Я бы хотел, чтобы она сама это подтвердила.
— Пожалуйста, — сказал он и обратился к одному из своих сторонников: — Разрешите им приблизиться к дому!
Мы направились по тропинке в сторону здания. Бородачи обступили Фрэда и меня, но не трогали нас. Я не мог не чувствовать их запах: от них пахло утраченными надеждами, отравляющим душу страхом, прогорклой невинностью и потом.
Нам велели остановиться на крыльце. Заглянув внутрь дома через открытую дверь, я увидел, что он перестраивается.
Центральный холл переделывался в общую спальню; вдоль стен стояли двухъярусные койки. Я подумал о том, сколько же последователей намеревается собрать старейшина и сколько каждый из них платит за кровать, комбинезон и спасение души.
Он вывел Дорис из боковой комнаты в холл. Его последователи позволили мне подойти к открытой двери, и мы остановились друг против друга. Она показалась мне бледной и напуганной, но вполне в своем уме.
— Мы с вами знакомы? — спросила она.
— Меня зовут Арчер. Мы встретились вчера в твоей квартире.
— Извините. Я не помню. Кажется, вчера я была не в себе.
— Это так, Дорис. А как ты себя чувствуешь теперь?
— Я немного ошалела. Вчера ночью в машине я почти не спала. А с момента нашего приезда сюда они непрерывно занимались мною. — Она глубоко зевнула.
— Каким же образом?
— Молились за меня. Они хотят, чтобы я с ними осталась. Даже не требуют за это денег. Отец был бы в восторге, что ему не придется за меня платить. — Она грустно усмехнулась краешком губ.
— Не думаю, чтобы отец относился к тебе подобным образом.
— Потому что вы его не знаете.
— Мы с ним уже немного познакомились. Она нахмурилась и посмотрела на меня:
— Отец велел вам за мной следить?
— Нет. Собственно говоря, я приехал по своей инициативе. Но мне платит твоя мать. Она хочет, чтобы ты вернулась. И он тоже.
— Пожалуй, в глубине души они этого вовсе не хотят, — отозвалась девушка. — Может быть, им кажется, что хотят, но это не так.
— Я хочу, чтобы ты вернулась, Дорис, — проговорил за моей спиной Фрэд.
— Может, хочешь, а может, нет. А может, я тебя не хочу. — Она бросила на него взгляд, полный неприязненного кокетства. — Тебе ведь нужна была не я. Ты хотел получить картину, которую купили мои родители.
Фрэд устремил взгляд в пол. Старейшина встал между девушкой и нами. У него было лицо экзальтированного мистика и одновременно ловкого дельца. Ладони его нервно дрожали.
— Теперь вы мне поверили? — обратился он ко мне. — Дорис хочет остаться с нами. Родители пренебрегли ею и оттолкнули от себя. Ее друг оказался ложным другом. А в нас она обрела подлинных благожелателей. Она хочет жить с нами в братстве духовной любви.
— Это правда, Дорис?
— Пожалуй, да, — ответила она с неуверенной улыбкой. — Почему бы мне не попробовать? Знаете, я когда-то уже бывала в этом доме. Отец привозил меня сюда, когда я была еще маленькой девочкой. Мы приезжали в гости к миссис Мид. Они всегда… — Она замерла на полуслове, прикрыв рот ладонью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что они всегда, Дорис?
— Ничего. Я не хочу говорить о своем отце. Хочу остаться здесь и обрести душевное равновесие. У меня больная душа. — У меня было такое впечатление, что, произнося этот диагноз, она бездумно повторяет чьи-то недавно услышанные слова. К сожалению, они показались мне справедливыми.
У меня было большое желание вырвать ее из числа членов братства. Мне не нравились ни они сами, ни их старейшина. Я полагал, что девушка поступает необдуманно. Но она знала свою жизнь лучше, чем когда-либо мог узнать ее я. И мне тоже было ясно, что удавшейся ее не назовешь.
— Помни, что никогда не поздно изменить свое мнение, — сказал я. — Даже в эту минуту.
— У меня нет намерения это делать. Почему я должна его менять? — мрачно спросила она. — В первый раз за всю неделю я наконец-то отдаю себе отчет в том, что со мной происходит.
— Да благословит тебя Господь, дитя мое, — произнес старейшина. — Не беспокойся, мы окружим тебя братской заботой.
У меня было сильное желание переломать ему кости. Но это не имело смысла. Я повернулся и пошел к своему автомобилю, чувствуя себя очень маленьким, подавленным величием окружавших меня гор.
XX
Я запер маленький «форд» и оставил его на обочине, Кажется, Фрэд все равно был не в состоянии вести машину, а кроме того, мне хотелось быть уверенным, что он от меня не убежит. Он покорно сел в мою машину и сидел, опустив голову на испачканную кровью манишку. Он вышел из летаргического состояния, только когда я выехал на шоссе.
— Куда мы едем?
— Вниз, поговорить с шерифом.
— Нет!
Он повернулся и принялся манипулировать с дверцей, Я схватил его за воротник.
— Я не велю тебя арестовывать, — успокоил я его. — Но у меня одно условие: тебе придется ответить на несколько вопросов. Я проделал длинный путь, чтобы задать их тебе.
— Я тоже проделал длинный путь, — отозвался он, немного помолчав.
— Зачем?
Он снова немного помолчал.
— Чтобы задать несколько вопросов.
— Это не игра в вопросы и ответы, Фрэд. Тебе следует придумать что-то получше. Мне известно от Дорис, что ты взял картину у ее родителей… Да ты и сам в этом признался.
— Я не говорил, что украл ее.
— Но взял без их разрешения. Какая разница?
— Я все объяснил вам вчера. Я взял картину, чтобы посмотреть, удастся ли мне установить, кто ее автор. Я отнес ее в музей, чтобы сравнить с находящимися там работами Чентри, оставил на ночь, и кто-то ее похитил.
— Похитил из музея?
— Да, из музея. Я признаю, что следовало запереть картину, а я оставил ее в одной из открытых стеклянных витрин. Я думал, никто ее не заметит.
— А кто ее заметил?
— Понятия не имею. Я никому не говорил об этом, можете мне поверить. — Он повернул ко мне измученное лицо. — Я не лгу.
— Значит, солгал вчера, когда сказал, что картину украли из твоей комнаты в доме родителей.
— Я перепутал, — проговорил он. — У меня все смешалось в голове. Я был совершенно разбит и забыл, что отнес ее в музей.
— Это твоя последняя версия?
— Это правда. Я не могу изменять факты.
Я не верил ему. Мы съехали с гор погруженные в неприязненное молчание. Нас преследовал то и дело повторявшийся крик совы.
— Зачем ты приехал в Аризону, Фрэд?
— Я хотел разыскать эту картину, — подумав, ответил он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ту, которую взял из дома Баймейеров?
— Да. — Он опустил голову.
— Почему ты думаешь, что она может находиться в Аризоне?
— Я вовсе так не думаю. То есть не знаю, так оно или нет. Я только хотел узнать, кто ее написал.
— Так ты думаешь, что не Ричард Чентри?