о чей-нибудь труп.
Когда-то в детстве его воли хватило, чтобы подчинить примитивного Кувалду, но этот человек не позволял творить с собой такого. Этот человек со всемирной силой треснул его по нездешним щупальцам, едва Рофомм успел подумать о том, как было бы хорошо, если б этот тип прямо сейчас располосовал себе глотку. Рофомм второй раз в жизни пытался заставить человека что-то сделать, и у него не получилось. Тот прицелился в него и сказал что-то на своём языке, и Рофомм понял, что и пулю его он не остановит и не отклонит. Диверсант напряг палец на курке – и вдруг взорвался.
Юноша медленно повернулся туда, где было их убежище за столешницей. Из-за столешницы выглядывал бледный, но абсолютно вменяемый Джер. В глазу у него лопнул сосуд, но это была небольшая цена за спасение друга. Рофомм, не замечая, как ошмётки чужой плоти кровавыми дорожками сползают вниз с его лица, пошёл к помосту, неся плоть телесную и всемирную суть, что когда-нибудь одушевит чью-нибудь отвагу или месть. Он плётками бил по волям чужеземцев, не пытаясь заставить их заколоть и застрелить себя, но мешая им, выбивая оружие из рук и давая преимущество Улдису, который трещал от своей нескончаемой доблести, что растекалась по душам солдат звенящей всемирной кровью.
Улдис убил своего противника, потому что рука у того рубанула совершенно не в ту сторону. Улдис удивился, но сразу же перепрыгнул к следующему. Другого убил ловкий чернявый офицер. Доминионцев начали теснить, а Рофомм стоял позади дерущихся, напряжённый и сосредоточенный. Он не справится ни с одним из этих людей один на один, но, когда с лица на них наступает конфедератский офицер, а сзади – чья-то всемирная помеха, убийцы не смогут обезвредить их обоих. Диверсанты выбрали офицеров и, быть может, даже и не поняли, чья сущность дёргала их за локти и рукоятки.
Когда прикончили последнего, Рофомм выдохнул, не сразу поняв, что на него смотрит Улдис. Улдис снял с себя шейный платок, и протянул его юноше.
– Спасибо, – прохрипел Рофомм, принимая платок и вытирая им лицо.
– Ты словно воплощённая всемирная пытка, парень, – сказал он. – Это ты его взорвал?
– Нет, – мотнул головой Рофомм, с омерзением ощущая на себе чужие телесные останки. – Он. Вон там, за столом.
Джер выполз на четвереньках из-под стола и поднялся во весь свой невысокий рост. Офицеры кивали ему, а он нервно улыбался и мелко дрожал, видимо, вспоминая своих пауков, которых взрывал в детстве. Из-за занавески вытек Веллог, у него была перевязана рука. Веллога задело, но он успел сбежать в безопасное место. Схватив Эдту, он уволок её обратно в гримерку, а та будто окоченела и не сопротивлялась, и ноги в детских башмачках нелепо волочились по помосту. Верл Улдис начал оглядывать зал побоища, ища выживших. Кто-то захлёбывался кровью на полу и был, очевидно, не жилец.
Рофомм снова слышал эти звуки, но он слишком устал и был слишком потрясён, чтобы испытывать раздражение. Он встал рядом с Улдисом и посмотрел на умирающего. По его позвоночнику через весь торс пробежал болезненный спазм и растворился где-то в желудке. Рофомм нащупал спичечный коробок. Кругом звенели голоса – то растворялись убитые сущности. Голоса заполонили его тело, дрожали на кончиках пальцев.
– Кто ты, Рофомм Ребус? – орали, шептали, скрежетали мёртвые.
Он не знал ответа, лишь громыхал коробком над ухом. Умирающий поднял кулак и попытался однобоко отсалютовать то ли ему, то ли Улдису, но рука его дрогнула от слабости и боли и упала обратно на пол.
– Кто ты? Кто ты. Кто ты.
Улдис достал саблю и со вздохом занёс её над товарищем.
– В ком воплотимся мы? Что в твоих руках?
Рофомм посмотрел на свои длинные пальцы, заляпанные чужой кровью.
– Пустота. В моих руках пустота.
– Вольёмся в пустоту, – шипело всемирное посмертие.
– Одушевим пропасть! – верещали неживые голоса.
– Отдай тишину, разбей ритм, услышь грохот! требовали те, кого не было уже в мире телесном.
И он вдохнул, вбирая в себя новые силы. Больше не будет ритма, порядка. Только грохот и бесконечные спазмы – чтобы кончились чужие страдания.
И тогда пустоты не стало. Улдис не успел ничего сделать, потому что сердце у раненого остановилось и его телесное кончилось без страха и боли. Офицер посмотрел на стоящего рядом юношу.
– Ему так не больно, – прошептал Рофомм, сжимая в руке коробок. Улдис кивнул и пошёл к следующему телу. Тот был без сознания, но живой, Рофомм почувствовал это, даже не проверяя его слабое дыхание. Юноша присел рядом с раненым и аккуратно отвёл в сторону ворот мундира, из-под которого сочилась кровь, – человека рубанули по ключице, он просто истечёт кровью и умрёт. По позвоночнику мальчика и прямо до горла прошёл спазм, занемели скулы и нос, а он держал раненого за плечо, сжимая рану.
– Молодец, парень, – кивнул Улдис, увидев, что кровь перестала растекаться под бессознательным телом.
Он склонился, изучая рану, которая затянулась тонкой плёнкой. – До врачей пусть лежит, а они его осторожно вынесут. Ты-то где этому научился? – обернулся он к юноше, а Рофомм растерянно пожал плечами.
Они переходили от одного тела к другому. Какие-то ещё можно было починить – остановить кровь или поставить осколки на место, а других приходилось кончать – тёплым, безболезненным толчком. Он терял силы с каждым спазмом, с каждым окончанием или спасением он шатался всё больше и уже не замечал, что от одного тела к другому его перетаскивал Улдис, держа за локоть.
Кувалда обнаружился у выхода, его забили не насмерть, и он всё ещё дышал. Если волей своей аккуратно поставить обломок черепа на место, он доживёт до прихода врачей, думал Рофомм под грохот спичек.
– Рофомм, – вдруг тихо сказал ему на ухо голос Веллога. – Он же Эрца убил. Он же чудовище, хуже дикой псины.
– Да хоть хуже сольпуги, мне все равно, – ответил юноша и опустился рядом с Нерсом.
Когда со всеми закончили, Улдис, забыв о крови и грязи, взял Рофомма за плечо и повёл туда, где сидели выжившие военные. Один из них качал головой и досадливо повторял про «стальную даму».
– Красивая была, – согласился Улдис.
– Да, – кивнул Веллог. – И выбирала себе самых достойных мужчин. Жаль, что вы с ней так и не познакомились близко, господин Улдис.
Тот кивнул, спокойно утирая северные слёзы. Офицеру-варку больше других полагалось плакать, высказывая всемирное неравнодушие.
– Да растворятся они доблестью всемирной, – тихо и отчётливо произнёс офицер.
– Да растворятся они доблестью всемирной, – повторили за ним остальные.
Громыхнула дверь, и в полный мертвецов зал вбежала Леара с рупором наперевес. Она затараторила что-то о журналистах, которые вот-вот будут, спрашивая почему-то не Улдиса, а ловкого чернявого вояку. Тот, переглянувшись с шефом, заявил, что Улдис окончил тех, кому уже не