она заснула в кровати, и на одеяле у неё лежали карандаш и несколько чистых листов. Рофомм стал собирать по комнате листки, которые она уже успела исписать. «Идут», – большими и кривыми буквами гласил один листок. «Здесь!» – написала она на другом. Третий был с рисунками: по всему листку бумаги были разбросаны условные человечки, но Рофомм смог понять, что это трупы. Он стал разглядывать и другие листки, хмурясь в приступе странного чувства. Он достал коробок спичек, и, забыв, что Эдта спит, стал громыхать ими в закрытой ладони. Чувство было очень знакомое. И тут он понял, что это страх.
Эдта проснулась и посмотрела на него зелёными отцовскими глазами.
– Рофомм, привет. Тебя так поздно с учёбы выпустили?
– Я задержался в игорном доме, – тихо произнёс юноша, подсаживаясь на корточки. – Я принёс тебе книжку, которую мы сделали для тебя с Джером Таттцесом. Это он рисовал, а я переводил.
Девочка поблагодарила и стала сонно разглядывать самодельный переплёт. Рофомм громыхнул спичками, поджав губы. Наконец он решился спросить:
– Ты много листов исписала, тут даже рисунки есть. Что это такое?
– Я не знаю, – тихо ответила Эдта. – Я просто видела.
– Ты видела много мертвецов?
– Да, – кивнула она. – И слышала.
– Когда?
– Завтра.
– Что? – охнул он. Он спрашивал совсем про другое.
– Я видела мертвецов завтра.
– А где ты их видела?
– Не знаю, – зевнула она. – Здесь. Но не здесь. Я сама не поняла. Всё было золотое.
– Золотое, – заворожённо повторил юноша.
Рофомм смотрел на неё во все глаза, а девочку снова начало клонить ко сну. В Кампусном Циркуляре были такие, как она. Они учились на отделении теории всемирных сил. Они обрекали себя на бедность, и их сразу было видно из толпы. Провидцы всегда имели заработок, достаточный для того, чтобы не умереть с голоду. Даже главный метеопредсказатель Префектуры, по слухам, получал четыреста союзных в терц, что было мало даже для гардеробщика. Жалование им не повышали из страха, что всемир расторгнет свой контракт с провидцем. Провидцы, будучи отмечены всемирным проникновением, держали себя гордо и высокомерно с другими, их мало кто жаловал. Но в институте этому посвящалась целая академическая программа, а Эдта, у которой ещё даже не сформировался почерк, видела всё и без обучения.
Рофомм вернулся туда, где Нарла разливала вино по бокалам, не вполне готовый рассказать о том, что грозит её дочери. Нарла заговорила первой:
– По правде говоря, твоя мама должна была уже вернуться. Я надеюсь, она просто задержалась.
– Где задержалась? – спросил Рофомм, принимая бокал.
– На железной дороге, – напряжённо ответила певица. – Она была там, в патриотическом отряде. Это они взорвали тракт.
Рофомм так и не нашёлся, что ответить. Он не ждал, что его мать станет участвовать в войне, но удивиться этому не смог. Пригубив вина, он поставил бокал на заваленный барахлом столик, только и сумев выдавить:
– Я тоже надеюсь, что она просто задержалась.
Нарла устала за вечер. Она улеглась на диван, вытянув ноги.
– Иди сюда, – она похлопала рядом с собой. – Садись. Тебе два года до совершеннолетия? Я пообещала взять тебя под опеку, если что-то… Да всё хорошо будет, Лирна же неубиваемая.
Рофомм, подумав немного, уселся у неё в ногах. Стало быть, опека. Нарла улыбалась, а платье её задралось, обнажив лодыжки.
– Вы тоже. Я помню, как вас ранило, – он провёл рукой по её лодыжке, – вот сюда. Мне было очень жаль вашей ноги, я боялся, что вас ранило в кость и нога больше не будет такой стройной.
– Нет, – проговорила Нарла, голос у неё сделался вибрирующим, как когда она пела. – Пуля попала в мясо. Были, конечно, проблемы, но я быстро восстановилась. – Она поднялась на локте и другой рукой пригладила волосы юноши. – Ты уже такой взрослый, Рофомм. Почти мужчина.
Он отнял её руку от своих кудрей и поднёс к губам. Завтра и здесь будет много мёртвых людей, и он всю ночь провёл, стараясь это забыть.
* * *
– Сколько ей было? – осведомился Дитр.
– Тридцать два.
– А тебе, стало быть, четырнадцать. Прибить бы за такое, – он поморщился, а Ребус пожал плечами. – Твоей сестре сейчас сколько? Посмотрел бы я на тебя, если бы к твоей сестре полез тридцатилетний…
– Это другое, она девочка, – рыкнул на него шеф-душевник. – Я ей от таких кинжал подарил, она с детства знает, куда колоть. У меня были пациенты… жертвы детоблудней, – его болезненно передёрнуло. – У нас девочкам дарят кинжал на первую кровь, но извращенцы, как известно, дожидаться не станут. Я не смогу всегда быть рядом, она должна сама уметь себя защитить. Она очень добрая, хорошенькая. Ты видел её?
– Видел. Похожа на тебя, только ты бледная гадина, а она – красавица. Не будь она в два раза младше, подумал бы, что вы близнецы.
– Крепкая порода, серебряная кровь.
В другом времени и в другой жизни у Рофомма Ребуса был брат – и тот его взаимно терпеть не мог. Он не был ему родственником по крови, вдруг понял Дитр. Зачали его не от Урномма Ребуса – такое часто случается в гралейских семьях, «наследственное разнообразие», как они это называют. Здесь же его отец, до того, как первая жена забеременела непонятно от кого, развёлся с ней ради Лирны Сиросы. Здесь же и сейчас доктор Рофомм Ребус имел любимую сестру, которая была так похожа на него и на их отца.
* * *
Наутро он обнаружил, что в захламлённой квартире что-то изменилось – в частности, пропала Нарла, которая увела дочь в образовательную детскую группу, а также расчистился один из столиков, и там стояла холодная бодрящая настойка и скудный завтрак из зачерствелого хлеба и томатного варенья. К завтраку прилагалась записка. Чтобы добраться до столика, Рофомму пришлось надеть ботинки, потому что расчистила поверхность Нарла весьма условно, просто свалив всё на пол. Стараясь не наступать на медные брошки с поломанными булавками, погнутые перьевые наконечники, дырявые веера и пустые конверты, которые она зачем-то хранила, юноша прокрался к столику. Конечно же, ему впервые дама оставляла наутро записку, потому что ранее дам у него не было, но он думал, что даже Нарла могла бы составить её чуть красноречивей.
«Преятного апетита, доброго утра, преходи вечером с другом, будут офицеры – ему понравиться. Ушла с Эдтой, затим на рботу, готовим потр. вечер. Нарла», – сообщила ему записка его первой дамы. Рофомм с трудом смог понять, что она имела в виду «патриотический вечер», Нарла была необразованной. Она работала с десяти лет, а в пятнадцать сбежала из Гога в столицу, где после года мыканий, к своему счастью, нашла Скорпиона. Пожёвывая на ходу хлеб, он отдал ключи привратнику и пошёл ловить экипаж.
Манекен снова не работал, но и продавщицы не было, и тут Рофомм вспомнил, что сегодня выходной. «Не