Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Браконьеры осваивают дальние таежные дали», – пришла в голову в первый момент совершенно абсурдная мыслишка. Слишком долго я обитал в городах и успел отвыкнуть от здешних реалий. Словосочетание «дальние дали» смешно и абсурдно для любого настоящего таежника. Зеленый океан тайги без какой-то особо специфической надобности бороздить просто глупо. Легко и непринужденно можно заплутать у самой кромки океана, которая мало чем отличается от пресловутых «дальних далей». Уж ежели кто и забирается в «дальние дали», так это неспроста. Ближайший очаг пропахшей бензином цивилизации в чертовой прорве километров у меня за спиной, так куда же ведет тропинка? Я решил это выяснить, отклониться от первоначально намеченного курса и, пройдя пару кэмэ по загадочной тропке, отойдя изрядно от обезображенных елок, впервые почувствовал затылком чужой пристальный взгляд.
Прогуляться по тропинке-загадке меня вынудило отнюдь не праздное любопытство. До цивилизации отсюда ого-го, а до поселения, где я со своими девочками перезимовал, всего-то восемь часов пути. Рукой подать, по таежным меркам. Приютившие мое беглое семейство люди ничего не говорили про стежки-дорожки, по которым разгуливают чужаки, и всякое соседство с кем бы то ни было ни для меня, ни для божьих людей, у которых мы перезимовали, крайне нежелательно.
Перезимовали мы – я, моя жена Клара и дочка Машенька – в поселении у староверов. Правда, сами себя они называют вовсе не «старо», а правоверами.
Наше с девочками путешествие из столицы златоглавой в глушь таежную длилось дольше, чем хотелось бы. На скорости наших перемещений ощутимо сказался тот печальный факт, что все мы, даже Машенька, находимся во всероссийском розыске. Меня разыскивают за деяния, квалифицированные как преступления, Клару и Машеньку ищут заодно. Я бы не очень удивился, если бы узнал, что мне до кучи пришили еще и похищение гражданки Клары и ее дочурки Маши.
Конечная цель нашего бегства от цивилизации с ее законами и судами – райское местечко на берегу тихой таежной речушки, где еще мой дедушка построил пригодный для долгой и счастливой жизни домик-пряник, а также запас всякую-разную утварь и даже кой-чего для ума припрятал, типа книжек самой разнообразной тематики. Конечно, «райским» сие обихоженное дедом местечко является пока что только для меня, Кларе и Машеньке еще только предстоит научиться жить в полной гармонии с природой, что ох как непросто. Редким супругам удается обрести гармонию в отношениях, а уживаться с природой гораздо сложнее, чем с человеком, для этого надобно полюбить не только бабочек, порхающих над лужайкой возле песчаного бережка речушки с кристально чистой, удивительно вкусной родниковой водой, но и влюбиться в комаров, что так нуждаются в твоей кровушке. Любить не только и не столько цветение, но и принять всем сердцем неизбежность и великолепие гниения. Надо стать органичной частью Великого Целого, не забывая при этом, что Мир иллюзорен, и преисполниться благодарностью за то, что, перерождаясь тысячекратно, мы имеем шанс вырваться из плена страданий, обрести обещанное Буддами наивысшее блаженство покоя.
Однако пока нам, грешным, покой лишь снится, только искренняя любовь без всякого лукавства и оговорок способна вершить чудеса. И я не просто так долгими зимними вечерами раз за разом пересказывал Машеньке сказку про красавицу и чудовище, а Кларе надоедал советами, мол, присмотрись повнимательнее, как отшельники-правоверы строят свой быт и отношения в общине.
Про тайную общину правоверов, спрятавшуюся в дебрях тайги и живущую в завидной гармонии с окружающей их действительностью, я узнал от деда. Во времена оны мой интересный дедушка здорово помог однажды правоверам. Было дело, на поселение людей божьих случайно наткнулись беглые зэки и... Впрочем, это длинная история, давняя, и рассказывать ее я не буду. Скажу лишь, что в финале стародавней истории о том, как старикан-японец, мой приемный дед, спас от набега зэчар позорных затаившуюся в лесах паству христову, состоялся исторический разговор Мастера ниндзютцу и старосты отшельников, и благодарный староста поклялся именем божьим отблагодарить деда, а дедок мой интересный привел в общину внука малолетнего, то бишь меня, и ответил, дескать, его, Семку, и отблагодаришь, когда время придет.
Иногда мне кажется, что помимо всего прочего дед обладал еще и даром ясновидения. Время пришло, и я появился вместе с семьей в таежном оазисе чуждой мне веры. Давно в могилах и дед мой, и тот староста, что объявил общинников должниками, а память жива-живехонька. Стоило мне назваться, и правоверы вспомнили о неоплаченном долге.
В таежном поселке мы пережили зиму. И вот что примечательно – с тех пор как я подростком побывал здесь впервые вместе со своим героическим дедом, поселение разрослось, и качество жизни поселян заметно улучшилось. Перезимовали мы гораздо проще и сытнее, чем я рассчитывал. Я не спрашивал, а спросил бы, так вряд ли бы мне ответили, но сильно подозреваю, что есть еще где-то в тайге похожие поселки, иначе откуда бы взялось столько генетически полноценного приплода у правоверов, а? Видать, вся сеть таежных оплотов правой христовой веры как-то контактирует, обмениваются отшельники женихами и невестами, существуют себе параллельно с пропахшей бензином цивилизацией и... И ведать не ведают, что недалече от одного из оплотов старинной веры появилась подозрительная тропа.
Тайга хранит множество тайн, и самая злободневная на сегодня – что ж это за хоженая тропа такая, на которую я свернул и по которой хромаю? И кто за мной, черт его подери, следит?
Человек крадется за мной на редкость бесшумно, ощупывает меня взглядом, и чего же он видит? В смысле – кого? То есть – как я выгляжу? Нормально выгляжу: одет в телогрейку, сидор за плечами, ватные штаны заправлены в кирзачи, на голове шерстяная шапочка фасона «пидораска», морда бритая, протез в виде крюка и Т-образный костыль под мышкой. Обычный, ха, инвалид, иду себе по таежным дебрям, никого не трогаю и очень надеюсь, что мой Т-образный костыль наблюдатель не идентифицирует как оружие. А другого оружия не видать, оно спрятано.
Костыль я смастерил по образу и подобию китайского «гуайцзы». Словечко «гуайцзы» так и переводится: «костыль». Считается, что некий Ли Гуан по прозвищу «хромой Ли» когда-то, чертову тучу лет тому назад, первым придумал приделать верхнюю перекладинку к посоху, и таким образом получился гуайцзы. Правда, лично я думаю, что хромоногие китайцы задолго до вышеупомянутого Ли пользовались аналогичными костылями, и заслуга Гуана лишь в том, что он изобрел технику использования гуайцзы в бою.
Само собой, я вооружен не только костылем. В сидоре за плечами помимо бритвенной остроты ножика в ножнах, которым я в том числе и бреюсь, кроме кремневого огнива для разведения костра, котелка, кружки и запаса круп, лежит еще и боевой арбалет «Литл Джо», сделанный в Британии. Увы, «Литл Джо» упакован в разобранном виде.
В поселке остался мощный арбалет «Биг Джо», снабженный прикладом, прицельной рамкой, имеющий автовзвод и автоподачу болтов. Модель «Литл» так называемого «пистолетного типа», то бишь с рукояткой, как у пистолета, без всякой автоматизации, с простеньким целиком. Собираясь жить в тайге долго и счастливо, я сознательно отказался от огнестрельного оружия, дабы избавить себя от проблем, связанных с боеприпасами. Преимущество арбалетов в том, что они стреляют цельнометаллическими болтами, их можно эксплуатировать сколь угодно долго. К тому же болт имеет еще и самостоятельную ценность – при желании я могу использовать его как сякен, то есть взять в руку и метнуть.
И еще у меня на поясе любимое оружие – «кусари». Сиречь цепочка с двумя грузилами на концах. Кусари спрятано под ватником, арбалет разобран, болты и ножик в сидоре, короче – вооружился я более чем нормально для трехдневного перехода, но, за исключением костыля, оперативно задействовать арсенал хрен получится. Ведь я совершенно не рассчитывал на нечаянную встречу с двуногим хищником, шел проведать райское местечко у тихой речушки, расконсервировать домик-пряник, выстроенный дедом, произвести ревизию оставшейся после деда аптеки, сушеных трав и кореньев, посуду помыть, дровишек заготовить, с утварью всякой разобраться, короче – шел, как мирный квартирьер, подготовить место жительства для своего семейства, а вона как оно причудливо вышло-то, иду и чувствую себя дичью, и тяжелый человеческий взгляд прям-таки давит на затылок.
А вокруг – весна! Ранняя, без насекомых, с первыми беременными почками, с последними ошметками снега, с сухим шуршанием под ногами на возвышенностях и хлябью в низинах, с робкой травкой и смелым пением птиц, с ярким солнцем, еще не жарким, но уже теплым. Авитаминозное, но чудесное время года. Преддверие биологического взрыва природы.
Ельник давно остался позади, по краям тропинки вековые сибирские сосны, которые ошибочно называют «кедрами». К дереву кедру, упомянутому в Библии и произрастающему в Палестине, сосна сибирская отношение имеет весьма и весьма отдаленное. Кедром нашенскую сосну обозвали казаки, пришедшие покорять Сибирь под началом Ермака. Тропинка круто сворачивает, и я вместе с ней. И выхожу на полянку размером с площадку для игры в волейбол. И вижу домик посреди полянки типа охотничьей заимки. Этакая избушка на сваях, будто на курьих ножках, стоит ко мне дверцей, к лесу задницей. Свежесрубленная избушка, максимум пара лет от роду. Замедляя шаг, рассмотрел избушку, крутанул головой и замечаю...