Красиво всё же. Может, и к лучшему, что мой пёс бросил меня именно здесь? Глядишь, приживётся у кого-то из местных и будет скакать по полям как сайгак? Главное, пусть из леса путь найдёт...
За этими мыслями я и добираюсь до кухни, едва не наступив на кота, разлёгшегося прямо на пыльной дорожке. Детей не слышно, Галины Антоновны тоже нет, хотя на плите закипает чайник, а рядом дожидается своего часа большая пузатая кастрюля с завтраком. Нагло приоткрываю крышку, и на аромат рисовой каши желудок тут же отвечает урчанием...
- Выспались? - и надо же Антипу Петровичу выползти из своего дома именно сейчас! Когда я тут так беспардонно инспектирую меню!
- Ага, - крышка с лязгом опускается, а я отскакиваю подальше от плиты. Мол, я и не думала ничего трогать!
- Это хорошо. Боялся, что вы городские до обеда спите, а у меня в сарае ещё куча дел.
Хочу спросить каких, но благоразумно закусываю язык. Ничего хорошего в этом сарае не делают: колдуют, прелюбодействуют или как Некрасов - бередят раны несчастных женщин.
- Антип Петрович...
- Да просто Петрович. Меня так все наши кличут, - мужик садится на табурет и разводит колени в стороны, вытягивая обутую в резиновый сапог ногу. И как не сварился в такую жару? - Это я сети ходил расставлять.
Ясно. Жена шаманит, а он, похоже, читает мысли.
- Петрович, можно мне вашим душем воспользоваться? Я если нужно заплачу.
- А ты случаем ничем не болеешь? - он задумчиво пожёвывает нижнюю губу, а я краснею от такой прямоты.
- Нет...
- Тогда, пожалуйста. Только долго не плескайся, скоро супруга моя на стол накрывать будет. И полотенце своё бери, у нас тут не санаторий.
- Конечно, - киваю и едва ли не бегом мчу на водные процедуры. С первого раза отыскиваю нужную дверь и удивлённо обвожу помещение взором. Не знаю, на что рассчитывала, но их уборная меня удивляет: на стенах кафель, унитаз как у людей - керамика - и душевая кабинка вполне себе современная! Разве что напор воды плохой, но для деревни сойдёт. У меня в городе, вообще, рыжая, как кока-кола, так что мне ли возмущаться?
Натираю тело мочалкой и всё поглядываю на дверь. Интересно, по меркам Петровича это "недолго", вообще, сколько длится? Я тут всего пять минут, а за дверью уже слышна возня. Сначала скромно скребутся по дереву, а через мгновение принимаются настойчиво тарабанить.
Да уж видно, что не курорт, даже волосы хорошенько промыть не дали! Быстро споласкиваюсь под тонкой прохладной струёй и наспех обмотавшись полотенцем, высовываю голову из-за шторки. Надеюсь, задвижка на двери выдержит.
- Тёть Вась! - хотя, там Сонька. Ей явно не хватит сил сорвать полотно с петель. И чего с самого утра меня донимает?
- Тёть Вась, папка Макса нашёл! Пошёл с дедом Петровичем козла ловить, а нашёл нашу собаку! Идите скорей!
- Бегу!
Я даже обтереться не успеваю. Натягиваю чистую одежду прямиком на мокрое тело и, на ходу обуваясь, мчу за племянницей.
- Он грязный такой, жуть. Папа говорит, наверное, в нору заполз. А он что правда охотник?
А я почём знаю? Если и так, то я теперь непременно сделаю из него диванного пса. Раскормлю, залюблю, и больше ни в жизнь не отпущу этот тайфун с поводка.
- Вон он, - Сонька придерживает дверь, пропуская меня на улицу, и тычет пальцем под стол, где мой бедолага уплетает молочную кашу. С жадностью, гоняя металлическую тарелку по дощатому полу.
- Ну ты жук, Макс! Кто же так делает, дуралей? - он замирает на секунду и безошибочно находит меня своими счастливыми глазюками. Воняет чем-то жутким, а я всё равно целую перепачканную морду, улыбаясь, когда и он, не отставая, облизывает мои щёки шершавым языком. Как бы я без него жила? И как Верка живёт без Соньки? Я из-за потери собаки места себе не находила, а она добровольно отказалась от дочери...
- Видите, как хорошо всё закончилось. И отдохнули, и собаку нашли. Выкупать бы вам его, - Галина Антоновна присаживается на корточки и, улыбаясь, почёсывает моего малыша за ухом. А он и её руки облизывает. Конечно, после такой-то порции каши! Ему ведь невдомёк, что минут через двадцать его стошнит. - У нас тут озеро в пяти минутах ходьбы. Я вам кусок хозяйственного мыла дам, да тряпку какую-нибудь старую найду, чтоб вытереть...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Что вы! У меня всё есть. И шампунь, и полотенце.
- Во выдумали бабы! Шампунь... Собачий, что ль? Да в озеро его брось и грязь сама отойдёт! - Петрович уже сидит во главе стола и неодобрительно зыркает на свою супругу. - Да и поесть сначала надо, не сдохнет твой пёс, если ещё пять минут грязным походит.
- А я не голодная. Галина Антоновна, а как до озера дойти? - мальчишки едят и отвлекать их мне бы совсем не хотелось. Они с утра такие милые: тихие, спокойные, даже не скажешь, что вчера едва не прибили друг друга прямо на этом месте.
Я цепляю поводок к грязному ошейнику, а хозяйка, чуть склонив голову набок, с мгновенье раздумывает, прежде чем дать мне подробную карту:
- А я провожу. Я уже поела, а эти и без меня справятся! - кивает на своих мужичков и двух девчонок, о чём-то шушукающихся под звон ложек, и уже снимает передник, рукой указывая мне в сторону бани. - Тут идти всего нечего, мы обычно через кусты срезаем.
Хоть что-то хорошее. А то наверняка она это время не упустит - вчера не смогла обработать, значит, сегодня примется доводить дело до конца.
- Природа у нас красивая, правда? - я соглашаюсь, а она всё глазеет на моего пса. - Это что ж за зверь? Что ещё и шампунь для него специальный нужен?
- Что поделать, порода. Но я не жалуюсь, он не даёт мне грустить.
Хотя раньше казалось, что создает лишь одни неприятности: уродует обувь, портит мне аппетит своей печальной вечно голодной моськой, и не даёт отдохнуть, распластавшись по центру кровати. А потеряла и поняла - его роль в моей жизни куда масштабнее, и никакие дублёры с ней не справятся.
- А муж что же? Вроде такой заботливый, - вот опять она за старое. Ещё и смотрит так, что невозможно от этого разговора отмахнуться!
- Заботливый, но заботится не только обо мне. Мы уже год как развелись.
- Господи! А я дура старая, такого тебе вчера наговорила! Ты уж прости... Я ж неспроста, да и не лезу обычно. Просто если вижу, что помочь могу, язык мой впереди меня идёт.
- И что, многим уже помогли?
- Ну как сказать? Достаточно. И невестке своей в том числе. Марина до встречи с Толей четыре года в браке прожила, а забеременеть не получалось. Может, и к лучшему - бывший муж её поколачивал... А когда уже с сыном моим сошлась, через два года сама за помощью обратилась, - Галина Антоновна придерживает рукой ветви кустов, и пропускает нас с Максом вперёд. - От мамы мне этот дар перешёл. Она при жизни отчего только не лечила. Вся деревня её побаивалась, но чуть что, только к ней с хворями и приходили. А я не афиширую... Но если вдруг созреешь, тебя приму. Ты не подумай, денег я не беру, для меня счастливая улыбка женщины, познавшей материнство, лучше всяких благодарностей. Думаешь, мало таких, как ты?
- Как я? - усмехаюсь горько и одёргиваю пса, чтобы перестал тащить меня вперёд.
- Да. Тех, кто уже отчаялся. А ведь все болячки из-за отсутствия веры: в бога, в себя, в природу...
- А я как раз верю, - особенно в себя. - Я просто не создана для материнства...
- Ерунда это. Создана, и мать из тебя вышла бы славная, вон как о племяннице заботишься. Глядишь, и с мужем бы всё срослось. Я тебе травок с собой дам, научу, как принимать...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Не помогут мне ваши травки, - если это, конечно, не дурман-трава. - Ни с материнством, ни с мужем. Наши дорожки давно разошлись.
А тот бред, что он нёс вчера, с наступлением утра потерял надо мной всякую силу. Почти потерял. Не впервой же подставлять уши для навешивания раскисшей переваренной лапши! Сниму её, как делала раньше, и, отряхнувшись побегу дальше. Только теперь в два раза быстрее, ведь Некрасов подобрался уж слишком близко...