вернувшийся из Италии. Но, если возраст у обоих был одинаковый, русский выгодно отличался от сверстника: был на два дюйма выше, сильнее и казался пышущим здоровьем. Красивая русоволосая голова очень ловко сидела на его широких плечах. В каждом движении Анатоля чувствовалась уверенность тренированного мужчины, умелого наездника, настоящего члена жокей-клуба. Одевался он проще, может быть, даже небрежнее, но, взглянув на него, всякий бы понял, как туго у этого молодого человека набит кошелек. Совсем недавно в Париж была привезена картина, написанная по его заказу, - «Последний день Помпеи», и это создало ему славу мецената.
- И что же, вы еще никого не нашли? - спросил Шарль.
- Я недавно в Париже, как вам известно. Но на одном приме я уже видел девицу, которая меня заинтересовала…
- Кто такая?
- Некая Жюльетта Друэ, кажется, актриса.
- Знаю, хорошо знаю эту особу. Черноокая красавица, не так ли?
- Да.
- Советую вам оставить ее. У этой девицы голова забита мыслями о возвышенных чувствах, я в этом убедился.
Всю жизнь знала только негодяев и всю жизнь мечтала о принцах. Она принесет вам слишком много хлопот своей сентиментальностью. Ей подойдете не вы, а какой-нибудь бедный писака.
- Да я, впрочем, так и подумал. Именно поэтому принял приглашение графини де Монтрей. О ней говорят так много, как о красивой женщине.
- Она и есть такая.
- Но из поколения наших матерей.
- Почему же вы ходите сюда до сих пор, если так разочарованы?
- Люблю французскую кухню, мой друг. И люблю это милое приличное общество. Здесь, может быть, немного скучно, но уютно. Кстати, я никогда не видел сына графини. Он не появляется здесь?
Шарль не сразу ответил, прислушиваясь к голосу своего приятеля. Анатоль говорил по-французски гладко, без малейшего акцента, и это всех очень удивляло. Удивительного, впрочем, здесь ничего не было: Демидов всю свою жизнь, с самого рождения, провел за границей и, наверное, русский знал хуже, чем французский.
- Появляется, но очень редко. Эдуард ненавидит приемы.
- Его зовут Эдуард?
- Да, это блестящий молодой человек, один из первых денди. Когда-то он был славным товарищем. Я не дружил с ним, нет, но все же полагаю, что вам, Анатоль, было бы полезно с ним познакомиться. Этот малый очень древнего рода, он может хоть каждый день видеться с Луи Филиппом, но…
- Но не хочет?
Анатоль мрачноватым голосом ответил:
- Какая она мне сестра? Если эта девица мне понравится, я не буду обращать внимания на сплетни о том, что я ей брат.
- Полагаю, очень скоро мы сможем ее перекупить.
- А откуда вы сами узнали о двадцати тысячах? - спросил Анатоль.
- О, это обычная цепочка светских сплетен, - улыбаясь, ответил Шарль. - Мадам д’Альбон видела Эдуарда и Адель вместе, графиня де Монтрей была тотчас же поставлена об этом в известность и, в свою очередь, объяснила, что ее кузен барон де Фронсак сделал это для блага племянника и даже заплатил за это немало денег… У мадам д’Альбон длинный язык, и стоило ей по секрету рассказать обо всем этом одной подруге, как о двадцати тысячах знал уже весь Париж.
Они взглянули друг на друга и оба почувствовали, что оставаться в отеле де Монтрей им не хочется. Это было чересчур приличное место.
- Мне хочется выпить, - сказал Анатоль. - И покутить.
- А мне хочется поехать к девицам.
- Я полагаю, мы легко соединим то и другое. Я успел найти один такой дом на шоссе д’Антен - там и вино, и танцы, и девочки. Поедемте, Шарль. Вы были правы: мы слишком молоды, чтобы быть приличными - это так скучно и от этого так много теряешь.
- Да, не хочет.
Беря своего друга под руку, Шарль произнес, оживляясь:
- Ах, да ведь вы не знаете еще последней сплетни!
- О ком?
- Об Эдуарде и малышке Эрио.
- Это что же, та самая Эрио, которая…
- Да, та самая, чье появление на свет связывают с вашим отцом.
Анатоль криво усмехнулся. Он помнил это странное семейство, которое наблюдал во Флоренции: восхитительная Гортензия, любовница старого князя, и десятилетняя неловкая девчонка, ее дочь. Кажется, Ад ель…Он знал, что они теперь в Париже, даже успел кое-что услышать о них, - то, в частности, что Гортензия продолжает вести тот же образ жизни, что и прежде, - и, по правде говоря, иногда у него мелькала смутная мысль: было бы интересно посетить этот дом. Он не сделал этого, потому что желание было не слишком сильным. Слова Морни вызвали у него любопытство.
Герцог продолжал:
- Эдуард так увлекся этой девчонкой, что купил у матери за двадцать тысяч франков.
- Позвольте, позвольте! Разве эта девчонка стала красива? Я знал ее в детстве: она была сущая пигалица.
- Вы смотрели на нее с безразличием, Анатоль. Вам тогда нужны были не такие, как она. А сейчас эта девица стала хороша как ангел. Изумительно красива.
- Вы видели ее сами или говорите с чужих слов?
- Видел ее сам на площади Звезды. Представляете, Эдуард открыто появляется с ней в обществе.
- Настолько увлечен?
- Его не трудно понять. Она способна свести с ума любого. Это такая смесь невинности и чувственности, что… - Шарль не договорил, опуская лорнет. - Ах, черт возьми, вот кого я охотно уложил бы в свою постель! Если вы видели мать, то знайте: дочь в десять раз более красива!
- Ну, в это уж трудно поверить.
- Можете взглянуть сами. Впрочем, ведь она, кажется, сестра вам?
Анатоль, не отвечая, посмотрел на приятеля.
- Ну, если так, то я вам не завидую, - сказал Шарль. - Сестра, пусть и сводная, - это, мой дорогой, священно.
13
Дождь застиг их внезапно. За считанные минуты летний день потемнел, гигантская туча надвинулась с севера и заслонила солнце, мрачные тени легли на улицы, даже воздух стал, казалось, коричневым. Потом небо словно разверзлось: дождь хлынул потоками, упругими мощными струями. Тротуары, дома, вывески мгновенно были мокры, от все новых капель пузырились лужи. Повеял сильный прохладный ветер, и Адель с Эдуардом, вбежав под крышу одной из лавок, видели, как дождевые струи косят то влево, то вправо. Иногда ветер вообще распылял их на мириады капелек, которые брызгами летели в лицо.
- Чего