Читать интересную книгу Вексельное право - Георгий Лосьев

– Теперь – о частностях, – сказал я, выслушав демидовский рассказ. – Вот, например, эта «Бетси» или «Жанна»: какова их функция?

Демидов слегка улыбнулся.

– Девочки-то? Это – наркотики для клиента. К тому же в данном случае «Бетси» была поручена ответственная роль: напоить Макара до положения риз, обшарить жилище и сделать вывод – на какой крючок насадить «живца». Чемоданчик с царскими деньгами девочка нашла в платяном шкафу и поняла – проницательная! – что эта штука притягивает: все старые дураки надеются на реставрацию. Между тем, позволю себе заметить, ваши большевики говорят правильно: «все течет, все изменяется».

– Да… «психология»!.. А кто же звонил в трест, что банк задерживает выдачу денег?

Демидов в удивлении откинулся на спинку стула.

– Так я и звонил! Между прочим, звонил именно из банка, на людях, даже в присутствии двух милицейских. И никто, зная, что банк оплачивает без ограничений, никто не вмешался, не поправил меня. Кому какое дело?.. Кстати, – наклонился он ко мне, деликатно кашлянув в кулак. – Порекомендуйте следователю выяснить, почему этот идиотский трест льна и пеньки взял за правило посылать кассира без охраны? Следует взгреть за подобную глупость… Ну-с, чем еще изволите интересоваться?

– Скажите по совести, Демидов, вы настоящий Демидов, князь Сан-Донато?

– Да, настоящий. Потомок тех самых Демидовых, и на сей раз играл под своей настоящей фамилией. Ну-с… А что касается княжеского титула, то он ведь не жалованный, не родовой, а купленный еще прапрадедом, и не потомственный. Так что я по-настоящему из самых доподлинных купчишек, а вот реквизит мой вправду подлинный, демидовский, в том числе и бриллианты. Они были вывезены из Франции кем-то из предков, но их украли, и фирма ТЭТА – слыхивали про такую? – изготовила дубликаты драгоценностей из фальшивых камешков. Я и пустил в мир легенду о военной добыче Цибульского. Это оказалось куда убедительнее, нежели правда. Это же романтика!.. – закончил со вздохом князь Сан-Донато, Лицо его чуть посерело. – Ну-с, ежели я больше вам не нужен, отправьте меня на отдых: устал я…

ЛЮБОВЬ И МЕШКОТАРА

Шел тысяча девятьсот тридцать первый год…

Однажды секретарь Крайрозыска принес мне пухлое дело. «О хищении мешкотары кладовщиком конторы Заготзерно Свиридовым П. И.», – прочитал я безо всякого интереса. Всего-навсего статья 162, п. «д» Уголовного Кодекса.

– На доследование, – сказал секретарь. – Начальник велел предупредить: очень серьезное дело. Так что благодари за оказанное доверие и – начинай срочно.

– Мешкотара – серьезное? Что вы, оба – не выспались, что ли?

– Мое дело маленькое. Расписывайся! А между прочим, краевой прокурор интересуется.

– Гм… Не было печали!

Какой следователь любит «чужие дела»! Да еще с надзорным производством в прокуратуре. Кто-то напортачил, а ты, изволь, отдувайся за чужой грех.

На обложке первого тома – лиловый штампик: «Арестантское».

– Один человек в домзаке. Зачислили за нами…

– Спасибо!..

– Не на чем! Читай себе на здоровье! – И секретарь ушел.

Нехотя я стал перелистывать двухтомник. Добрался до обвинительного заключения:

«…На основании изложенного гражданин Свиридов Петр Иннокентьевич, рождения тысяча восемьсот девяносто восьмого года, имеющий низшее образование, беспартийный, женатый, ранее, со слов, не судимый, обвиняется: в том, что, состоя в должности кладовщика базисного склада Заготзерно, систематически расхищал имевшуюся у него на подотчете мешкотару и таким образом похитил всего…»

Ого! Две тысячи мешков! А, впрочем, что такое – две тысячи мешков? Две тысячи по четвертаку, по двадцать пять копеек – «казенная» цена – это пятьсот рублей. Ну, допустим, сплавил по базарной цене – сорок копеек мешок, – тогда восемьсот. Зарплата кладовщика, материально ответственного, триста рублей.

Охота же администрации Заготзерно возбуждать уголовное дело! Начет на зарплату, иск – и вся недолга. Подумаешь, мешки! Взыскали бы стоимость, выгнали воришку, и дело с концом. А теперь, изволь, копайся!..

На последнем листе печать краевого прокурора и резолюция:

«Направить в УР для доследования. Тщательно выяснить социальное происхождение обвиняемого Свиридова, его связи, знакомства прежде и в настоящее время; умонастроения».

Подумать только: «умонастроения»! А в анкетных данных протокола допроса записано: «образование – два класса начального училища»…

Обыкновенный, малограмотный недоучка.

Ба! Да ведь и недостача-то по складу погашена: к делу приобщена квитанция о внесении в кассу пятисот сорока трех рублей. Чего это начальство так взъелось на этого воришку?

Вызвал Свиридова из тюрьмы. И удивился.

Каждая профессия оставляет свой отпечаток на внешности человека. Кладовщик в те времена – это обычно такой живчик средних лет с начинающимся брюшком и низкорослый. У него бегающие глазки и точно рассчитанные движения, и всем своим видом он как бы спрашивает: «Ну-с, что требуется? О чем пойдет речь?» Это – один тип. И второй – флегматичный, безбородый старикан с ревматическими пальцами, перепачканными химическим карандашом, и в очках, скрывающих глаза, уже выцветшие от долгой, но бессодержательной жизни.

Но Свиридов не походил ни на того, ни на другого.

Передо мной стоял чисто выбритый, высокий брюнет, красавец с густыми вьющимися волосами и черными подстриженными усиками: видать, и в тюрьме следит за собой. Глаза его смотрели на меня прямо и внимательно, не было в них ни обычной настороженности, ни угодливости.

– Садитесь, Свиридов! Ваше дело обращено на доследование и поступило ко мне.

– Знаю…

– Я не в восторге от нашей встречи. Как это вас угораздило? Уж если падать, так с высокого коня, а вы…

– А я не падал. Ни с «высокого», ни с «низкого»…

– Как это понимать? Не признаете себя виновным?

– Как вам сказать… Прочитайте на листе дела сто первом… Вот-вот, здесь…

«…Использование мешкотары на складе носило обменный характер. К нам приезжало много колхозников и на складе всегда вертелось множество сторонних людей, особенно весной и осенью. При отсутствии в Заготзерне контрольно-пропускной системы похитить тысячу и более мешков не составляло особых затруднений…»

– Так! Следовательно, не признаете себя виновным? Спрашивается: зачем же вы уплатили стоимость недостачи – пятьсот рублей с лишним? Если уже следовать логике, оплата – есть признание вины.

– Деньги не я внес, а моя жена, без моего согласия. Вы взгляните на квитанцию – там не моя фамилия…

Да, правильно: деньги уплатила Е. Логинова.

– Вы что ж, с женой под разными фамилиями живете?

– Да. Она под девичьей.

– А почему?

– Ну, это к делу никакого отношения не имеет.

– Хорошо-с! Вернемся к началу. Что вы хотели сказать еще по поводу признания или непризнания виновности?

– Как советский человек, считаю себя немного виноватым.

– В чем же?

– В недосмотре. Не догадался настоять перед начальством на организации контроля за отпуском и приемкой мешкотары. Вот если вы меня привлечете по сто одиннадцатой, то есть за халатность, вину свою признаю. Хочу предложить компромиссное решение: вы привлекаете меня не по сто шестьдесят второй, а по сто одиннадцатой, я признаю себя виновным. Музыка играет туш, и народный суд воздает мне по заслугам, а вас начальство увенчает лаврами… Ну, что скажете, гражданин инспектор? – Свиридов с веселой издевкой глядел на меня. – Между нами: дело выеденного яйца не стоит. Это все – принципиальность краевого прокурора: я нагрубил старику при тюремном обходе. А так – сами понимаете…

Все это походило на какую-то сделку. Ведь преступник часто готов вставить голову в петлю поменьше, чтобы не быть захлестнутым большой петлей.

– Прокурор интересуется вашей биографией, – ответил я уклончиво. – Прежде всего я должен выполнить указания прокурора.

– А… а! Ну, здесь у меня все в порядке. Известно многим: сам – рабочий, сын рабочего, внук рабочего и правнук рабочего…

– Доказывайте!

– Нет ничего легче: при деле имеется пакет с моими документами личного права – куррикумом витэ. Вскройте и убедитесь.

В пакете была старенькая истрепанная метрика, из которой следовало, что отец и мать новорожденного, нареченного Петром, происходят из крестьян и являются рабочими какой-то путевой дистанции Сибирской железной дороги. Были и еще документы. Получалось – рабочий класс.

– Хорошо, назовите адреса ваших знакомых, приятелей, друзей.

Он назвал десятка полтора. Тут были и беспартийные, и комсомольцы, и два-три коммуниста из числа колхозников, приезжавших в Заготзерно.