Она сейчас мать. Болезненно-бледная и уставшая мать. Не любовница, не стерва, которая спит с чужим мужем, а мать.
— Как там Макар, — раздается вежливый равнодушный голос Славы, и я вздрагиваю.
— Амнезия, — шепчу я.
— Бывает, — отвечает Слава и замолкает.
Смотрит на Лену и детей отстраненно и спокойно.
— Вы хотите что-то сказать? — замечает мой взгляд.
— Я вас не понимаю.
— А я вас, — косит на меня взор, — но вы в выигрыше. Вас больше и вам не надо притворяться такими, как …
— У вас были мысли об убийствах?
— А у вас? — улыбается.
Я думаю, что он тоже понял, из-за кого Макар в больнице оказался.
— Я иначе отношусь к этой теме, — щурится. — Я знаю, что убивать нельзя, потому что это... установка и закон. И меня никогда не накроет та ярость, которая затмит разум.
Тут нас замечает Лена, в глазах проскальзывает тень, и она поджимает губы.Девочке и мальчик машут руками Славе с улыбками, и тот в ответ тоже поднимает руку.
— А Лена…
— Ее ждет долгое восстановление, но прогнозы хорошие, — спускается по ступенькам, оглядывается, держит паузу и говорит, — нашим детям не обязательно быть в курсе происходящего.
— Что? — недоуменно моргаю я. — Вы считаете, что я могу сейчас подойти к вашим детям и…
— Некоторые люди поступают необдуманно на эмоциях и могут желать сделать больно другим. Я не улавливаю в этом логики, но и меня мало, кто понимает.
— Это правда, — медленно киваю я. — И какова вероятность того, что Лена будет разочарована вашим равнодушием к ее... поступкам?
— Почему?
Выйти замуж за человека, который не понимает элементарных вещей и не способен на громкий скандал с ревностью, обидой и оскорблениями.
— Папа! — кричит сын Славы.
— Иду, минуту, — тот щурится на меня, — у меня нет потребности обнимать детей, но я это делаю, потому что это важно для них и для их развития. Хотите сказать, что для моей жены я должен сыграть ревность?
— Может быть, — неуверенно отвечаю я и хочу сбежать.
— Подумаю над этим, — продолжает путь, спрятав руки в карманы.
Дети обнимают Славу, а он улыбается в ответ, целует их в макушки, заглядывает в глаза и о чем-то расспрашивает И он отлично разыгрывает “нормального” отца, который рад встрече с сыном и дочерью.
Наши с Леной взгляды встречаются. Она искала в интрижке с Макаром того, что ей не хватало с мужем? Или же она пошла на измены в подсознательном желании встряхнуть супруга, добиться от него эмоций и боли, которая стала бы для нее доказательством его любви?
— Жуткий тип, — на крыльцо выходит Юра и ковыряется в зубах спичкой. — Такой на лоскуты порежет и рука не дрогнет. Если понадобится операция, то к нему пойду.
Перевожу удивленный взгляд на него.
— Что? — вскидывает бровь. — Его ведь и не запугать ничем. Я лично восхищен.
— Серьезно?
— Да, — отбрасывает зубочистку. — Для меня следующая ступень эволюции человека.
— Следующая и последняя.
— Этот бы амнезию не поймал, — цыкает Юра. — И вопросы бы странные мне не задавал.
— Какие?
— Любил ли он жену, — хмыкает и косит на меня взгляд. — Если бы ты его по голове огрела сковородкой, я бы все понял, но ты же…
— Хватит, — медленно выдыхаю я.
Все вокруг знают что я чокнутая истеричка, которая отправила Макара на больничную койку.
— Он не любил меня.
— Но вряд ли был равнодушен, — лицо Юры искажает жуткая и кривая улыбка. —И именно неравнодушные мужики порят лютую чертовщину.
— Он. Не любил. Меня, — повторяю фразу по четким и твердым словам. — И надеюсь, вы так ему и ответили.
— Нет, я сказал, что ваш брак ему невыгоден. С какой стороны ни посмотри. Без обид, Уля.
— Да какие тут обиды, — массирую переносицу в попытке прогнать головную боль.
— Мне самой стоило задуматься о выгоде в нашем браке.
— Умная мысля приходит опосля.
Обмениваемся взглядами. Юра — насмешливым, я — усталым. Может, попросить его о помощи в вопросе развода, но он же потом меня скрутит в бараний рог. Перед такими людьми, как Пастухов, нельзя быть в долгу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Покидаю Юру, который зевает, с интересом наблюдая за Славой и его семейством. Я должна сама разобраться в своем браке.
Петляю по коридорам и выхожу в холл. Чувствую спиной тяжелый взгляд и оборачиваюсь. Рядом с молчаливым свекром шагает Макар и оправляет пиджак из тонкой серой шерсти за лацканы, разминая шею. Гладко выбрит, спина — прямая, глаза — черные угли. Лицо стало еще жестче и резче, будто его высекли из камня.
Макар сует руку в карман пиджака, выуживает обручальное кольцо, которое с него сняли при госпитализации, и, не разрывая со мной мрачного зрительного контакта, надевает его на безымянный палец правой руки.
И тут до меня доходит, что я сама так и не сняла кольцо, и сейчас оно жжет кожу, будто тонкая полоска раскаленного металла. Истерики, слезы, крики, нож в крови, а об обручалке забыла…
— Село, как влитое, — усмехается Макар, пренебрежительно взглянув на свои пальцы, и размашисто шагает мимо.
— Поехали, милая, — свекр приобнимает меня за плечи и неторопливо ведет к дверям. От него несет сигаретами.
— Я уже не могу тут находиться.
Глава 38. Очаровательна
Я удивленно замираю в дверях столовой. Я спустилась посреди ночи, чтобы выпить воды, а за обеденным столом, который завален бумагами, расположился сердитый Макар и какой-то щуплый молодой мужчина, похожий на цаплю в очках. Он пьет кофе и молчит, пока мой муж перебирает документы и хмурится.
— Я не вижу никакого смысла в реструктуризации — Макар раздраженно отбрасывает бумаги, и зло смотрит на гостя. — Я бы в себе, кода на это согласился?
Гость молча делает глоток кофе.
— Ты можешь объяснить, какого черта за эти три года произошло?
— вы меня уволили, Макар Витальевич. В аккурат три года назад, поэтому я затрудняюсь ответить, чем вы руководствовались.
— Почему я тебя уволил?
— Просто уволили.
— Я просто никого не увольняю.
— Я могу вызвонить вашего нынешнего помощника.
— Он уже был тут, — цедит сквозь зубы Макар. — Почему я тебя уволил?
Точно. Я помню эту цаплю в очках. Вечно бегал туда-сюда, весь дерганный, с мешками под глазами, нервный и литрами кофе пил. Владимир. Точно. Пару раз пересекались в столовой, в лифте, на кухне у кофемашины. Я еще недоумевала, почему он ходит в общую кухню, когда у Макара есть своя. Тогда я предположила, что Владимир отдыхает от шефа среди остальных коллег.
— Привет, — говорю я, и Владимир переводит на меня удивленный взгляд.
— здравствуй, Ульяна.
Да, и он всегда говорил здравствуй. Это тоже меня забавляло. Все к нему с “приветами“, ‘добрыми утрами", а он - “здравствуй” в ответ.
Макар смотрит на меня, затем на Владимира, потом опять на меня и вновь на Владимира. Приподнимает бровь, и его бывший помощник делает очередной глоток и сверлит стену напряженным взглядом.
— Просто уволил?
— Ага.
— Уля, чего ты хотела? — Макар поднимает на меня взгляд, который я игнорирую.
— Как ты?
Это так странно встретить кого-то из своей прошлой жизни, в которой у меня были коллеги и работа.
— Женился, — отвечает Владимир, и Макар щурится на него. Отставляет кружку. —Жена вот скоро родит.
— Блин, поздравляю, — сажусь и заглядываю в его лицо.
— А ты как?
Я лишь улыбаюсь в ответ, потому что теряюсь от его вопроса. Несколько секунд молчания, и я шепчу:
— отлично.
— Так же отлично, как когда на тебя глава отдела кричал без повода?
Кстати, да. У меня тоже всегда всё было отлично, когда на голову валились отчеты, недовольство и истерики менеджеров, заместителей и мелкого начальства.
— Я думаю тебе пора, Вова, — тихо и холодно говорит Макар. — К беременной жене, а то она, наверное, волнуется и переживает.