Ильза рассмеялась неожиданно звонким, счастливым смехом.
– Нет, мой мальчик, твое состояние в надежном банке, не беспокойся. Только женись с умом, не спеши.
Он с трудом сдержал рвущийся из груди всхлип, притворно закашлялся. К прощанию с матерью Макс готовился уже целый год, зная, что этот день стремительно приближался. Он завидовал тем, чьи родители погибли в катастрофе, ведь гораздо легче прощаться с хладным трупом, чем с улыбкой смотреть в глаза наступающей смерти.
Макс вздохнул и призвал на помощь несгибаемую стойкость, о которой ему всегда говорила бабушка.
– Перед смертью мать должна увидеть любимое лицо сына, – настаивала Ангелика. – Пойди, обними ее на прощание, улыбнись. И не плачь, Ильза не любит слез.
Макс поглядел на мать и лукаво улыбнулся.
– Кстати, о женитьбе. Я все собирался тебе сказать, что моя новая подружка – негритянка. – Он увидел ошеломленное лицо матери и рассмеялся. – Мам, я пошутил.
– Но ты же с кем-то встречаешься?
– Да, – кивнул он и солгал: – Ничего серьезного, мимолетное увлечение.
На самом деле он очень любил Клер… а потом выяснилось, что она ему изменила.
– Прости, я не нарочно, – рыдала Клер, когда Максу стало об этом известно. – Я даже не знаю, почему я согласилась поехать с ним на выходные. Ты все время оставляешь меня одну, уезжаешь в свою Лозанну. Мне скучно, понимаешь?
Еще совсем недавно Макс представлял себе, как сделает Клер предложение, как они будут жить в Швейцарии, отдыхать в Провансе, приезжать в Париж… Измена любимой девушки глубоко ранила душу, истерзанную ожиданием смерти матери. Впрочем, сейчас он осознал, что они с Клер совсем не подходили друг другу: девушка любила веселые компании и бурные вечеринки, а Макс предпочитал тихие уголки и неторопливые беседы. Он всегда был склонен к созерцанию и глубоким размышлениям. Вдобавок, Клер отговаривала его от поисков отца.
– Какая разница, кто он? – со смехом утверждала она. – Даже если ты все о нем выяснишь, это ничего не изменит.
Теперь Макс понимал, что Клер была неправа. Он знал и любил мать, она всегда была надежной опорой, без нее он чувствовал себя неприкаянным. Любые сведения об отце – кто он, каким он был – поддержат и помогут Максимилиану укрепиться в неведомом бурном океане жизни. «Не покидай меня, – с мольбой подумал он, глядя на изможденное лицо матери. – Я не могу жить без тебя…»
– Ах, значит, о свадьбе речи нет? – спросила мать, прерывая мрачное раздумье сына.
– Нет-нет, – запротестовал он. – Мне еще рано.
– Макс, тебе двадцать четыре года. Ты жених завидный, особенно в Швейцарии.
Действительно, желающих породниться с Фогелями было много. Каждое лето Макса знакомили с чередой хорошеньких девушек, матриархи состоятельных семейств регулярно навещали Ильзу и интересовались ее сыном.
– Знаешь, мам, вот назло всем я женюсь на какой-нибудь селянке-австралийке, – рассмеялся он.
– Если честно, будет лучше, если ты женишься на чужестранке. Держись подальше от всех этих светских девиц из Вены и Женевы.
– А ты почему замуж не вышла? Нет, не за моего отца. Были же у тебя поклонники?
– Да, но они меня не интересовали. Кстати, хорошо, что ты упомянул об отце, – вздохнула она и сняла крышку с коробки из-под обуви.
Макс вздрогнул от неожиданности: мать никогда не упоминала о таинственном отце.
– Ты всегда говорила, что даже имя его забыла! Что ничего о нем не знаешь!
Ильза с любовью посмотрела на сына.
– А еще я говорила, что ты появился на свет по случайности – пусть по счастливой, но случайности. На самом деле, ты – мой чудесный подарок. Ты помог мне не сойти с ума… – произнесла она, и глаза ее затуманили воспоминания.
– А как же безумие войны, безудержный порыв головокружительной страсти, мимолетное увлечение? – настаивал Макс.
– Ты залечил мои душевные раны, – вздохнула она.
– Что все это значит?
– В этой коробке хранятся письма от человека, который…
– От моего отца?! – ошеломленно воскликнул Макс. Ильза кивнула, отведя глаза и неуверенно перебирая содержимое коробки.
– Но ты… – начал он и запнулся, не зная, что сказать дальше.
– Прости, сын. Я солгала тебе, а теперь прошу прощения. У меня были веские причины…
– Причины? – Он едва не задохнулся от возмущения и пристыженно умолк, заметив слезы в глазах матери. Ильза никогда прежде не плакала, не терзала себя, не жаловалась, а сейчас огорчилась из-за боли и страданий, причиненных сыну. Он часто спрашивал об отце, но выслушивал лишь уклончивые ответы и невнятные объяснения, из-за чего у юноши сложилось впечатление, что своим рождением он обязан порыву мимолетной страсти во время вечеринки, когда мать, забыв о врожденном благоразумии, поддалась минутному влечению. На самом деле Макс не мог себе представить, что мать не совладала со своими чувствами.
– Прошу тебя, не плачь, – ровным голосом произнес он. – Объясни мне, что заставило тебя пойти на ложь?
– Ты с детства отличался неимоверной гордостью и чувством собственного достоинства, всегда обладал навязчивым желанием докапываться до самой сути. Мне хотелось, чтобы тебе хватало только меня, но ты не унимался, ты жаждал выяснить, кто твой отец.
– Неправда! – слабо запротестовал он, сознавая справедливость материнского укора.
– Я очень боялась, что ты его возненавидишь.
– За что? – удивленно спросил Макс.
– Не спеши, – попросила она, отводя глаза. – Я не хотела, чтобы ты знал о его существовании. Ты был слишком опрометчив, легко мог решить, что он не питает к тебе интереса. Твой отец – сложный, противоречивый человек, его трудно понять. Мне было легче, когда о нем не знал никто: ни ты, ни мои родители. Нельзя судить его за то, что он меня оставил.
– Но он нас бросил!
– Нет, мальчик мой, он не догадывался о твоем существовании. Он бы тебя очень любил.
– Ты ему не сказала?!
– Я не могла с ним связаться, – призналась она, с тоской глядя в окно. – Он был на фронте.
– Он погиб? – с ужасом спросил Макс.
– Да, – ответила Ильза. По впалым щекам заструились слезы, хрупкие плечи вздрогнули. Она утерла глаза краешком простыни и взяла себя в руки. – Я узнала об этом только после войны.
Макс удивленно посмотрел на коробку и тяжело сглотнул.
– Письма от отца… – недоверчиво выдохнул он, дрожа от непонятного возбуждения. Наконец-то он узнает имя этого храбреца, обретет еще одну опору.
– Он всего пару раз присылал мне весточку. Вот это письмо, из Парижа, писалось несколько месяцев, как дневник. Он погиб через день после последней записи.