Взглянув в темное ночное небо, она рассеянно подумала, что ждет ее за входной дверью: ласковый, заботливый муж или враждебно настроенный демон, овладевший Джоном за много лет до их знакомства и сейчас снова очнувшийся от долгой спячки. Как ни странно, муж держал себя в руках в присутствии экономки, которую наняла семья Джона, чтобы дать Джейн возможность уделять время на свои нужды. Все знали, что Джейн многим пожертвовала ради мужа – своей независимостью, карьерой и даже мечтами. Единственной отдушиной были еженедельные посещения лондонских музеев и картинных галерей. Иногда казалось, что Джейн поддерживают только эти пятничные вылазки в Лондон. Впрочем, она, как и многие другие женщины, почти примирилась со странной жизнью, полной меланхоличного уныния, привыкла к необходимости заботиться о муже, травмированном войной.
Она подняла воротник пальто, плотнее укуталась в шарф, засунула руки в карманы и вышла на площадь Пикадилли-серкус, залитую светом неоновой рекламы. «Жевательная резинка «Ригли» – вкусно, полезно, освежительно». Хм… Освежительно? Есть такое слово? Джейн раздраженно покачала головой и прошла мимо ювелирного магазина «Саки энд Лоуренс». В далекое счастливое время, когда Джон только начал ухаживать за ней, они гуляли по Лондону и остановились у этой витрины, разглядывая роскошные украшения. Он исхитрился выпытать, какое кольцо нравится Джейн, и через месяц сделал предложение, вручив ей то самое кольцо, с темно-синим сапфиром и бриллиантами. Она согласилась, задыхаясь от любви, счастья и смеха: Джон, как положено, опустился на колено в росистую траву, и его брючина насквозь промокла. Теперь головокружительная влюбленность сменилась покорным чувством долга, желанием спасти и мужа, и себя от ран, нанесенных войной. На противоположной стороне площади призывно мигала реклама сигарет «Плейерс». Внезапно Джейн потянуло закурить, хотя она уже давно бросила – сразу после свадьбы. Она очень хотела детей, и золовка предупредила ее, что с курением лучше покончить.
Джейн отвела взгляд от красочных рекламных призывов и задумалась, когда именно примирилась с тем, что вряд ли испытает радость материнства. Ей не хотелось воспитывать детей в напряженной атмосфере постоянной резкой смены настроений мужа.
Джейн перешла дорогу и направилась к остановке, где собралась длинная очередь пассажиров, ожидавших автобуса в Баттерси.
Прохожие торопились к родным и близким: кто к жене, любовно приготовившей ужин; кто к сыну или дочери, прочесть сказку на ночь; кто к другу или подруге, успеть на последний сеанс в кинотеатре или на кружку пива в пабе; влюбленные пары спешили украдкой обменяться поцелуями или провести страстную ночь в гостинице… Джейн завидовала тем, кого ждала встреча с любимыми людьми в конце пути.
У нее остались только воспоминания, но демон, овладевший ее мужем, грозил уничтожить и их.
Джон всегда любил свою жену, с того самого дня, когда они впервые обменялись смущенными улыбками в Национальной галерее, у картины Веласкеса «Венера с зеркалом». Джейн, пораженная контрастом алого бархатного занавеса и бледной, гладкой кожи, удивленно воскликнула, обращаясь к незнакомцу, стоящему рядом:
– Ах, она такая непринужденная, она так уверена в себе!
Мужчина задумчиво склонил голову и внимательно посмотрел на изображение обнаженной богини.
– Как вы думаете, почему?
От неожиданности Джейн замялась: она ожидала шутливого замечания, а не глубокого философского вопроса.
– Наверное, от удовлетворения. Моя золовка утверждает, что полностью прониклась уверенностью в себе в тот день, когда родила первенца, – помолчав, ответила она. – Вот и здесь, Венера гордится и наслаждается наготой, зная, что исполнила свое высшее предназначение – произвела на свет сына, Купидона.
Джон – тогда она еще не знала, как его зовут – кивнул и взглянул на нее.
– По-вашему, все женщины хотят детей? Даже богини?
– Не знаю… – Она пожала плечами. – Наверное.
Он снова задумчиво уставился на картину, и Джейн украдкой посмотрела на собеседника: симпатичный, среднего роста, широкоплечий, но худощавый. Короткая аккуратная стрижка, волосы слегка набриолинены и зачесаны на пробор. Незнакомец повернулся к Джейн и окинул ее внимательным взглядом серых глаз.
– Вы здесь часто бываете? – спросил он.
– Стараюсь почаще. Я люблю музеи, дважды в год прихожу.
– Она прекрасна, – сказал он, разглядывая Венеру. – Так и хочется к ней прикоснуться.
– Она любит и любима, – заметила Джейн.
– А у вас дети есть?
– Нет, – улыбнулась она. – Для этого надо сначала встретить подходящего человека…
– Считайте, что это случилось, – заявил он. – Меня зовут Джон Каннель.
Она расхохоталась.
– Очень по-французски звучит.
– Вы правы.
Она протянула ему руку и представилась:
– Джейн Эплин.
– Миссис Эплин? – уточнил он с улыбкой.
– Mademoiselle, – шутливо поправила она.
– В таком случае, Джейн… Вы не возражаете, если я буду называть вас Джейн?
Она покачала головой.
– Итак, Джейн, теперь, когда с формальностями покончено, позвольте мне пригласить вас в «Риц»… на чашку чая.
Их дружба быстро переросла во влюбленность. Джон покорил Джейн своей заботливостью и вниманием, щедростью и необыкновенным чувством юмора. Он встречал ее после работы – Джейн была модельером в одном из лондонских домов моделей – и водил в театр, на ужин или в кино. Позже выяснилось, что Джон, выходец из семьи торговцев бакалейными товарами, сражался в рядах Восьмой британской армии в кровопролитной битве за Рим.
– Тебя ранило? – спросила Джейн, заметив, что Джон прихрамывает. – Ты никогда об этом не говоришь.
– Мне больше нравится говорить о нас, – ответил он.
Джейн с запозданием сообразила, что с самой первой встречи он уклонялся от разговоров о войне. Теперь, когда они познакомились поближе, она решила вызвать его на откровенность.
– Знаешь, по-моему, опыт прошлого очень важен. Я до сих пор о тебе почти ничего не знаю, а тебе все известно обо мне. Ты доблестно сражался на фронте, защищал родину…
– Я не хочу говорить о войне, – заявил Джон. – Мне слишком больно…
– Понимаю. Но если бы ты…
– Не лезь! – раздраженно воскликнул он и тут же испуганно схватил ее за руку.
На них удивленно глазели посетители ресторана при магазине «Фортнум и Мейсон», привлеченные неожиданно громким выкриком.
– Прости, любимая, – повинился Джон. – Мои друзья погибли в боях, я забываю о приличиях.