Читать интересную книгу Расширение прав и возможностей женщин в России - Джули Хеммент

при поддержке европейского гранта. Кроме меня присутствовали еще шесть человек: это были исключительно женщины, представительницы местных общественных групп. Все мы уселись вокруг большого стола для переговоров, и сессия началась. Я расслабилась, потому что формат участия был партиципаторным, знакомым мне по мастер-классам в магистратуре и в некоммерческих организациях. Каждая из нас должна была представиться. Я сказала, что являюсь антропологом, провожу исследование по женским группам и развитию гражданского общества. Марина была директором кружка книголюбов. Еще одна молодая женщина представляла организацию борьбы с алкоголизмом под названием «Трезвость». Юлия пришла от клуба защиты бездомных животных. Виктория сказала, что ведет семинары по правам человека. Юля работала дневной няней. А Тамара представилась как член своей зарождающейся женской группы «Современница».

Темой семинара было партнерство в третьем секторе. Речь шла о партнерстве внутри сектора, то есть о том, как общественные организации могут работать друг с другом и находить других союзников в СМИ, бизнесе, законодательных и других органах власти. Стиль проведения семинара был мягким и уважительным. В презентации Виктор использовал рассказ от первого лица («я»), он часто приводил примеры из собственной работы в музее Владимира. Он уговорил участниц поделиться своим опытом и идеями. Мы начали с коллективного обсуждения качеств и поведения, идеально подходящих для ведения переговоров. Вместе с Виктором, который искусно нас направлял, мы создали два списка, которые он написал маркером на доске. В список, озаглавленный «Всегда да», мы внесли: чуткость, пунктуальность, гибкость, способность внимательно слушать. В списке под заголовком «Никогда» было: опаздывать, плохо себя вести, делать предположения о ком-либо на основании национальности / семейных проблем / места проживания. Мы некоторое время поразмышляли над этим, а затем Катя предложила модель для рассмотрения – пирамиду. Это, как оказалось, было ключевым аспектом их метода. Манера проведения была типичной для западных мастер-классов: Катя объяснила нам принцип пирамиды. «Пирамида может помочь нам выбрать партнеров, – сказала она. – Если мы хотим работать, например, с городской Думой (законодательным органом), нам нужно понимать, как она работает и как принимает решения».

После перерыва на чай с печеньем сессия закончилась игрой. Виктор разбил нас на пары. Мы должны были обсудить определенные вопросы. Как выбрать партнера? Что партнеры могут нам предложить? Что мы можем предложить партнерам? Затем мы поделились своими идеями с Виктором, и он записал их маркером на доске. До этого момента женщины были уступчивыми, вежливыми, прилежными и относились друг к другу уважительно. Институт был привычным местом для некоторых из них, они посетили здесь множество семинаров; эти женщины стремились продемонстрировать владение терминологией и быстро находили примеры в соответствии с заданиями. Но в конце все начало разваливаться. Составлять обширные списки пожеланий труда не составило (деньги, компьютеры, офисные помещения), но когда дело дошло до реального взаимодействия, участницы зашли в тупик. «Мы им не нужны», – сердито пробормотала мне моя напарница Вера. Услышав столь негативное утверждение, Виктор мягко покачал головой и написал на доске красными буквами слово «имидж». «Политики должны создать себе имидж, – сказал он нам, – чтобы хорошо выглядеть в глазах общества. Вы можете предложить им возможность оказать вам поддержку»[73].

На обратном пути домой я задумалась над этим опытом. Я чувствовала, что после семинара я стала лучше понимать, зачем нужен третий сектор. Трехсекторная модель говорит, что все три сектора сосуществуют гармонично. Третий сектор, пространство гражданских инициатив, может рассчитывать на поддержку и признание со стороны двух других (власти и бизнеса). Согласно этой логике, третий сектор является хранилищем человеческих ресурсов, кладезем навыков, опыта и энергии, и поэтому государство заинтересовано опираться на него. Таким образом, участие в третьем секторе предлагает достойную роль. Субъект третьего сектора уже не находится в положении просителя, принимающего блага от патерналистского социалистического государства. Это профессионал, ведущий переговоры о заключении договора на равных условиях. Согласно модели третьего сектора, общественные группы, ассоциации и клубы являются неотъемлемой частью функционирования здорового общества. Однако насколько эта модель соответствовала реальности? Противоречия внутри Института бросались в глаза.

Идейный посыл третьего сектора был подорван тем, что его представители, те, кто получил доступ к третьему сектору и его ресурсам, принадлежали к бывшей элите, в прошлом они были участниками партийно-государственной машины. Виктор и особенно Катя получили гранты благодаря уже существовавшим связям. Случай с Гуманитарным институтом иллюстрирует как гибкость и динамизм реструктуризации элит, так и сохраняющуюся важность неформальных связей в постсоветскую эпоху. Вместо создания новых пространств для развития гражданского общества международные фонды воскресили советские элиты. Номенклатура[74] – своего рода управленческий класс, одобренный Коммунистической партией, – смогла опереться на культурный капитал и связи по блату, созданные при старой системе [Ledeneva 1998; Rivkin-Fish 2005; Wedel 1998][75]. Эти неформальные связи – будучи продуктом советской экономики с ее вечным дефицитом – не искореняются, а трансформируются с наступлением рыночных отношений [Ledeneva 1998; Rivkin-Fish 2005]. Благодаря участию в семинаре я смогла увидеть огромную социальную дистанцию между ведущими и участниками. Несмотря на партиципаторные методы, мягкий стиль ведущего и идею о расширении прав и возможностей, в представленном на семинаре третьем секторе существовало вполне определенное разделение труда – между подготовленными в США экспертами, которые занимались распространением идей, и обедневшими общественными группами (состоявшими в основном из женщин), которые были их потребителями.

Да и сама по себе идея вызывала вопросы. Как и другие технологии развития, третий сектор – это больше, чем простая техническая модель или дорожная карта для гражданского общества и методология совершенствования организационной структуры. Третий сектор – это также проект, проповедующий нравственные ценности, который стремился превратить якобы зависимых и политически пассивных советских людей в активных граждан, экономных потребителей и защитников своих прав и интересов. Понятия самопомощи и расширения прав и возможностей, заложенные в этом проекте, можно рассматривать как «технологию управления», которая является как добровольной, так и принудительной [Cruikshank 1999]. Как и другие технологии, она оказывает мощное воздействие на людей, изменяя их идеи и представления о том, что возможно, допустимо и желательно. Перенося внимание на отдельных людей, эта модель упускает из виду важность более широких социальных и политических условий в устройстве общественной жизни. В российских государственных структурах нет добросовестных чиновников, готовых сотрудничать с неправительственными группами. На местном и федеральном уровнях государство с подозрительностью относится к НПО и неохотно прислушивается к ним. Хотя концепция «партнерства», или «социального партнерства», действительно приобрела популярность в конце 1990-х годов и была воспринята на уровне органов местного самоуправления, она часто использовалась как средство для того, чтобы присвоить «негосударственную» сферу и передать ресурсы «своим» [Salmenniemi 2005]. Государство стало еще менее благосклонным с 2003 года, когда президент Владимир Путин начал высказываться в отношении НПО враждебно, и особенно это касалось тех, кто получал иностранное финансирование. Между тем благотворительностью занимались лишь немногие представители новой российской бизнес-элиты. И некоторые из них подверглись преследованиям со стороны государства[76]. Проблема с методами действий, предложенными активистам третьего сектора в 1990-х годах, заключалась в том, что в России людям некуда идти. Людей уговаривали взять на себя индивидуальную ответственность в отсутствие структур, которые, как предполагалось, существовали. Граждан просили подождать.

Что думали о Гуманитарном институте в Твери

Мои впечатления о Гуманитарном институте совпадают с общепринятым представлением о третьем секторе, созданном западными фондами. Гражданское общество третьего сектора в России не является результатом естественного развития. Это дорогостоящий