Читать интересную книгу Бал. Жар крови - Ирен Немировски

— А мне-то откуда знать?

— Да как же, господин Марк. Всем известно, что вы были близко знакомы со стариком, не так ли? Хотя он и был прижимист и недоверчив, он, кажется, позволял вам являться к нему в любое время суток, а иногда вы выходили от него даже за полночь. Надо полагать, с тех пор как он умер, вы хоть несколько раз навестили вдову?

— Пару раз, не больше.

— Для вас это должно быть прискорбно, господин Марк. Раньше вас любили и привечали в двух домах, а теперь в обоих скончался хозяин.

— В двух домах?

— Кудрэ и Мулен-Неф.

И, как будто удовлетворившись дрожью, которую Марк не смог скрыть (дрожью настолько сильной, что он уронил бокал, и тот упал на плиточный пол и разбился), крестьяне наконец уходят. Они церемонно раскланиваются с нами:

— Приятного вечера, господин Сильвестр. У вас все в порядке? Ну и слава Богу. Приятного вечера, господин Марк. При встрече передайте привет госпоже Декло.

За дверью — осенняя ночь, слышен шум дождя, башмаки месят мокрую землю; доносится чуть более отдаленное журчание: с огромных деревьев в замковом парке по соседству стекает вода; рыдают сосны.

Ну а я курю свою трубку. Марк Онет смотрит в одну точку. В конце концов он со вздохом заказывает:

— Хозяин, еще пол-литра.

В тот же вечер, уже после ухода Марка Онета, к «Гостинице путешественников» подъезжает машина, полная парижан: они делают небольшую остановку, чтобы выпить по рюмке и устранить небольшую техническую неполадку. Смеясь и громко разговаривая, они входят в зал. Смерив меня взглядом, женщины безуспешно пытаются краситься перед потускневшими зеркалами, искажающими черты лица. Некоторые из них приближаются к окнам, чтобы посмотреть на мощеную улочку, струи ливня и уснувшие домишки.

— Как спокойно здесь, — со смехом говорит девушка и моментально отворачивается.

Позднее они обгоняют меня на дороге. Они направляются в Мулен. За эту ночь они проедут мимо тихих полей, погруженных в сон селений, мимо молчаливых темных особняков, и им и в голову не придет, что во всем этом есть своя глубокая тайная жизнь, о которой они никогда не узнают. Я спрашиваю себя, каким сном будет спать этой ночью Марк Онет и будет ли ему сниться Мулен-Неф и зелено-пенная речка.

У нас молотят зерно. Лето на исходе, и это последний цикл сельскохозяйственных работ. Пора трудов и веселья. Пекутся огромные торты, и дети уже целую неделю трясут сливовые деревья, плодами которых их будут украшать. В этом году отличный урожай слив; из маленького фруктового сада за моим домом доносится жужжание пчел; в траве валяются гниющие фрукты, и из-под их золотистой потрескавшейся кожицы проступают жемчужины сахара. На каждой ферме считают делом чести угостить работников, молотящих зерно, и соседей лучшим вином или самыми густыми сливками. Кроме того, подают еще круглые пироги с вишневой начинкой и лоснящейся масляной корочкой, сухой козий сыр, которым так любят лакомиться наши крестьяне, блюда из чечевицы и картофеля, кофе и водку из виноградных выжимок.

Так как моя служанка отправилась на целый день к своим родственникам, чтобы помочь им приготовить праздничный обед, я пошел к Эрарам. Франсуа и Колетт собираются посетить одно из ее имений, расположенное в местечке под названием Малюре, недалеко от Мулен-Неф. Они приглашают меня сопровождать их. Сынок Колетт, которому уже два года, останется дома с бабушкой. Колетт расстается с ним с большим трудом. Она испытывает к этому ребенку любовь, смешанную с постоянной тревогой, которая является для нее скорее источником пытки, чем радости. Перед отъездом она дает Элен и няне бесконечные указания, особенно подчеркивая, что нельзя позволять ребенку резвиться у воды. Элен кивает нежно и рассудительно.

— Умоляю тебя, Колетт, не убивайся так. Я не прошу тебя забыть о несчастном случае, происшедшем с Жаном, моя милая, я знаю, что это невозможно, но не позволяй этим воспоминаниям отравить жизнь себе и своему сыну. Ну подумай, какой мужчина из него вырастет, если ты будешь воспитывать его в постоянном страхе? Бедняжка моя, мы не можем прожить жизнь за наших детей (как бы нам этого порой ни хотелось). Каждый должен сам жить и страдать. Самое ценное, что мы можем сделать для детей, это скрыть от них наш собственный опыт. Поверь мне, поверь своей старой матери, девочка моя.

Чтобы смягчить пафос своих слов, она пытается рассмеяться. Но Колетт шепчет с полными слез глазами:

— Мне хотелось бы прожить жизнь так же, как ты, мама.

Ее мать понимает эти слова следующим образом: «Мне бы хотелось быть такой же счастливой, как ты, мама».

Она вздыхает:

— На все Божья воля, Колетт.

Поцеловав дочь, она берет ребенка на руки и направляется к дому. Я смотрю ей вслед: она идет через сад, все еще красивая и гордая, несмотря на седые волосы. Удивительно, что в столь зрелом возрасте у нее легкая и уверенная походка. Да, именно уверенная: это поступь женщины, которая никогда не совершала бесчестных поступков, которая никогда не бежала на свидание, еле переводя дух, которая никогда не замирала, изнемогая под бременем постыдной тайны…

Колетт, испытывая, видимо, то же чувство, говорит отцу, беря его за руку:

— Мама… она как закат после прекрасного дня…

Он улыбается ей:

— Ничего, моя девочка… Твой будет столь же приятным и спокойным. Ну, давай, поехали поскорее, — говорит он. — Нам предстоит дальний путь.

В течение всей поездки Колетт кажется мне более веселой, чем когда-либо со дня гибели Жана. За рулем Франсуа. Она сидит рядом со мной на заднем сиденье. Стоит чудесный теплый день бабьего лета. Лишь голубизна неба, более прозрачного, чем в августе, резкие порывы ветра да редкие багровые листья в живой изгороди намекают на приближение осени. Уже через несколько мгновений Колетт начинает смеяться и оживленно болтать, чего с ней не случалось уже очень давно. Она вспоминает долгие прогулки, которые совершала в детстве с родителями по этой же самой дороге:

— А помнишь, папа… Это было еще до рождения Анри и Лулу. Жорж был самым маленьким, его оставляли с няней, и мое удовольствие усиливалось от удовлетворенного самолюбия. Какое это было блаженство! Приходилось долго ждать этого события. Иногда больше месяца. Затем начинали готовить корзины с провизией. Ах, какие вкусные были пирожные!.. Сейчас у них уже не тот вкус. Мама месила тесто, и ее красивые обнаженные руки были по локоть в муке, ты помнишь? Иногда с нами отправлялись друзья, но чаще мы были одни. После пикника мама укладывала меня на травке, а ты читал ей вслух. Ведь так? Ты читал ей Рембо и Верлена, а мне так хотелось побегать… Я оставшись на месте, почти не слушая и думая о своих играх, о долгом дне впереди, и я наслаждалась этим… этим совершенством, которым были полны тогда мои любимые занятия.

Постепенно ее голос становится все глуше и глубже, и видно, что она забыла про отца и обращается только к себе самой. Минуту она молчит, затем вновь начинает рассказывать:

— Помнишь, папа, однажды у нас сломалась машина? Нам пришлось идти пешком, и поскольку я очень устала, вы с мамой попросили крестьянина, проезжавшего мимо на груженной сеном телеге, посадить меня на облучок. Я помню, что из веток и листьев он соорудил нечто вроде навеса, защищавшего меня от солнца. Вы шли за телегой, а крестьянин понукал свою лошадь. И вдруг, думая, что вас никто не видит, вы остановились посреди дороги и поцеловались… Ты помнишь? А я внезапно выглянула из-под веток, образовавших вокруг меня нечто вроде маленького шалаша, и закричала: «Я вас вижу!» И вы расхохотались. Ты помнишь? В тот вечер мы зашли в огромный дом, где не было ни мебели, ни электричества, а посреди стола стоял большой подсвечник из желтой меди… Забавно, я ведь об этом совсем позабыла и вдруг сейчас припоминаю. Но, может, это был сон.

— Да нет, — говорит Франсуа, — это было в Кудрэ, у твоей старой тети Сесиль. Тебе хотелось пить, и ты плакала, и вот мы зашли попросить для тебя стакан молока. Твоя мама не хотела заходить, не помню почему, но ты так вопила, что нам ничего больше не оставалось. Тебе тогда было шесть лет.

— Подожди-ка… Сейчас я припоминаю старую даму с накинутой на плечи желтой косынкой и девочку лет пятнадцати. Значит, это была ее воспитанница?

— Ну да, твоя подруга Брижит Декло, следовало бы сказать Брижит Онет, так как в скором времени она выйдет замуж за этого парня.

Колетт замолчала, задумчиво поглядывая вокруг, затем спросила:

— Значит, это уже решено?

— Да, объявление опубликуют в воскресенье, — ответил он.

— Ах, так!

У нее задрожали губы, но она спокойно сказала:

— Надеюсь, они будут счастливы.

Она не проронила больше ни слова до того момента, когда Франсуа решил выбрать самый длинный путь на Малюре, чтобы не проезжать через Мулен-Неф. Минуту поколебавшись, она дотронулась до его плеча.