не думаю ни о чем другом».)
Пелись и песни крестоносцев, наподобие следующей (автор – Гийо Дижонский, трувер начала XIII века):
(«Я буду петь, чтобы развеселить свое сердце, боясь умереть от своей великой скорби или сойти с ума, увидев, что никто не возвращается из той дикой земли, где пребывает доставляющий утешение моему сердцу, когда я получаю весть о нем. О Боже, когда они кричат „Вперед“, помоги паломнику, за которого я так страшусь, ибо сарацины злы».)
Звучали также плутовские песни. Вот одна из них, сочиненная Коленом Мюзе, жившим, как и Гийо, в XIII веке:
(«Когда я увижу, как возвращается зима, то найду себе ночлег, если встретится щедрый хозяин, который не возьмет с меня ничего, у которого есть свинина, говядина и баранина, утки, фазаны и оленина, жирные куры и каплуны и добрые сыры в корзинах».)
Иногда у песен имелся рефрен, рассчитанный на пение хором. А в лэ каждая строфа была не похожа на остальные по своей структуре и пелась на собственную мелодию.
После трапезы столы убирали, все еще раз мыли руки и возвращались к каждодневным делам и развлечениям. «Дамы и молодые люди, готовившиеся стать рыцарями, танцевали и водили хороводы после трапезы», сообщается в «Романе о кастеляне из Куси» – дело происходило во время праздника. Такие хороводы сопровождались песнями. В числе забав были игры для помещений, например «горячая рука» – игрок становился на колени с завязанными глазами и должен был угадать, кто дотрагивается до него, – или разновидность жмурок, когда игрок надвигал на лицо капюшон и пытался поймать остальных. Вот что сказано в «Романе о кастеляне из Куси»: «После обеда принесли вино, яблоки, имбирь; одни играли в нарды и шахматы, другие же отправились на ловлю соколов». Шахматы были широко распространены, причем в двух вариантах: один напоминал современную игру, другой был проще и включал бросок костей. Как правило, при этом делались ставки – в домашних счетах Жана Брабантского есть упоминание о двух шиллингах, проигранных в шахматы. В кости играли представители всех сословий, и даже духовные лица были не чужды этому. В счетах Бого де Клера за 1285 год есть запись о трех шиллингах, врученных ему для игры в кости на Троицын день. Если забавы устраивались на открытом воздухе, часто играли в мяч, и по этому случаю также заключались пари.
Во время отдыха случались и шумные дурачества. Матвей Парижский неодобрительно пишет о том, как Генриха III, его сводного брата Жоффруа де Лузиньяна и других аристократов, прогуливавшихся в саду, закидали комьями земли, камнями и зелеными яблоками. Виновником оказался один из капелланов Жоффруа, «человек, служивший дураком и буффоном при короле… чьи слова, точно слова глупого шута… вызывали у них смех». В своем шутовстве он зашел так далеко, что принялся выдавливать «сок незрелого винограда им в глаза, будто лишился рассудка».
Ужин подавали ближе к вечеру. Роберт Гроссетест советовал включать в него «одно не слишком основательное блюдо, а также легкие блюда, затем сыр».
Иногда устраивались поздние ужины перед отходом ко сну, возбуждавшие подозрения у поборников нравственности вроде Роберта Мэннинга: по его мнению, «ужины» рыцарей, «когда их господа уже лежали в постели», давали повод для мотовства, обжорства и, конечно, любострастия.
В романе «L’Escoufle» («Воздушный змей») описывается вечер в замке после ужина: граф растянулся у камина в девичьей комнате, сняв рубашку, чтобы ему почесали спину, и положив голову на колени героини по имени Элис, меж тем как слуги тушат овощи в очаге.
Обитатели замка рано ложились спать. В руководствах по ведению замкового хозяйства так описываются обязанности постельничего, который прислуживает хозяину:
Снимите с него одежду, принесите ему накидку, чтобы уберечь от холода, затем отведите его к камину, снимите с него обувь и чулки… затем расчешите ему волосы, постелите ему постель, положите покрывало и подушки, а когда ваш господин окажется в постели, задерните полог… Затем выведите собаку или кошку, проверьте, стоят ли рядом с вашим господином тазик для умывания и ночной сосуд, затем церемонно распрощайтесь, чтобы ваш господин беззаботно предался отдыху.
Глава VII. Охота как образ жизни
На рассвете, летом, когда олени нагуляют достаточно жира, хозяин, его свита и гости с удовольствием выбирались в лес. Егерь, знаток своего дела, нередко состоявший на жалованье в замке, выслеживал зверя с собаками на привязи и псарями; охотники завтракали на поляне мясом, вином и хлебом.
Когда собаки находили оленьи следы, егерь прикидывал размер и возраст животного, измеряя его следы пальцами, изучая царапины от рогов на кустах, высоту отметин от бархата рогов, оставленных на деревьях, а также «дымы» (испражнения), часть которых он собирал в свой охотничий рог, чтобы показать хозяину. Тот решал, стоит ли охотиться на этого зверя. Иногда егерь бесшумно забирался на дерево, чтобы разглядеть оленя.
Собак вели окольным путем, чтобы они отрезали оленю пути отхода. Обычно с собой брали собак трех пород: ищеек, которых держали на поводке и выпускали, чтобы догнать оленя; браше, ищеек поменьше; наконец, борзых или гончих, более крупных, чем современные собаки этих пород, такие псы были способны убить оленя самостоятельно.
Егерь двигался пешком с парой ищеек, чтобы пригнать оленя к охотникам. Тем временем сеньор поднимал свой олифант, рог из слоновой кости, и издавал несколько однотонных звуков – сигнал для борзых. Погоня продолжалась до тех пор, пока собаки не настигали оленя, после чего одному из охотников давали право убить его ударом копья. Иногда в ход шли луки и стрелы. Затем оленя свежевали и делили тушу (не забывая гончих), куски мяса выкладывались на шкуру.
Самец оленя мог представлять опасность для человека, но куда более грозным выглядел дикий кабан, на которого обычно охотились зимой. Этот коварный враг выходил из укрытия, лишь как следует осмотревшись, прислушавшись и принюхавшись, и если бы он что-нибудь заподозрил, никакие крики и звуки рога не выманили бы его из тесного логова. Для охоты на кабана брали аланов – крупных собак, напоминавших выведенную позднее немецкую овчарку. Даже если собакам и охотникам удавалось окружить кабана на открытом месте, следовало помнить о его страшном оружии – огромных клыках. «Я видел, как они убивают добрых рыцарей, оруженосцев и слуг», – писал Гастон де ла Фуа в своей «Книге об охоте» (XIV век). Эдуард, герцог Йоркский, в трактате «Хозяин дичи» указывал: «Кабан приканчивает человека одним ударом, как бы действуя ножом. Некоторые видели, как он одним