неподалеку. Хелена очень переживала:
«Я не считала, что я что-то значу. Я была просто жителем Гренландии, воспитанницей интерната, и нас заставили вызубрить одну фразу: „Не думай, что ты особенный“»[149].[150]
Переселенцам приходилось жить в постоянном страхе, что их устоявшийся мирок может быть разрушен в один момент, а их самих отправят в новое место – опять в чужие семьи. Понятно, что в таких условиях чувство родства или привязанности возникнуть не могло. Переселенцы переставали доверять людям, постоянно ощущая свою чужеродность, зная, что общество не принимает их, а просто терпит. Это сложно понять тем, кто вырос в родном доме в окружении близких людей, где можно спокойно отдохнуть и расслабиться. Переселенцам трудно адаптироваться в новом для них обществе, в котором нет убежища, где бы они чувствовали себя безопасно и уверенно. Так было с двумя чукотскими девочками в Буннефьорде в 1920-х годах. Так происходило с саамами, квенами и другими народностями в Норвегии. Их всегда будут отличать незначительные признаки, с которыми они безуспешно пытаются бороться: желтый оттенок кожи; слово, произнесенное иначе; беглый взгляд через плечо, чтобы увидеть реакцию людей.
Однако жизнь некоторых из них все же меняется к лучшему. После унизительного опыта участия в выставке в Тиволи Виктор Корнелинс с карибского острова Санта-Крус смог утвердиться в датском обществе. Он получил образование, работу и даже обзавелся в Дании семьей. В автобиографии Виктор писал, что окружающие постоянно реагировали на его физические отличия: «Это различие по-прежнему было для меня большим затруднением, и я ежедневно подвергался унижениям – только не громкими криками, как в детстве, а тихими шепотками за спиной»[151]. Испытывая постоянно такие маленькие уколы, Виктор стал недоверчивым, порой злился на всех, а порой реагировал слишком бурно, а потом испытывал угрызения совести. Даже когда к нему относились вполне уважительно, его терзали смутные сомнения: он получил приглашение потому, что понравился или потому, что им нужен экзотический субъект в компании? Виктор, будучи уже взрослым человеком, иногда в поездки по Дании брал с собой книгу на английском языке, изображая туриста, чтобы не объяснять, кто он на самом деле.
Этот тип отношений между теми, кто соответствует норме, и теми, кто выпадает из нее, называется стигматизацией[152]. На такого «отклоняющегося» навешивается ярлык – и именно он заметен прежде всего. Глухой – это в первую очередь глухота, нарушитель закона – преступник, переселенный туземец – иностранец. Общество, приравнивающее ненормального к его стигме, по словам социолога Ирвинга Гофмана, делает такого человека «чем-то меньшим, чем человек»[153].
Жесткая формулировка Гофмана больше подходит к Минику или Виктору Корнелинсу, чем к Ните и Камилле. Источники утверждают, что в конечном итоге девочки стали тесно связаны с Ураниенборгом и людьми, живущими там. Их жизнь была безопасна и вполне благополучна. И Амундсен, и его родственники, заботившиеся о девочках, гордились ими. В газетных статьях и письмах постоянно говорилось о том, какие они милые и способные. Таких свидетельств много, а их источники составляют близкое окружение девочек, поэтому нет оснований в них сомневаться. Журналист, встретивший как-то Ниту и Камиллу вместе с супружеской четой, присматривающей за ними, написал: «…отношения между четырьмя (были) почти как между отцом, матерью и детьми. Очевидно, все очень любили друг друга».
К тому времени Камилла и Нита прожили в Норвегии десять месяцев. Газета не назвала фамилии пары, но «отцом», возможно, был Леон Амундсен. В разговоре с журналистом он объяснил переселение девочек так, как это поведал своим родным его брат: Какот очень хотел, чтобы Амундсен взял Ниту с собой, иначе она была обречена на болезни и голодную смерть. В отношении Камиллы Карпендейл заключил с Амундсеном соглашение. Поэтому Руал чувствовал ответственность за обеих, а потом полюбил их – и кто может его осудить? Журналист все в точности записал и поинтересовался, не лучше было бы, если б девочки остались на Чукотке. Ведь теперь, после полученного в Норвегии опыта, им будет непросто вернуться к своему первоначальному образу жизни. «А Каконита, младшая, она никогда не вернется. Ей вообще не к кому возвращаться»[154].
Ответ стоит того, чтобы процитировать его полностью:
«Время покажет, будет ли ей здесь хорошо, но не забывайте, она уже знает, что принадлежит к другой расе. Ее не обманывают. Она растет, полностью осознавая это, поэтому для нее это никогда не станет неожиданным ударом. А те, кто жил с ней, узнал ее и научился любить ее, черт возьми, не беспокоятся насчет ее внешности. И моя жена, и я, узнав ее необычайно милый характер, полюбили ее как свою и никогда не задумываемся о ее внешности. Более того, чувство благодарности за все, для нее сделанное, настолько ярко проявляется, несмотря на ее юный возраст, что, если чувство это останется, нет сомнений в том, что оно преодолеет и вытеснит неудовлетворенность, которая может возникнуть».
Ответ «отца» свидетельствует о безоговорочном принятии Ниты – однако, для этого она должна выполнять определенные условия. В его семье Ниту любили, несмотря на то что она другая, но основанием этой любви служило ее осознание своей принадлежности к другой расе и правильное поведение. Если Нита хочет благополучной жизни в Норвегии, то ей нужно быть милой и благодарной. В то же время предполагалось, хотя прямо и не заявлялось, что она должна понимать: если она не захочет или не сможет вести себя подобным образом, то будет несчастна.
Нита и правда была очаровательной. «Каконита – центр вечеринки, где бы она ни была», – писала одна американская газета, освещавшая их путешествие на восток[155]. При этом настроение Ниты могло сильно колебаться, она была эмоциональным человеком – если плакала, то безутешно. Камилла же покоряла спокойным, приятным характером и обладала невероятным стремлением к учебе. Она держалась с отстраненностью, которая граничила с холодностью. У обеих девочек был сложный характер, однако норвежское общество ожидало от них «правильного» поведения – постоянно быть добрыми и признательными, чтобы быть в это общество принятыми. Собственно, они и были такими, но все равно никогда не чувствовали себя свободно, потому оставались людьми «другой расы». И если они не будут вести себя в соответствии с назначенными им ролями, то не факт, что получат право жить в этой стране. Рассказы норвежцев о том, насколько девочки способны и как хорошо они вписались, означали, что их усилия – играть роли достойных и благодарных гостей Норвегии – были оценены.
Если человек не соответствует общепринятым нормам