и Олава, следившие за домом, ухаживали за девочками.
После отъезда Амундсена повседневная жизнь Ниты и Камиллы стала более однообразной, но свободы прибавилось. Обстановка в Ураниенборге не была слишком строгой. Многие члены семьи Амундсена были знакомы с девочками, заходили к ним в гости, оказывали всяческую помощь. В отсутствие Руала непонятно было, кто же формально несет за детей ответственность. В сентябре 1923 года Леону, бывшему в это время в отъезде, написали из дома, что пожилые служанки не могут уследить за девочками и надежда только на скорое возвращение Руала[144]. Стояла холодная погода, а Нита и Камилла жили в плохо отапливаемом флигеле. Врача сильно беспокоило слабое здоровье Ниты. «Ничего хорошего не выйдет, если маленьким девочкам позволено делать все, что они хотят», – говорилось в письме.
Девочки быстро подружились с ровесниками из соседних домов. Через день они посещали местную начальную школу Болеруд: рано утром поднимались на холм за Ураниенборгом, а после полудня возвращались. Камилла училась в одном из четырех старших классов, Нита – в классе для самых младших. Несколько их школьных тетрадей сохранились до наших дней. В тетради Ниты можно увидеть слова и предложения, написанные под диктовку учителя; на полях небольшие рисунки, изображающие времена года. Зима: дом с дымящейся трубой и снегом на крыше, маленькие птички с красной грудкой на ветвях деревьев. Лето: две собаки, всматривающиеся вдаль, корабль с раздутыми парусами, яблоко и две сливы на ветке. Комментарий учителя: «Очень красиво!»
Нита училась так же, как многие норвежские школьники. Сначала она писала отдельные буквы по линеечке, затем соединяла их наклонными черточками. После этого выводила простые слова – о своей повседневной жизни, о вещах и существах, которые эту жизнь наполняли. Кот, куст, пруд. Маленькая птичка на сосне. Заяц. Нита заполняла страницу за страницей, тетрадь за тетрадью аккуратными, немного неуверенными буквами и словами. Сквозь ее записи медленно и плавно текло время. На рисунках зима сменяла лето, пока она терпеливо училась норвежскому языку. Нита записала фразу, продиктованную учителем: «Красивому письму учатся долго».
Камилла, неизвестная девочка и Нита[145]
Упражнения в тетрадях Камиллы были более сложными. Ей задавали писать поучительные рассказы или описания того, что она видела: «Мальчик упал на лед и ударил ко-ле-но», – выводила Камилла, иногда используя дефисы в трудных словах. «Матери пришлось послать за доктором». Камилла писала об усердной пчеле, которая «не могла играть, потому что должна добывать мед из цветов». И о кукушке в гнезде, которая объедала остальных птенцов: «Но бедные приемные родители справились». Камилла и Нита писали о природе, о том, как важно ее понимать и сохранять. Они писали о животных и людях, которые бережно и терпеливо ухаживают за ними. Это было описание мира, понятное любому жителю Норвегии. Камилла и Нита старательно познавали этот норвежский мир, прилежно учились в школе Болеруд, усердно писали и рисовали.
В их тетрадях много похвальных отзывов. «Очень красиво!», – подпись учителя и большая витиеватая буква «R» поверх работы – отметка, которую ставили хорошим ученикам в норвежских школах. «В школе они – первые ученицы», – с явной гордостью сообщал Руал Амундсен в письме Леону[146]. Камилла даже написала это под одним из своих заданий[147].
Тетрадь Ниты. Надпись учителя красным карандашом: «Очень красиво!»
Тетрадь Камиллы
Надпись на рисунке Ниты: «Способная девочка»
Жизнь Ниты и Камиллы в Ураниенборге сильно отличалась от существования большинства переселенных детей, которые долго не могли оправиться от потрясения, будучи выдернутыми из привычной жизни и разлученными с родителями и близкими. Адаптация таких детей протекала тяжело – особенно если они подвергались физическому, психическому или сексуальному насилие. Айло Гауп проживал недалеко от Ларвика спустя 20 лет после того, как на противоположной стороне Ослофьорда жили Камилла и Нита. Впоследствии в автобиографии он описал свое детство в приемной семье как постоянную борьбу. Он был диким ребенком, а строгие приемные родители требовали повиновения и дисциплины. Он сопротивлялся – тогда его били, иногда до полусмерти, а потом требовали, чтобы он просил прощения. «Прощение. Я не знал, что означает это слово, – позже писал Айло. – У меня есть фотокарточка того времени. На ней изображен 14-летний подросток с вызывающим взглядом, сильно отличающийся от того 7-летнего мальчика, которого отправили на юг»[148]. Повзрослев, Айло заглянул в глаза самого себя – ребенка на фотографии, и не нашел в них ничего, кроме гнева и печали, переполнявших его год за годом.
Однако есть и положительные примеры. Об инуитском мальчике Минике из Нью-Йорка, единственном выжившем после гриппа, заботился Уильям Уоллес. Но он много лет скрывал, что тело Кисука, отца ребенка, забальзамировали и выставили на обозрение. Миник пытался отстоять право забрать останки отца и похоронить их. Он так и не смог этого сделать, что нанесло ему сильную душевную травму. Тем более удивительны его рассказы о счастливых моментах детства, связанных с поездками за город и жизнью в сельской местности за пределами Нью-Йорка, вне навязчивого внимания толпы. Он был способным ребенком, хорошо учился в школе и занимался спортом. На его долю выпало много испытаний, которые надолго омрачили его жизнь: его приемного отца Уоллеса уличили в растрате, семья разорилась и обеднела. Рано умерла приемная мать, к которой Миник очень привязался. Такое количество потрясений и невзгод легко могло погрузить его в бездну отчаяния, однако этого не случилось. Миник вспоминал о замечательных днях, когда он с друзьями плавал в реке, гулял по холмам и возвращался домой к обеденному столу, за которым сидели люди, испытывающие к нему симпатию.
Некоторым переселенным детям приходилось менять семьи и каждый раз заново приспосабливаться к новым условиям, привыкать к новым людям. В детстве инуитка Хелена Тиесен сменила две приемные семьи и два учреждения – приют в Дании и школу-интернат в Гренландии. Позже она отзывалась о первой приемной семье так же негативно, как и Айло Гауп о своей. А вот о второй Хелена писала с любовью. В приютах обстановка была вполне сносной, некоторые дни Хелена даже назвала бы хорошими. Однако в целом ее жизнь была безотрадной, по вечерам она тосковала и часто плакала, но все же не унывала и встречала новый день с улыбкой. Когда Хелена вернулась в Гренландию, ее поселили в школе-интернате, несмотря на то, что ее родная мать с семьей жила