А тот продолжал:
– Бывали времена, когда сидели на школьной скамье и обращались друг к другу на «ты», и какими были приятелями!.. Теперь же, став известным лицом, с отличиями, с чином и со всем, что из этого следует…
Филипп протянул ему руку.
– Вы навсегда останетесь моим товарищем, Жозеф, — сказал он приветливо.
Трактирщик энергично пожал руку поручика:
– Давно бы так! Вот это радость! Ведь не виделись так долго!..
И его неподвижное лицо оживилось прекрасно разыгранным удовлетворением.
– Так вы не узнали меня, когда вошли в эту комнату? — продолжал он с улыбкой. — А я вас сразу узнал… Конечно, сестра нам сообщила, что вы вернулись…
Потом, громко рассмеявшись, Арну продолжил:
– А знаете ли, поручик, по выражению вашего лица, когда вы обратились ко мне, я на минуту подумал, что вы готовы обвинить меня в убийстве маркиза…
Старший сын Агнессы Шассар был достойным наследником своей матери. За пределами кровавой гостиницы он мгновенно преображался. Самый ловкий и прозорливый из сыщиков, расследующий преступления в городах с миллионным населением, никогда бы не угадал, что скрывается под этой личиной — результатом удачного соединения природных способностей с наблюдательностью. В эту минуту, например, его вид, его поза, голос и манеры были так непринужденны и искренни, что офицер жандармского корпуса, далеко не наивный и достаточно опытный, почти покраснел от стыда, поняв, что его переживания так легко разгадали.
– Гражданин Арну, — заметил судья Тувенель, — положительно убежден, что маркиз дез Армуаз умерщвлен.
– И я того же мнения, — кивнул Филипп. — Это необъяснимое исчезновение не может быть результатом несчастного случая… Мы бы установили и как, и где произошел этот случай… Я думаю, что исчезновение маркиза как-то связано со злодействами, которые так часто случаются в этих краях и виновникам которых до сих пор удавалось скрыться от преследований…
Трактирщик сделал угрожающий жест и воскликнул:
– Только попадись они мне!.. Эти мерзавцы, которые разоряют нас!.. По дорогам шаром покати, ни одного путешественника!.. Белье в «Кок-ан-Пат» целыми месяцами не проветривается!.. Прибавьте к этому замок и парк, то есть имение, которое остается на наших руках, не принося ни копейки прибыли и требуя постоянных расходов на содержание!..
Судья подхватил:
– Эти мерзавцы будто бы приостановили на время свои гнусные злодеяния… но вот опять оживились…
– Ну что же, — заявил напрямик Жозеф Арну, — надо их опять усыпить, перерезав им горло. Сдохнет гадина, и яду не будет. Вот мое мнение, гражданин судья. Извините, если я вмешиваюсь в вашу беседу, но — черт возьми! — это и меня касается… Как! Покойный отец покупает Армуаз с единственной целью позднее перепродать его владельцам… не смеет ни сдвинуть ни единого стула в замковых покоях, ни распахать ни одной десятины господского парка. Молодой господин нам пишет. Ладно. Сторговались, сошлись, всё в переписке. Составили купчую — за которую нотариус Грандидье с меня же деньги потянет, а они на полу не валяются. Ждем покупателя, чтобы закончить сделку, а он гибнет в дороге! И их не повесят, этих мерзавцев, из-за которых мы потеряли такой славный барыш?! О нет! Это же совершенно невозможно! К чему же в таком случае судьи, жандармы, все палачи и сам Господь Бог?..
Сила этого коварного разбойника заключалась именно в том, что он умел выказать себя тем, кем он и должен был быть. Мошенник низшего сорта непременно совершил бы ошибку, притворно проливая слезы об участи собственной жертвы. Сын Агнессы Шассар оплакивал «это исчезновение» маркиза дез Армуаза, исходя лишь из интересов хозяев виттельской гостиницы.
Для более успешного изобличения виновников преступлений закон подсказал колеблющемуся сыщику в помощь надежную формулу: ищи, кому это выгодно. Свой пламенной речью Жозеф Арну преподнес дело так, что преступление якобы не только не принесло ему пользы, но даже повредило его интересам. В заключение он произнес, фамильярно хлопнув по плечу офицера жандармского корпуса:
– К счастью, у этого кролика лапы не отморожены. Он подцепит этих разбойников, из-за которых я потерял пятьдесят тысяч франков, и отомстит за сына наших господ.
– Послушайте, Жозеф, — произнес серьезно поручик, — я поклялся отомстить за маркиза Гастона. А если я что-то пообещал, значит, дело можно считать сделанным. Пусть разбойники готовятся к плахе!
Преступник даже не повел бровью.
– Браво, Филипп! — вскрикнул он восторженно. — Если вам потребуется помощь, смело можете на меня рассчитывать, я ваш.
Потом, обращаясь к мировому судье, Арну проговорил:
– Теперь, гражданин Тувенель, не дадите ли вы мне подписаться под вашей бумагой… скоро полдень, и во мне начинает говорить аппетит.
– Можете идти, любезный сосед. Показания ваши будут представлены куда следует. Разумеется, вас позовут повторить их на следствии, к которому скоро приступят, и еще позднее, на очную ставку.
– Поступайте как должно, гражданин Тувенель. Интересы правосудия и справедливости важнее всего… Я только потому и пришел побеседовать с вами…
Поворачиваясь к поручику, крестьянин прибавил:
– А я и не знал, что вы разнюхали дело, Готье…
И, подписав бумаги, которые Тувенель разложил перед ним в определенном порядке, он заключил:
– Я не прощаюсь, не так ли, поручик? Вспомните, что вас с нетерпением ожидают в «Кок-ан-Пат», что там целых три женщины жаждут расцеловать вас в обе щеки и три преданных друга будут счастливы разделить с вами свою скромную трапезу.
С этими словами старший сын Агнессы Шассар поклонился хозяину, дружески распростился с Филиппом Готье и вышел спокойной походкой, сохраняя невозмутимо-простодушный вид.
XIX
В которой мировой судья Тувенель, Готье и Жозеф Арну говорят, каждый в свою очередь
Когда топот его грубых башмаков стих, судья обратился к брату Денизы:
– Поспорим, мой милый Готье, что вы все время думали о том же, что и я…
– О чем, гражданин Тувенель?
– О том, что особа, только что вышедшая отсюда, принадлежит к числу бандитов, которых мы разыскиваем…
– Если уж быть откровенным, то, признаюсь, была минута…
– …Когда вы так подумали. Я тоже, черт побери! Но по здравом размышлении я сказал себе: «Это сущий вздор! Хозяева гостиницы „Кок-ан-Пат“ пользуются отличной репутацией. Они не только не мешали, но и всячески способствовали раскрытию преступлений, так часто происходящих в округе». Как и все другие, их гостиница подверглась самому тщательному обыску, но не было обнаружено ни малейших признаков того, что семейство Арну замешано хоть в каких-нибудь нечистых делах. Наконец, если допустить участие семейства Арну в этом последнем происшествии, то нужно допустить их соучастие и в предшествовавших страшных преступлениях. Но хозяева «Кок-ан-Пат» никогда не были замечены в чрезмерных тратах и кутежах; все их привычки и поступки полностью согласуются с их положением. Жозеф не позволил бы деньгам лежать без применения. Не забывайте, что он сам обратил мое внимание на исчезновение маркиза дез Армуаза. Вы, пожалуй, могли бы возразить на это, что он действовал так специально, чтобы отвести от себя подозрения. На это я вам отвечу, что по роду своей деятельности я не только могу судить о человеке по его словам, но и читаю, как говорится, по лицу… И что же? Я не переставал изучать его, старался проникнуть в душу этого человека, пока он говорил и находился здесь, но уверенность и спокойствие не изменили ему ни на минуту… Вот почему, друг мой Филипп, я отказываюсь от своего прежнего мнения, которое совершенно лишило меня аппетита, и, садясь за стол, постараюсь загладить вину перед гражданином, которого мы так несправедливо обвиняли.
Едва судья успел завершить свою тираду, как в соседней комнате раздался звон шпор, и в притворенную дверь заглянул жандарм Жолибуа.
– Лошади у подъезда, господин поручик, где их караулит маленький слуга господина Тувенеля.
– Хорошо, — сказал офицер, — мы едем. — И, обращаясь к судье, добавил: — Мне кажется, теперь доказано, что маркиз дез Армуаз не доехал до Виттеля. Значит, нападение на него было совершено между Виттелем и Шармом.
– Между Виттелем и Мерикуром, — поправил Тувенель. — Из показаний семейства Арну можно заключить, что он останавливался в Мерикуре, где кормил лошадь…
– Допустим, что между Виттелем и Мерикуром. Теперь, господин судья, обратите внимание на мои слова. Я ведь еще не все вам рассказал…
Господин судья тяжело вздохнул при мысли, что его ожидает на столе вкуснейший суп.
– Говорите же. Я слушаю, хотя крайне сожалею, что не могу в это же время удовлетворить своего аппетита…