Читать интересную книгу Игра на чужом поле - Василий Ставицкий

— Наверху эти сообщения принимаются с раздражением, — многозначительно сказал он Федотову. И добавил: — Писать ничего не надо, но делайте то, что считаете нужным.

Хорошо помню едва ли не последнее донесение Кузнецова перед самой войной: приятельница «Руди» из посольства печально, с намеком на что-то, сказала, что скоро им придется, расстаться…

Уже было известно и то, что в посольстве сжигают в подвале документы, что на обоях стен гостиных появились светлые пятна — здесь многие годы висели дорогие картины, теперь их сняли и вынесли, свернули великолепные ковры и гобелены, убрали старинные фарфоровые вазы».

За годы пребывания в Москве Кузнецов выполнил несколько ответственных, можно сказать, «штучных» заданий, исходящих лично от Райхмана и Ильина с ведома самого Федотова. Но для проведения повседневной контрразведывательной работы решено было передать его на оперативную связь ответственному сотруднику не столь высокого ранга.

Автор должен честно признаться, что и не чаял найти этого человека — ведь с той поры минуло более полувека. Уже и то удача, что застал в живых Ильина и Райхмана.

И вдруг в марте 1994 года в квартире автора раздался телефонный звонок. Глуховатый голос очень пожилого человека сообщил, что именно он перед войной, тогда капитан госбезопасности (соответствовало званию полковника в Красной Армии), руководил работой «Колониста».

— Приезжайте… Станция метро «Алексеевская». Проспект Мира…

— Еду…

…Небольшая двухкомнатная квартира, очень запущенная, а потому неуютная. Старая рижская мебель, престижная в конце сороковых годов, а теперь уже исцарапанная, с потускневшим, местами облупившимся лаком. Хозяин — сухонький, едва весомый; в домашних брюках и тапочках, в старенькой защитной офицерской рубашке. Этому живущему бобылём человеку за несколько дней до моего прихода исполнилось девяносто лет. Ещё через год его не стало. А на фотографии, сделанной, видимо; в пятидесятых, — рослый, широкоплечий генерал-лейтенант, на мундире — и слева, и справа — самые высокие награды Родины.

В свое время он занимал посты наркома внутренних дел Украинской ССР, начальника главного управления контрразведки и замминистра МГБ СССР и замминистра МВД СССР. Именно он от МГБ обеспечивал безопасность и порядок на Красной площади при похоронах Сталина. А в предвоенные годы Василий Степанович Рясной был начальником того отделения в контрразведке, которое опекало посольства Германии и её тогдашней союзницы Словакии в Москве.

«Работать с «Колонистом» мне поручил лично начальник контрразведки Федотов, — рассказал В. С. Рясной. — Уже одно это означало, что высшее руководство придает этому парню с Урала особое значение. Появляться Кузнецову в нашем «Большом доме» было никак нельзя, поэтому я договорился с ним по телефону встретиться на площадке возле памятника первопечатнику Ивану Федорову. Узнали друг друга по описанию и приметам. Мне он понравился с первого взгляда. По всему чувствовалось, что этот молодой человек — ему ещё и тридцати не было — личность, и личность не ординарная. Я был старше его на девять лет, занимал серьезную должность в центральном аппарате, тем не менее, у нас сразу сложились товарищеские отношения. Я никогда не давил на него, а он, в свою очередь, не пытался подладиться ко мне.

Остановился Кузнецов в гостинице «Урал», была тогда в Столешниковом переулке средней руки гостиница с недорогим, а потому популярным рестораном. Кормили хорошо, кухня русская — печенка в горшочке по-строгановски, селедочка с отварным картофелем, грибки маринованные, соленья и не какой-то фабричный лимонад в бутылках, а холодный клюквенный морс по-домашнему… Теперь это здание дореволюционной постройки снесено. Но гостиница — дело временное. Поэтому начальство разрешило поселить «Колониста» в моей конспиративной квартире в доме 20 на улице Карла Маркса (Старая Басманная). Я был в ней прописан под фамилией Семенов. Кузнецова прописал как своего родственника. Квартира состояла из двух комнат. Окно одной комнаты выходило на улицу, вернее, в палисадник перед домом, другой — в боковой дворик между домами.

Из мебели имелась кровать, стулья, платяной шкаф, этажерка для книг, радиоприемник. На кухне газовая плита, столик, табуретки. О домашних холодильниках тогда никто и понятия не имел.

Главным объектом внимания нашего отделения были дипломатический и технический персонал посольств Германии и Словакии, квартиры дипломатов и сотрудников, не имеющих рангов.

Немецкое посольство находилось на улице Станиславского (ныне снова Леонтьевский переулок), словацкая миссия — в районе Колхозной площади.

Штат германского посольства достигал двухсот человек. Только у военного атташе генерал-майора Эриха Кестринга было около двадцати сотрудников. Мы точно знали, что шпионажем занимались почти все. Нам также было известно, что представителем немецких спецслужб был советник посольства, глава его консульского отдела Генхард фон Вальтер. (Уже после войны стало известно, что господин фон Вальтер, руководивший шпионской работой в СССР, сам являлся… американским шпионом. Информацию он поставлял высокопоставленному сотруднику посольства США в Москве Чарльзу Болену. Впоследствии господин Ч. Болен в течение четырех лет был послом США в СССР.) У него была любовница со странным именем Пуся — красивая, высокая, стройная блондинка лет тридцати, по должности — технический сотрудник аппарата военного атташе Кестринга. Вдвоем, фон Вальтер и Пуся, вертели всем персоналом посольства, кроме, разумеется, трех-четырех самых высокопоставленных дипломатов. К слову сказать, Пуся откровенно заглядывалась на всех попадавшихся ей по дороге мужиков. Это позволяло, как мы надеялись, найти к ней какие-то подходы.

В обслуге посольства мы имели свою агентуру, но собираемая ею информация большой ценности не представляла, так, крохи…»

В. С. Рясной не знал, что «соседи» — разведывательное управление Генерального штаба Красной Армии имело в германском посольстве своего человека. Им был заместитель заведующего отделом торговой политики Герхард Кегель — подпольщик, член Компартии Германии с 1931 года, соратник знаменитой ныне советской разведчицы Ильзе Штебе, впоследствии казненной гитлеровцами.

За несколько месяцев до начала войны он сообщил интересную новость. В Москву под видом представителя химической промышленности Германии приехал странный человек, явно ничего в химии не смыслящий. Он был весьма молод, но почему-то все посольские «шишки» относились к нему с чрезвычайным почтением. Однажды после ужина с обильными возлияниями в ресторане «Националь» в узком кругу сотрудников этот «химик» разоткровенничался и сообщил, что война Германии против СССР начнется в ближайшее время, даже показал на карте исходные позиции немецкой армии и главные направления намечающихся ударов. От него Кегель впервые услышал выражение: «Наша цель — выйти на линию Архангельск-Астрахань».

Настоящее имя этого эрудированного господина было Вальтер Шелленберг, сотрудник AMT-IV в РСХА, более известного как гестапо. Тогда он имел чин оберштурмбанфюрера СС, но в день нападения Германии на Советский Союз стал шефом AMT-IV в РСХА, то есть внешней разведки всемогущей эсэсовской службы безопасности — СД. Войну Шелленберг закончит и пойдёт под суд уже бригаденфюрером СС.

Пока Кузнецов жил в «Урале», он успел присмотреться к специфической атмосфере Столешникова переулка. Он был центром, который, словно магнит железные опилки, притягивал к себе спекулянтов, перекупщиков, жуликов, аферистов, карточных шулеров, сводников. В дорогих магазинах (а их в Столешниковом во все времена было много, в том числе самый крупный в Москве ювелирный, существующий по сей день) и на тротуарах возле них постоянно толкалась сомнительная публика, и даже иностранцы. Тут покупали и продавали драгоценности, меха, антиквариат, часы — товар по тем временам дефицитный. В ближайших ресторанах — «Урале», «Арагви», «Астории» «Авроре», кафе и пивных барах дельцы заключали крупные и мелкие контракты. Хватало в Столешниковом и молодых дам «из общества»: красивых, ухоженных, хорошо одетых и… дорогих.

Вернемся к рассказу В. С. Рясного:

«Колонист» быстро освоился в Столешниковом, завязал знакомства с некоторыми завсегдатаями, завоевал их доверие, словом, стал своим. В Столешников он всегда приезжал со стороны Хорошевки (якобы с работы), выходил из троллейбуса у здания Моссовета, тогда ещё двухэтажного, не надстроенного, проверялся и спускался вниз, к пятачку возле ювелирного.

Мы уже держали на примете человека (завсегдатая толкучки в Столешниковом), представлявшего для нас значительный интерес с точки зрения возможности его вербовки. Это был мужчина лет тридцати пяти, прекрасно, лишь с легким акцентом, говоривший по-русски. Однажды наша «наружка» проследила за ним после его очередного посещения Столешникова. Мужчина на метро доехал до станции «Кировская», потом пешком дошел до Колхозной площади и скрылся за дверью здания, в котором располагалась миссия Словакии. Выяснилось, что спекулянт-незнакомец является… советником миссии по фамилии Крно и часто замещает посланника в его отсутствие.