Какими бы ни были наши взаимоотношения, сколько бы гадостей мы друг другу не наговорили, он все равно дорог мне. Не меньше, чем мать.
А смотреть на то, как дорогому человеку становится плохо из-за тебя — не самое приятное зрелище.
Я переживаю за отца и виню в случившемся только себя. На все готов пойти, чтобы повернуть время вспять и избежать ненужных споров.
Так или иначе нужно чем-то жертвовать. Пойти против отца или же против своих железобетонных принципов.
Но что бы я не выбрал сейчас, мои решения в любом случае кого-то затронут.
Юля с Алисой оказались в одной связке со мной. Мои решения напрямую скажутся на них, но Юля сможет меня простить. Она мягкая и отходчивая.
А если по моей вине что-то случится с отцом, то я себе этого простить уже не смогу.
Забывшись в своих мыслях и рассуждениях, я крепко сжимаю кулак. Сбоку от себя слышу тихий болезненный стон. И только позже понимаю, что все это время удерживал ладонь Юли в своей. Я неосознанно доставил ей боль.
Смотрю в ее бледно-зеленые глаза, заволоченные пеленой растерянности, и мысленно извиняюсь перед ней.
Не за доставленную боль, а за то, что намереваюсь озвучить свое решение.
Ей оно вряд ли понравится.
— Ладно-ладно! Черт с тобой! Увидишь ты свадьбу! Только, прошу, не помирай на глазах у моей дочери, — проговариваю я сквозь зубы, да так быстро, чтобы не передумать.
Чувствую, как острые ногти Юли с силой вонзаются в мою плоть. Она пинает меня в щиколотку и злобно скалится, но уже поздно. Я не поменяю своего решения.
Ничего с ней не случится, если мы разыграем еще одну сценку.
Алиса тем временем подбегает к дедушке. Она склоняется над его грудью, роняет слезы на рубашку. Малышка цепляется за его плечи, словно намерена удерживать его на этом свете до тех пор, пока силенки не закончатся.
— Дедуль, я же только с тобой познакомилась, только не умирай, пожалуйста, — слезно молит она его.
Отец гладит ее по головке, выдавливая печальную улыбку.
— Солнышко, это ведь от меня совсем не зависит. Я уже старый.
— Но тебе уже лучше? — волнуется Алиса.
— Уже лучше, — лукавит отец.
Октавия помогает ему избавиться от пиджака. Она принимается хлопотать над ним, измеряя ему давление, а Юля пользуется тем, что на нас перестали обращать внимание. Она хватает меня за край футболки и отводит в сторонку. А вид у нее такой враждебный, словно меня ждет серьезная взбучка.
Я еще не придумал, что говорить ей в свое жалкое оправдание, ведь в нашем договоре не было упоминаний о браке.
Я сам к такому повороту событий не сказать, чтоб готов.
Однако я уже готов взять на себя весь удар, который обрушится на меня как только мы с Юлей окажемся наедине.
Она же скрутит меня в бараний рог.
С большим удовольствием позволю ей сделать это со мной.
— Я убью тебя, Северов... Ты что несешь? Какая, к чертовой матери, свадьба? — шипит она на меня дикой кошкой, на дыбы встает. — Это же чистой воды провокация. Твой отец только этого и добивался.
Наше уединение становится подозрительным. Отец приподнимается на локте, бдит за нами и прислушивается, а гнев Юли только разгорается.
— Имей в виду, когда все это закончится, я жестко отыграюсь на тебе.
Я неслышно шикаю на нее, намекая на то, что за нами подглядывают. Обнимаю Юлю, наминаю ее плечи, пытаясь остудить буйный нрав. Она брыкается, отдергивает мои руки.
— Не паникуй раньше времени, Мишина, — шепчу на ухо, сковывая ее движения своими объятиями. — Лучше подыграй мне, на нас все смотрят сейчас.
Она оглядывается из-за плеча, убеждается, что я не солгал, и обмякает, прижимаясь своим лбом в солнечное сплетение.
— Тебе дорого это обойдется, — бурчит она еле слышно.
— Ты о разводе? А мне это даже нравится.
Она резко поднимает голову на меня и губы свои кривит. Вот-вот нюни распустит в отчаянии.
Еще бы, ведь я говорю о разводе как о походе в магазин, а она-то уже бывалая.
К чему ей лишние записи в паспорте...
— Что именно?
Я сильнее прижимаю ее к себе, опускаю руки по швам, вздохнуть не даю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мне тоже еще не доводилось бывать на свадьбах. Вот, хоть на своей побываю, — обманом подливаю я масла в огонь.
Юля пальцем крутит у виска, головой качает из стороны в сторону, отнекивается.
Она принимает мои слова за чистую монету, что очень зря.
Может, свадьба у нас и будет, но ее правдивость находится под большим сомнением.
— Такую дурость не мешало бы сковородкой выбить! Это же свадьба! Там люди клянутся друг другу в любви и верности! А что у нас?
— А что у нас? — заламываю бровь, любуясь ее очаровательными морщинками на носу, которые проявляются всегда, когда я вывожу ее из терпения. — Я, быть может, влюблен в тебя с самого первого взгляда, поэтому не вижу ничего плохого, а верность... Да нет на планете человека преданней, чем я.
Вот это я выдал... Сначала присосался к ней как клещ, а теперь дошел до признаний в любви...
Сам себе удивляюсь, а Юлю так вообще такое мое признание повергает в очередной шок.
Как же ее легко смутить...
— Влад, а, напомни-ка, когда ты впервые меня увидел? — требовательно она спрашивает, пытаясь выпутаться из моих рук.
— На выставке кухонной мебели, — со смехом отвечаю.
Она закатывает глаза к потолку и громко цыкает языком.
Ну что опять? Мы же договорились, что пробежка отпадает.
— Нет, Влад, забудь о той легенде, что мы сочинили. Забыл? — упрашивает она, на что я киваю. — А теперь ответь, где мы впервые встретились?
Если серьезно, то мне не нужно копаться в своей памяти, чтобы вспомнить тот день. Я помню его, словно это было вчера.
— На стажировке. Ты разве не помнишь? Я даже помню, в чем ты тогда была одета. Бледно-розовая блузка с рюшами на воротнике и рукавах, черные строгие брюки и обувь на плоской подошве.
Находясь под впечатлением, Юля замирает вся от макушки до пяток. Уголки ее губ и плечи никнут. Стеклянный взгляд направлен в никуда, но в следующую секунду она фокусируется на мне пристально, будто желает увидеть намного больше, чем ей позволяет зрение.
— Влад, я ничего не понимаю, — беззвучно произносит, шевеля одними губами. — Это была не первая по счету наша встреча.
— А какая же?
— Точно не помню. Мы сбились на сотне.
Ярка вспышка ослепляет меня, после чего наступает темнота. Это длится не дольше, чем перестук моего сердца, а потом перед глазами вновь возникают яркие картинки.
Я нахожусь в пустой незнакомой мне квартире. Пребывая в состоянии легкой эйфории, лежу голышом на чем-то вроде надувного матраса.
Все тело липкое от пота. Измятая простынь путается в моих ногах, а впереди меня открывается прекраснейший вид, от которого все чувства обостряются еще сильнее.
Стройная девушка стоит у окна ко мне спиной, а за ней то ли закат расстилается, то ли рассвет. Пробирающиеся сквозь нее лучи солнца окрашивают наше убежище багряными красками.
Это завораживает, но не так сильно, как сама девушка.
На ней не надето ничего, кроме черной футболки. Она явно ей не по размеру, поскольку сползает с одного плеча, открывая гладкую и золотистую кожу.
Она моя. И футболка, и девушка.
Ее загорелые ноги застывают в соблазнительной позе. Она поднимает руки к потолку, отчего футболка задирается до критической отметки.
Кадык дергается, слюна вязкой становится.
В собственном теле мне становится дико тесно.
Пальцами она зарывается в своей белокурой шевелюре, что чуть короче линии ее плеч. Изящным взмахом руки девушка откидывает волосы, демонстрируя мне тонкую лебединую шею, на задней стороне которой красуется миниатюрная татуировка в виде двойного знака бесконечности.
Банальность, но тогда мне так не казалось.
Она блаженно вздыхает, а я зову ее, но зову не по имени.
Я не вижу лица девушки, но точно знаю, что она прекрасна, подобно бутону распустившейся белой розы. Я без ума от нее.