Мой отец осознанно причинял боль матери. Он унижал ее, втаптывал в грязь, но не отпускал. Он убивал ее гордость, а она все прощала ему. Из раза в раз, пока он сам не бросил нас.
Я надеялся, что после развода мать заживет новой жизнью. Залижет свои раны и начнет все с чистого листа, но надежды мои так и не оправдались.
Она спилась до смерти. Я ничем помочь не смог.
Мне тогда только-только стукнуло восемнадцать. Я сам мог пойти по кривой дорожке, если бы однажды в пьяном угаре не оказался на ночных запретных гонках. Восемь лет я отдал стритрейсингу. Это стало не только моим хобби, но и отличным заработком, а потом я вдруг бросил гонки. По какой причине — не знаю. Мой приятель также не в курсе, хотя на тот момент мы были лучшими друзьями. Я обо всем делился с ним, но, видимо, я отвлекся на что-то более важное. Других предположений у меня не нашлось.
— Хорошо, как скажешь, — кивает отец, приподнимается из кресла, решительно намереваясь уйти.
— Папочка! Ты где? Ты же обещал, что мы сегодня вместе почистим зубки! — раздается сверху, как глоток спасительного воздуха.
По лестнице энергично сбегает Алиса. Она показывается нам на глаза и очень правдоподобно приходит в смущение.
— Ой, папуль, я не знала, что у нас гости, — робко она произносит, тыльной стороной ладони стирая со щеки следы от зубной пасты.
Глядя в упор на девчушку, отец как мешок заваливается обратно в кресло. Он повержен, а я слегка насторожен.
Сейчас от меня уже ничего не зависит. Все в руках у этой чудной малышки, которая опасливо шлепает босыми ножками в мою сторону.
Что-то, а произвести неизгладимый эффект она умеет. Отец все никак не может отойти от шока. Глаза его поблескивают в свете искусственных ламп, глубокие морщины между бровями разглаживаются. И он даже пытается улыбнуться Алисе. Выходит у него так себе, но это уже что-то.
— Сынок, так ты говорил правду? — обрывчато он произносит, не в силах отвести взгляд от милого личика девчушки.
Я беру Алису на руки, в макушку целую и подмигиваю ей, безмолвно благодарю ее.
— Да, познакомься, это моя дочь. Ее зовут Алиса.
Отец мешкает. С недоверием рассматривает нас поочередно. Ищет сходство.
— Здравствуй, солнышко. А я...
— Я знаю, вы мой дедушка, — перебивает его Алиса, вжившись в роль. Я ставлю ее на ножки, поправляю задравшуюся кофточку пижамы. Она смело приближается к креслу, в котором отец сидит как пришибленный, и встает напротив него. — Папа показывал мне ваши фотки. Только он говорил, что вы живете далеко, поэтому не можете к нам приехать.
Умница... Она всерьез намерена растопить сердце отца.
— Это правда, я живу очень далеко, но все же я смог к вам приехать, — говорит он елейно, на что Алиса хмурит бровки.
— Вам тут не нравится? Или вас кто-то обидел?
Ей удалось вогнать отца в краску. Бедный, аж вспотел весь.
— Нет, почему ты так решила?
— Потому что у вас грустный хохотальник.
Он переглядывается со мной, а я плечами жму.
— Хохотальник? Прости, солнышко, я уже старый, не знаю что такое хохотальник.
— Это то, чем люди смеются, — с умным видом отвечает она.
Алиса пальчиками дотрагивается до уголков своих губ, растягивает их в разные стороны, демонстрируя дедуле улыбку, а потом этими же пальчиками натягивает рот и ему. Тот завороженно смотрит на нее, но прикоснуться к ней боится, словно для этого ему требуется мое разрешение.
— А сколько тебе годиков, Алиса?
Напрягаюсь всем телом.
Успела ли Юля проинформировать ее?
— Четыре, скоро будет пять, — горделиво произносит Алиса, показывая отцу ладошку с большим загнутым пальчиком, и я мысленно выдыхаю.
Все пока идет по плану....
11. Горько!
Юля
Я в полном ауте.
И это с ним Влад собрался нас знакомить? С этим деспотичным человеком, который не слышит никого, кроме себя?
Поначалу мы с дочкой тихонько отсиживались в комнате, приводя в порядок себя и свои эмоции. Вместе вспоминали все то, что нужно говорить дедуле, а что строго запрещается. Мы уже планировали присоединиться к Владу, как вдруг стены дома задрожали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На первом этаже поднялось целое восстание, по-другому и не скажешь.
Влад с отцом очень громко спорят о чем-то, затем в спор втягивается какая-то девица, говорящая на ломанном русском.
Кто такая — черт бы знал. О ней Влад не удосужился меня предупредить.
С уходом девушки ситуация только обостряется. Спор стремительно перетекает в разгорающийся скандал. Словесная дуэль наращивает обороты. И никто из дуэлянтов не желает признавать свое поражение, насмерть стоя каждый на своем.
Кому как ни нам с дочкой предстоит пресечь их непримиримую вражду. Пробил наш "звездный" час. Нашего папаню нужно вызволять из пекла, пока он не устроил своему отцу армагеддон на старости лет.
На разведку вызывается пойти моя храбрая сердцем Алиса. С твердым намерением растопить ледяное сердце деда она спешит на выручку, а мне остается наблюдать за всем из-за угла и внимательно прислушиваться к тому, о чем говорят взрослые.
С появлением Алисы мужчины прекращают сопротивление. Влад добровольно выбрасывает белый флаг, а дедушка знатно зависает, оказавшись в плену Алисиных глаз. Точь-в-точь таких же, как у ее отца.
В доме воцаряется заветные тишина и покой. Дедуля на мгновение теряет дар речи. Весь его словарный запас сокращается до охов-вздохов и бессмысленных междометий. Он глубоко растерян, бледный как мел, но думает очень "громко".
Готова поспорить, его мозги вот-вот закипят, из ушей пар повалит, а сам он засвистит как чайник на раскаленной плите. И всему виной моя дочь. А если быть точнее, то запущенные мыслительные процессы, касающиеся кровного родства его новоявленной внучки. Шестеренки работают на износ, что я с лестницы слышу как они прокручиваются и бунтуют, отказываясь принимать желаемое за действительное.
А потом Лисичка выдает дедушке то, от чего мои веки начинают дергаться в нервном тике. Зад перевешивает и я заваливаюсь на ступеньку, намертво прирастая к ней.
Господи, у меня самой хохотальник набок съехал от услышанного выраженьица. Впервые слышу, чтобы дочь говорила нечто подобное.
И где она только набралась таких словечек?
Где-где? Я бы ответила в рифму... В Караганде, например, если бы точно не знала, что этому ее научила Настя. Тут к гадалке ходить не нужно.
Ну хорошо хоть в такой безобидной форме. Это еще простительно ей, а то в арсенале у Насти есть термины и похлеще.
— Скоро пять будет, говоришь? Ох, какая ты уже большая, — дедуля приходит одновременно и в восторг, и в умиление.
Ему наконец удалось выбраться из состояния немого оцепенения, но разум все еще находится будто под влиянием гипноза. Алиса его околдовала.
То-то же.
Дайте этой девчонке пять минут и она из кого угодно совьет веревки.
— Да, мама с папой скоро будут водить меня в развивашку! А еще на рисование и в театральный кружок. Правда ведь, пап? Ты же запишешь меня? — выклянчивает она в ультимативной форме, словно если папаня вздумает вякнуть что-то против, то она быстренько раскроет его маленький секрет.
Правильно, дочурка. Набивай карман шире. За моральный ущерб, так сказать.
Влад выглядит потерянным от стольких запросов, но он сейчас не в том положении, чтобы идти в отказ.
Он устраивается на диване. Взяв Алису за ручку, привлекает к себе, сажает на коленки и принимается тискать ее и щекотать на глазах у дедули. Старик заворожено наблюдает за тем, как его сын сжимает внучку в отцовских объятиях, пока та хохочет, как заведенная.
Удивляюсь, как быстро Алиса подпустила к себе чужого человека. Словно на интуитивном уровне она смогла почувствовать что-то свое родное.
— Ну конечно, Лисичка моя! Спрашиваешь еще, — с теплотой отвечает Влад, ускоряя мой пульс. — И на курсы английского тебя запишем. На все, что только захочешь.