– А ребёнок? – спросил растерянный Генрих, совершенно сбитый с ног полученными сведениями.
– Ребёнок жив, но остаётся всё там же. Хозяйка не смогла забрать его в дом, господин не позволил.
– Ты можешь проводить меня туда?
– Могу, – ответила в край удивленная девчонка, – пойдёмте.
И они пошли какими-то запутанными улицами, уходя всё дальше от больших респектабельных домов. Остановились перед дверями какой-то хибары, которую и домом назвать язык не повернулся бы. Постучали. Дверь открыла пожилая женщина, очень худая, но одетая чисто и опрятно.
– Что вам нужно? – голос был бесцветный, как и сама хозяйка.
– Этот господин желает видеть Николь, мадам Рози, – девчонка кинула взгляд на Генриха, – ему можно войти?
Женщина кивнула головой и посторонилась. Генрих переступил порог убогого жилища, а приведшая его девчонка унеслась, сверкая босыми пятками. В домике было полутемно, маленькие окна почти не пропускали света. Привыкнув к этому полумраку, он огляделся. Крохотная комнатка, очень бедно обставленная, но чистая. В углу детская колыбелька.
– Вот, – сказала женщина, подводя Генриха к спящему ребёнку, – это малышка Николь, дитя бедной Сабины.
Генрих взглянул, и на глаза навернулись слёзы. Перед ним лежало маленькое создание, светловолосое и похожее на херувимчика – всё, что осталось от его горячей любви к красивой и нежной девушке Сабине. Его дитя! Его дочь!
– Я отец этого ребёнка, мадам, – хриплым от волнения голосом сказал он стоящей рядом женщине, – и я забираю её. Готовы ли вы следовать за мной?
– Да, – твёрдо ответила женщина. – Здесь меня ничто не держит, а к малышке я привязана всей душой.
– Но вам придётся покинуть Францию, – предупредил её рыцарь. – Мы отправляемся в Англию.
– Хоть на край света, мессир, – был спокойный ответ.
Женщина быстро собрала необходимые в дорогу вещи, упаковав их в два небольших узла, закутала спящего ребёнка в мягкое одеяльце, заперла дом, и они двинулись к постоялому двору, где Генриха ожидали его спутники.
Англичане были крайне удивлены, увидев своего убитого горем предводителя и ребёнка на руках у незнакомой пожилой женщины. Девочка как раз проснулась и открыла большие глаза цвета тёмного мёда. Обвела взглядом столпившихся вокруг мужчин, но не заплакала, а только теснее прижалась к державшей её женщине.
– Иди ко мне, малышка, – мягким, ласкающим голосом произнёс Генрих, протягивая к девочке руки, – я твой папа.
Ребёнок какое-то время внимательно смотрел на него, потом протянул ручонки, и маленькое тельце перекочевало в объятия сильного мужчины. Генрих прижал к себе дочь и не скрывал слёз. У наблюдавших эту сцену закалённых в битвах воинов глаза тоже подозрительно увлажнилась. Майкл хлюпал носом.
После того, как страсти немного улеглись, мадам Рози рассказала Генриху, как к ней попала Сабина, которую отец с позором выгнал из дому. Он не разрешил жене даже помогать опозорившей их честь дочери. Но мадам Грандон всё же тайно передавала Сабине, устроившейся в маленьком домике на окраине города, вещи и деньги. Благодаря этому они и выжили. Сабина была нежным и хрупким созданием, но характер, однако, имела твёрдый. Она готова была справиться с любыми трудностями и дождаться своего суженого. В то, что её рыцарь придёт за ней, она верила свято. А когда поняла, что умирает, призвала приютившую её женщину и тихо попросила:
– Когда мой суженый придёт сюда, Рози, скажи ему, что я не смогла его дождаться. Но я верю в его любовь и люблю его так же горячо, как и прежде. Я оставляю ему нашу дочь. Пусть он вырастит её и сделает такой же сильной, как сам. В этом мире нельзя быть слабой, Рози.
Она попросила ещё раз поднести к ней ребёнка, нежно погладила худой, почти прозрачной рукой светлые волосёнки и тихо закрыла глаза. Вскоре её не стало. Верная Рози похоронила молодую мать на городском кладбище и приняла на себя заботы о малышке. Она окрестила дитя, назвав Николь, как того хотела Сабина, нашла кормилицу и делала всё, что было в её силах, чтобы ребёнок выжил. Бабушка так и не видела свою внучку – не посмела нарушить запрет господина. Месье Грандон же, узнав, что дочь умерла после родов, сказал, что Господь всегда наказывает грешников по заслугам. И знать не захотел родившегося ребёнка.
После всего случившегося задерживаться в Алансоне не было никакого смысла. Генрих только сходил вместе с мадам Рози на городское кладбище и положил цветы на скромную могилу молодой девушки, так и не успевшей стать его женой. Что он говорил ей, мадам не слышала, но видела слёзы, текущие по мужским щекам. И поверила в то, что этот рыцарь станет хорошим отцом малютке Николь.
Оставив за спиной Алансон, Генрих опять удивил своего друга.
– Мы не поедем прямо на побережье, Майкл, – сказал он, – сделаем небольшой крюк и заедем ещё раз в Фонтевро. А потом уже домой.
– Но, Генри, – попытался урезонить друга Майкл, – это слишком опасно.
– Не более чем приезжать сюда, Майкл, – спокойно возразил рыцарь. – И если они действительно выслеживают меня, то дожидаться станут именно здесь, а не там. А я хочу ещё раз увидеть могилу отца, друг мой. Пойми, мне было так хорошо, так тепло там, возле него. Я не могу уехать, не сказав ему ещё раз, как люблю и почитаю его.
И они двинулись по дороге на Фонтевро. Прямым путём это было не так и далеко. Но ехать приходилось медленно, поскольку мадам Рози с младенцем на руках не могла двигаться быстро. И нужно было делать частые остановки, чтобы добывать молоко, накормить и перепеленать ребёнка. И всё же дорогу они одолели. Невдалеке от монастырской церкви сделали привал под сенью высоких деревьев. Привязали коней. Майкл хотел пойти со своим рыцарем, но тот положил ему руку на плечо.
– Нет, друг мой, – сказал тихо и взглянул погрустневшими вдруг глазами, – я сам. А ты будь с моей дочерью, я оставляю её на твоё попечение.
Но дойти до дверей церкви ему не дали. Как из-под земли вдруг возникли вооружённые до зубов мужчины и остановили Генриха на полпути. Один из них что-то коротко сказал рыцарю, и вдруг все разом бросились на него. В лучах полуденного солнца сверкнула сталь. Всё кончилось так же внезапно, как началось. Чужие воины исчезли, а на камнях мостовой, залитой алой кровью, осталось истерзанное мечами тело. Англичане замерли, потрясённые, Майкл с громким криком кинулся вперёд и рухнул на колени перед телом друга. Ран было много, они все кровоточили, но Генрих ещё дышал. Майкл бережно приподнял голову друга и всмотрелся в глаза, уже затуманивающиеся.
– Прости, я не уберёг тебя, Генри, – прошептал непослушными губами.
– Всё хорошо. Здесь… Рядом… – слова давались умирающему с трудом. – Николь… отдай матушке… Она… Люблю.