В тот день Нина пришла с колхозного двора на час позже матери, чувствуя во всём теле страшную усталость. Она тоже слышала об укрупнении колхозов не только от отца, постоянно читавшего центральные и областные газеты, но и от мужа. Эта кампания по стране проводилась уже третий год. А до них будто бы только дошла, местное начальство почему-то всё не решалось начать. В газетах о ней писались отчёты на примерах других краёв и областей, где в один колхоз стекались сразу несколько мелких хозяйств. И это объединение в целом сельскому хозяйству якобы уже принесло пользу: увеличились запасы кормов, росло поголовье скота, свиней, птиц, расширялись земельные угодья. И даже стало меньше расходоваться горючее, лучше сберегали технику, за качественную вспашку земли активно соревновались механизаторы, а доярки включились в соревнование за увеличение надоев молока на одну корову.
В те времена центральные газеты не могли выступать с критикой укрупнения колхозов, наоборот, они ратовали за образование каких-то аграрных городов. Хоть гигантами было нелегко управлять, зато предлагался современный путь развития села. Однако статья какого-то председателя колхоза предостерегала от переселения людей из удалённых деревень в центральные усадьбы, что было весьма опасно для самого существования деревенского уклада, который можно подорвать основательно. Нина помнила, как отец, прочитав статью в «Правде» секретаря ЦК КПСС Н.С.Хрущёва – «О строительстве и благоустройстве в колхозах» – донельзя возмущался, так как автор предлагал сселять колхозников из удалённых от центральных колхозных усадеб маленьких деревень и переселять их в новые посёлки с клубами, библиотеками, школами, медпунктами, магазинами. Нина думала, что в этом ничего не было плохого: построят новые посёлки. Отцу же было жалко старую деревню, которую можно было спасти от вымирания проведением такой политики, чтобы люди не уезжали из села в город…
Но в то время ещё не знали, как Сталин закрытым письмом, не предназначенным для печати, осудил «кавалерийский подход» некоторых молодых партийных работников, которые предлагали сносить старые деревни и создавать крупные современные деревни-города.
«Я скоро уеду из посёлка, и его никто не снесёт, потому что он ещё молодой, – наивно думала Нина. – И почему Антона так тянет в город, ведь он же деревенский, а строит из себя городского делягу»? Хотя в душе Нина тихо радовалась, что они будут жить в городе, и этим немного гордилась. Сейчас многие люди мечтают перебраться в город, как это сделали в разные годы Городовы, Горобцовы, Пинины и многие другие.
Тем не менее, сдержанная газетная критика нисколько не повлияла на слияние мелких колхозов в один. Наоборот они возносили преобразование колхозов в совхозы. Ведь колхозники превращались в рабочих, им выдавались паспорта, выплачивали зарплату деньгами. В совхозах не было трудодней, по которым в колхозе оплачивали труд не деньгами, а только продуктами. И не всегда рассчитывались до конца за трудодни зернобобовыми. С колхозников вдобавок ещё требовали продовольственный или денежный налог. Чтобы рассчитаться с государством, люди продавали зерно, молоко, яйца, мясо. Так что в соседнем районе на основе бывших колхозов создали два совхоза. И люди были счастливы тем, что в город из совхоза было легче уйти и устроиться там на любое предприятие. И не мудрено, что многие посельчане сожалели, если их колхоз останется в прежнем виде, то со временем может соединиться с преуспевающим колхозом имени М. Горького. Сначала некоторые выступили против этого. А когда бывший председатель Макар Костылёв подсказал, что им выгодней соединиться, чем влачить жалкое существование. Ведь их колхоз во всех отношениях маломощный, а мишкинский значительно сильней, где вовремя расплачиваются по трудодням. И тогда люди притихли, став говорить, что пусть бы быстрей произошло это самое укрупнение колхозов.
Партийные руководители на районных совещаниях критиковали тех, кто выступал против укрупнения, их осуждали за паникёрство. Их тон сводился к одному, дескать, чтобы партия ни делала, она никогда не ошибается. А её решения не подлежат пересмотру и отмене. Да, это действительно было так, партию не интересовало мнение народа, как он в своей массе сам смотрит на проводимую ею линию.
Без уважительной причины люди не могли выйти из колхоза, а когда такие объявлялись, за не выход нормы трудодней, у них отбирали приусадебную землю. Они хотели уехать, но их объявляли нарушителями социалистической законности, которые вели паразитический образ жизни. Но люди не знали всех законов и специальных постановлений, по которым были обречены к выселению в отдалённые районы. О таких смутьянах (а их было несколько десятков тысяч) писали в газетах в назидание другим, чтобы они точно так же не оступались. Сельские люди должны жить и работать там, где их дом и земля. Если нарушаете колхозный устав, если увиливаете от трудовой общественной повинности и жадно работаете на своём огороде, получайте налог на строения, землю, животных, птицу и повышенный продналог.
Екатерина с Фёдором уже разговаривали с зятем, который работал в городе и его называли за глаза отходным, чем может вызвать раздражение властей и навлечь на них их гнев, не являясь колхозником, а им это могли поставить на вид?
– Я вам скажу так, – сказал Антон, когда Нина призналась мужу, чем были обеспокоены мать и отец. – Работаю на заводе, а у вас живу временно. И пусть твой батя не боится. Я это всем скажу, а Назару —первому!
– Ох, какой герой! – самолюбиво протянула Нина, которая всё никак не могла привыкнуть к мужу, даже когда была беременна. Он по-прежнему казался ей чужим, потому что к нему не лежала душа. Ей думалось, она краснела, когда вспоминала, как на следующий день сказала Анфисе, что вовсе не она отказалась от прежней любви и не она предала Диму, просто была вынуждена подчиниться обстоятельствам, что для неё сознавать донельзя мучительно.
В тот год весна, казалось, длилась дольше обычного. Антон заявился с букетом сирени, которая хоть и расцвела с запозданием, но цвела с необычайно пышной силой. И принимая от жениха дар, Нина подумала, что отныне её любовь умерла вместе с любимым и больше чем когда-либо понимала, что Антон – ей навязан судьбой, так как отчасти подчинилась вещему сну. К тому же она слышала, будто браки заключаются на небесах, что провидение совсем не случайно сводит молодых. И потому надо не противиться судьбе. Вот только она не понимала, почему Бог избрал её, как проводницу своего замысла.
Но как она могла мириться с тем, что Антон без напоминания не интересуется домашними делами? В тот год у них в первый раз отелилась молодая корова по кличке Лидка и принесла бычка, для которого нужно было смастерить закуток. Когда Нина обратилась к мужу, не может ли он помочь отцу, Антон вдруг вскричал:
– Это не моя корова, а его!
– Почему ты так думаешь? – возмутилась Нина. – Ты у кого живёшь?
– Скоро в город уйду. А если ты останешься. Я без тебя уеду!
– Как тебе не стыдно, ведь отец ничего плохого тебе не сделал. А ты не хочешь ему помочь? У него одна рука. Это же нетрудно понять?
– Ладно, посмотрю. Я устал. В воскресенье… – и отвернулся к стене.
В выходной день Антон спал до обеда, мать и отец были на огороде, они высаживали картошку. В субботу заявился крепко выпившим, он был необычайно добрым. Отдал ей аванс четыреста рублей и теперь отсыпался. Нина таких денег в руках ещё не держала, на базаре, если выручала за пять литров молока, живую курицу, или за три десятка яиц, то выходило за всё в несколько раз меньше. Мужу так же, как и её отцу платили пенсию по инвалидности, а сколько – точно не знала, хотя Антон говорил, что всего сто пятьдесят рублей. Но пенсию он ни разу ей не отдавал, считая её неприкосновенной. И она не претендовала на неё, но на что он её тратил, Нина не знала. Правда, с собой он не брал харчи, как это делали у них трактористы, пастухи, кузнецы Иван Горшков и Тихон Кузнехин. Значит, ходил в столовую или какую-то еду покупал в магазине. Антон вроде бы по характеру был балагур, однако, многое из того, что происходило в смену, он не рассказывал. Обычно делился тем, кто жил в семейном общежитии, как там обитатели друг друга ревновали, как якобы мужья ревновали его к своим жёнам, ибо хорошо обходился с их женщинами. Нине тоже не нравились такие признания Антона, но этому она не очень придавала большое значение, полагая, что муж нарочно ей врёт, чтобы она, Нина, скорее забыла своего погибшего офицера и переключилась на него, Атона. И правда, она даже не представляла, что его хвастливые россказни о женщинах у неё станут вызывать какое-то неприятное чувство. «Неужели я начинаю его ревновать? – думала про себя Нина. – Да он и ногтя моего не стоит»!