Я киваю.
— Думала об этом раз или два, хотя всегда считала, ты оставила бы свою фамилию.
— Я до странного традиционна, — положив карты рубашкой вверх, говорит она. Как только я подумала, что Тася будет скидывать, она берется за край своего свитера и снимает его через голову.
Под ним на ней только бюстгальтер.
— Повышай или подтверждай, — говорит она, и тут я понимаю, что уставилась на нее.
Посмотрев в свои карты, я понимаю, что могу по максимуму раздеть ее прямо сейчас, но хочу посмаковать так долго, как только получится.
— Подтверждаю.
Кладу свои семь карт рубашкой вверх, и она дает мне новую карту. Я уже подсмотрела: тройка червей. И теперь у меня фул хаус.
Она сдает себе еще три карты — это уже максимум — и гримасничает.
— Круто.
— Твой покер-фейс еще ужасней.
Тася поднимает на меня взгляд и говорит:
— Можешь повысить, если хочешь.
Теперь моя футболка снята и лежит в центре стола.
— Можешь подтвердить, если ты хочешь.
Ее бюстгальтер приземляется на мою футболку, и я выдаю несколько сдавленных звуков, прежде чем дрожащей рукой потянуться к пиву. Я едва соображаю при виде ее обнаженной груди. Такой округлой и упругой. Рот наполняется слюной, и я замираю с бутылкой у губ, не в состоянии ее наклонить, чтобы сделать глоток.
— Ты пялишься, — шепотом говорит она.
— Ничего не могу с собой поделать, — ты же только что сняла с себя лифчик.
— Давай открывайся.
О черт, карты.
Я часто моргаю, потом сильно зажмуриваюсь и просто кладу их на стол. Она со стоном показывает мне пару четверок и три неподходящих карты: валета, туза и семерку. Уронив голову на сложенные руки, она трясется от смеха, посмотрев на меня, когда слышит, как я пододвигаю к себе одежду. Я надеваю футболку, ремень и часы. Нацепив ее лифчик себе на голову, я накидываю свитер на плечи, а серьги оставляю лежать у моей бутылки пива.
Когда она выпрямляется, ее длинные темные волосы скользят по плечам и ложатся на грудь. Такой контраст между темным оттенком ее волос и молочной кожей, когда кончики прядей прикрывают соски.
Теперь я понимаю, почему такой женский образ рисовали миллионы раз.
— Ты снова пялишься.
— Ты все еще без лифчика.
— Я наврала, — рассеянно потирая пальцем нижнюю губу, говорит она.
Ее интонация подсказывает мне, что она забавляется, по крайней мере, самую малость.
— Когда?
— Когда сделала вид, что не хочу тебя поцеловать.
Я чувствую, как мои брови сдвинулись к переносице.
— Ты про правило?
— Ага, про него, — она опускает взгляд и пальцем рисует круги по столу. — И про каждый раз, когда видела тебя.
Мои артерии не в состоянии расшириться и быстро пропустить такой мощный поток крови, поэтому я ощущаю, как перед глазами все плывет.
— Иди сюда.
Она качает головой, подталкивает в мою сторону колоду, после чего встает и берет нам еще по пиву.
— Ты сдаешь.
После очередного раунда двусмысленностей и напряжения Тася снова проигрывает, но на это раз она сообразила поставить только ботинки, прежде чем скинуть. На следующей раздаче она выигрывает назад свои сережки и мои часы, но потом проигрывает и то, и другое, плюс свои носки.
— Согласно моим подсчетам, на тебе остались только две вещи, — пока она тасует колоду, замечаю я. — Штаны и что-то под ними.
Она смеется.
— Я не против насчет джинсов, но не могу проиграть свое нижнее белье.
— Но тебе некуда деваться. Моя очередь вскрываться после раздачи.
Она размышляет, и эффект двух бутылок пива дает о себе знать: ее взгляд быстро теплеет.
— Тогда пиши Полине. Скажи, пусть выберет наказание для проигравшего. Только не говори ей, кто проигрывает.
Кивнув, я достаю телефон и пишу сообщение Полине:
«Нам нужно наказание проигравшему в покер. Одна из нас уже практически без одежды».
Не проходит и полминуты, как она отвечает:
«Чертов приватный танец, малышка».
Смеясь, я говорю Тасе:
— Она думает, это я проигрываю, не ты.
— Что она написала?
— Скажу, когда проиграешь.
***
Тася роняет руку на стол и со страхом смотрит на меня.
— Погоди. Мне понадобится еще пиво, прежде чем я буду готова это услышать. О боже.
— Тебе еще понадобится музыка.
Ее глаза округляются, и она хватает бутылку и залпом ее осушает, после чего берет мой телефон. Она знает мой пароль, и, не долго думая, вводит его.
Прочитав сообщение Полины, она застывает с отвисшей челюстью.
— Я не собираюсь это делать.
— Тогда отдавай мне свое нижнее белье.
— Фиг тебе.
Я с хохотом встаю и подхожу к музыкальному центру.
— Ты что предпочитаешь: рок-н-ролл или клубную?
Она стонет.
— Лера, я в жизни не исполняла приватный танец!
— Значит, клубная! — кричу я и жму на «play».
Развернувшись, я чуть не спотыкаюсь от вида Таси в полный рост у стола. Пока мы сидели, от талии и ниже мне ее не было видно, но господи.
Тася в одних только трусиках. В черных шелковых. Просто крошечных. Ее тело такое гладкое; мне хочется вонзиться зубами в мягкую плоть верха ее бедер.
Мою кожу начинает жечь.
Чувствуя биение пульса где-то в горле, я сажусь на стул.
Она шлепает мне по подрагивающей руке, и я прячу обе под внешнюю сторону бедер.
— Ты даже знаешь правила.
— Я смотрю, ты тоже.
Шагнув ближе, Тася впивается в меня взглядом.
— И почему бы тебе не проиграть?
Ее колени задевают мои, и я чувствую, как это прикосновение отзывается по всей длине моих ног.
— Было бы не настолько хорошо, правда?
— Это странно — видеть меня топлес? — спрашивает она, перешагивает через мои колени, после чего придвигается ближе и усаживается верхом.
Мне трудно дышать. Трудно думать.
Я оглядываю ее тело. Узкую талию и идеальные изгибы бедер. По всему боку у нее татуировка, и при таком тусклом свете ее не прочитать, но я надеюсь сделать это позже. А прямо сейчас я в миллиметре от того, чтобы прижаться лицом к ее груди.
— Это гребаное наслаждение, а не странно.
По кухне разливается музыка, медленно увлекая за собой мой пульс и, кажется, делая то же самое с пульсом Таси, и она нерешительно подает бедрами вперед и назад. Ее руки держатся за мои плечи, словно дают зыбкое обещает, что это не последний раз, когда они там лежат.
— Тася… — шепчу я. — Просто делай все, что тебе удобно.
Она наклоняется и так внимательно смотрит мне в глаза, будто ищет упавшую ресничку, чтобы самой загадать желание. Ее взгляд немного нечеткий, но мне нравится подвыпившая Тася. Она словно выползает из своего убежища и вглядывается в окружающий мир. Прямо сейчас этим миром хочу быть я. И хочу, чтобы она видела только меня.
— Твоя тату, что там написано? — спрашиваю я ее.
Облизнувшись, она не отводит взгляд от моего рта, когда отвечает:
— «Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму».
Я начинаю перебирать в голове, где могла слышать эту цитату, но из-за близости ее обнаженного тела, запаха ее шампуня, кожи и легкого намека на аромат ее похоти… в моей голове пустота.
— Откуда это?
— Автор — королева остроумия, та, кто заставила повзрослеть целое поколение женщин: Элеонора Рузвельт, — Тася держится за спинку стула и во время своих движений наклоняет голову.
Тепло ее тела рядом со мной делает мой голос хриплым:
— Сколько тебе было, когда ты ее сделала?
— Семнадцать.
Ее волосы соскальзывают с ее плеча и щекочут мне руку. Когда ее взгляд встречается с моим, мою грудь стискивает при виде ее слегка размазанного макияжа, он делает ее сладко потрепанной, будто я с ней уже делаю, что хочу. Даже мыслей об этом достаточно, чтобы я ощутила отчаянный до дрожи голод.
— Это неловко сейчас? — шепотом спрашивает она.
Мои слова выталкивает резкий от возмущения выдох:
— Ни хрена.
Ее брови приподнимаются.
— Ты имеешь в виду, что привыкла, когда полуголые подруги танцуют у тебя на коленях?