Читать интересную книгу Иствикские вдовы - Джон Апдайк

— Лекса? — В интонации Сьюки слышалась неуверенность, словно она боялась получить отрицательный ответ на вопрос, которого еще не задала.

— Да, конфетка, что такое?

Не то чтобы жизнь Александры в Таосе была совсем уж пустой. Она начала работать на гончарном круге Джима, делая свои собственные горшки, чтобы пополнять запасы в магазине, медленно, но уверенно убывавшие за зиму по мере того, как залетные пташки с Востока и Среднего Запада декорировали свои новые дома в стиле, который они считали подлинно западным. Она пыталась ухватить стиль Джима, но под женскими руками глиняные стенки горшков получались более тонкими и требовали более мягких расцветок, чем использовал Джим. Да и ее общественная жизнь была на подъеме: ее пригласили стать членом консультативного совета Дома Мейбел Додж Лухан, и один из членов этого совета, краснолицый вдовец Уорд Линклейтер, скульптор, ваявший большие бронзовые фигуры представителей дикой природы Запада — койотов, американских зайцев, а особенно диких мустангов, — крупный мужчина с белыми усами и тщательно ухоженной кисточкой-щетинкой под нижней губой, положил на нее глаз. Он несколько раз приглашал ее поужинать, и ей нравилось, что во время этих встреч они оба, попивая красное вино, с любовью говорили о своих покойных супругах, а потом расходились по домам, слишком утомленные, чтобы заниматься чем-нибудь еще. Секс после семидесяти… Александра даже не хотела знать, существует ли он вообще. Когда она шутливо поинтересовалась, имеет ли название щетина на подбородке Уорда, тот покраснел и ответил: «Кажется, молодежь называет это „любовной щетинкой“», — но на том все и закончилось.

— Мы с Джейн хотели узнать, — сказала Сьюки, — что ты думаешь насчет Мачу-Пикчу?

— Мачу-Пикчу? Того, что в Андах?

— Да, тебе ведь, кажется, очень понравились канадские Скалистые горы. К тому же речь идет не только о руинах — там есть Лима и Куско, а еще можно записаться на экскурсии в Боливию и Эквадор. Одним из преимуществ такой поездки — Джейн просила это особо подчеркнуть — является отсутствие сбоя биоритма, все эти места находятся на одной с нами долготе.

— А почему Джейн сама мне не позвонила, если она так в этом заинтересована?

— Она считает, что от меня ты скорее примешь это предложение, потому что на нее ты дуешься из-за чего-то, что случилось в Египте, хотя она сама не знает, что это могло быть.

— Глупости. В Египте все было в порядке, хотя она и храпела. Но я никак не готова предпринять еще одно большое путешествие так скоро после Китая. Если говорить о чудесах света, то стены и пирамид с меня, полагаю, достаточно. А если признаться честно, я не могу позволить себе еще одно чудо. Вас с Джейн, судя по всему, оставили вполне обеспеченными, а мы с Джимом едва сводили концы с концами, теперь то же самое делаю я одна. Прости, дорогая.

— Не извиняйся. Я ожидала, что ты скажешь нечто подобное. И честно говоря, чувствую облегчение. Я не была уверена, как среагирует моя эмфизема на такую высоту, хотя агентша из бюро путешествий уверяла, что проблем не будет.

— Ну конечно, для нее никаких проблем и не было бы.

— Вот именно. — Повисла пауза, обе наслаждались взаимопониманием. — Тем не менее, — мечтательно продолжила Сьюки, — было бы замечательно снова съездить куда-нибудь вместе, пока мы не слишком постарели. У Джейн есть проблемы со здоровьем, хотя она не любит о них распространяться.

— Что за проблемы?

— Какие-то внутренние. Она ничего не говорит. А Мексико ты можешь себе позволить?

— Мы с Джимом бывали в Мексико. Не раз. Говорят, что теперь автотрассы, по которым мы ездили — сначала, когда еще только поженились, с моими бедными детьми, изнывавшими от жары и хныкавшими на заднем сиденье, потом только вдвоем, это был наш второй медовый месяц, — так вот, говорят, что эти автотрассы кишат бандитами, которые похищают американцев для выкупа. Мир становится все менее и менее дружелюбным по отношению к нам, не так ли?

— А как насчет Ирландии? Там люди все еще относятся к нам дружески, хотя я слышала, что теперь это не так дешево, как было прежде, до того, как они вступили в ЕС и стали «Кельтским тигром». Отсюда, из Роки-Риджа, люди всегда сбегали на недельку в Ирландию поиграть в гольф. Разве тебе не хочется увидеть Западные острова и проехаться по Кольцу Керри[23]? Когда-то там в маленьких каменных сотах жили монахи. Кажется, Ленни был на какую-то долю ирландцем.

— О, Сьюки, какая же ты еще молодая. Мне стоит лишь подумать о том, чтобы сесть в самолет, и я уже чувствую себя усталой. Разве не хорошо оставаться там, где ты есть? В данном случае — где я есть.

Сухое солнце пустыни отбросило луч под пятичасовым наклоном на утопавший в сумерках кофейный столик со стеклянной столешницей, на глянцевые книги по искусству американской керамики, древней и современной, на толстый навахский коврик. Плиты, которыми был выложен пол, имели тот же бледный окрас, что и песчаная почва, на которой произрастал ее сад кактусов за дверью, ведущей в патио: комичные, похожие на мышиные ушки опунции и тонкие длинные плети окотилло составляли его лучшее украшение.

— Но, — отдаленный голос, ворвавшийся в ее ухо, как представляла себе Александра, из самого чрева спутника, несущегося на многомильной высоте над миром и его чудесами, настаивал: — ты не там, где я. Мне так одиноко с тех пор, как Ленни ушел.

— Ты хочешь сказать — умер.

— Да как ни скажи. «Ушел» звучит не так бесповоротно. В некотором роде он, конечно, был человеком ограниченным, но с ним не было скучно. Все наши старые друзья стараются проявлять внимание, но я же вижу, что мое присутствие их тяготит. Я им больше не подхожу. Я всем глубоко безразлична. Теперь я понимаю, почему индийцы — не наши индейцы, а индийцы-азиаты — придумали сати[24].

— А как же твои дети? И внуки? Уверена, что им ты не безразлична. — Александра сама почувствовала, что становится строга со Сьюки, как утомленная мать. Она предпочла бы сейчас сосредоточиться на пушистом соцветии миниатюрного кактуса в квадратном горшке на подоконнике. Как ярко он светился на солнце — настоящий нимб! Отсюда ее мысль перескочила на Уорда, у которого был такой красивый добрый рот, но его портила эта дурацкая кисточка щетины под нижней губой. Александра боялась, что в один прекрасный вечер, выпив достаточно красного вина, выскажется против кисточки, и это в любом случае — пренебрежет ли он ее мнением и оставит кисточку или согласится и сбреет ее — сблизит их, к чему она не была готова. Она больше не хотела попадать в положение, когда приходится соревноваться с мужчиной, вести необъявленную борьбу одолжений и отказов, щедрых даров и реваншей.

— Ну, они ведут себя вежливо, — сказала Сьюки, имея в виду детей, — но из кожи вон не лезут. Знаешь, как это бывает: ты думаешь о том, что следовало сделать не так, когда они были маленькими, сожалеешь о чем-то, что-то тебе хотелось бы изменить, но жизнь идет своим чередом; так и должно быть. Пытаешься просить прощения, а они смотрят на тебя отсутствующим взглядом: они-то уже все забыли. По тому, как они отнеслись к уходу — прости, к смерти — Ленни, я поняла, что они и мою воспримут легко. Скажут: добрая старенькая мама, покойся с миром. Если скажут хотя бы это. У тебя ведь, кажется, кто-то из детей остался в Иствике?

Этот последний неожиданный поворот в потоке сознания Сьюки захватил Александру врасплох.

— Марси, — ответила она. — Старшая. Она отказалась переехать с нами на Запад, когда мы с Джимом поженились. У нее в иствикской школе был приятель, она была в него сильно влюблена и, окончив школу, сказала, что хочет поехать в Ризди и стать настоящей художницей — «настоящей» это в пику мне, полагаю. Она была решительно настроена отмежеваться от меня. На жизнь зарабатывала, работая официанткой в булочной-кофейне «Укромный уголок», а когда вернулась из Ризди — в конце концов ей не понравилось быть художницей, как она заявила, это слишком эгоцентрично, — стала официанткой в «Немо», к тому времени возраст уже позволял ей разносить спиртное. В конце концов, переспав с кем могла, как я думаю, она вышла замуж за местного, за мужчину на несколько лет старше ее, — за простого электрика, можешь себе представить? Это после того, как ее отец владел целой фабрикой разного оборудования в Норидже.

— «Немо», — как завороженная, повторила Сьюки. — Какое уютное было местечко! А тамошние масляные лепешки… Жареное мясо на сдобной булочке. Я, бывало, каждый день там обедала, когда служила в «Слове». Помнишь «Слово»?

— Разумеется. В начале было «Слово». «Немо», кажется, продают компании «Данкен донатс». Марси говорила мне об этом какое-то время назад. Вообще она не много мне сообщает; думаю, мы с ней наполовину чужие. Она не желает, чтобы люди знали, что она моя дочь; там нас еще немного помнят.