В базарный день я смог бы выручить и больше, но купец прав сам того, не зная — у меня не было ни одной идеи как получить разрешение на торговлю, а деньги решили бы все бытовые проблемы.
— Сорок золотых и луве ваша.
— Тридцать пять, и я не стану спрашивать, есть ли у вас на нее дарственная.
Хороший ход. Купец намекал на то, что не очень верит в мою историю и луве может быть просто краденной.
— Тридцать три, и вы мне посоветуете приемлемый ночлег.
— По рукам.
С этими словами торговец отстегнул от пояса увесистый мешочек, отсчитал тридцать три золотых кругляшек и протянул мне. Взамен я отдал ему в руки импровизированные поводья. Теперь главное, чтобы Аэль не подвела, но она к моему удивлению без всяких возражений последовала за купцом, оставив меня в легком недоумении и с адресом, по которому я не собирался идти. Сереброгривая луве максимум к утру исчезнет, вряд ли Аэль захочет провести больше времени на конюшнях, и разъяренный купец станет искать обманщика, так что лучше мне продолжить путь в темную часть Самех’Ра.
В буквальном смысле.
Из-за трех солнц на Втором Круге почти никогда не бывает ночи. В любое время суток, по меньшей мере одно из солнц светит ярко и жарко. Раз в сколько там лет случается, что с неба таки уходят все три светила, куда они закатываются неизвестно, боюсь это ведомо только Хаосу. В остальное же время ночь есть только в одной части Самех’Ра — там, куда отбрасывает свою тень Великая Пирамида. Еще одна причуда этого города — какое бы положение на небе не занимали три солнца, только одна часть города всегда находилась в тени Дома Самех. Жители так и прозвали этот район — Ночной Город или Атун’Ра, что значит «скрытое солнце».
Несмотря на дурную славу, Атун’Ра отнюдь не был пристанищем бандитов всех мастей. Более того, в городе Воров, Атун’Ра был, пожалуй, единственным местом, куда можно было заглянуть без опаски лишиться последних монет. Своего рода заповедник, нейтральная территория.
Приличная таверна нашлась довольно быстро. И даже поданный ужин не был подгоревшим или пересоленным. Жизнь определенно налаживается. Вот только, что делать с Аэль, так удачно проданной за тридцать три золотых? Надеюсь, она додумается сбежать этой ночью и найти, но не убить меня, если нет, то придется завтра ее вызволять.
Отведенная мне комната была тоже вполне приемлемой. Главными ее достоинствами было огромное окно в половину стены и небольшая, но такая манящая кровать. Остальное убранство ограничивалось круглым столом и двумя добротными стульями. Дверь возле кровати вела в маленькую ванную комнату с душем и туалетом. Да, от этих достижений прогресса Дом Воров не стал отказываться, даже в угоду своей патологической нелюбви к благам технологических цивилизаций. И понятно почему — горячий душ после долгой и пыльной дороги ценится выше любых принципов и убеждений.
И правда, горячая вода и душистое мыло не только помогли оттереть пыль и грязь от пройденной дороги, но и немного прояснили мысли. Мы приперлись в Самех’Ра, потому что сюда ведет Путь Аэль, но что делать дальше? Заявиться на порог Пирамиды и потребовать Регалию? Интересно, как громко рассмеются Воры, услышав подобное? Ясно, что просто так получить ее не выйдет, может быть тогда украсть? Да-да из самой охраняемой сокровищницы всех миров. Миссия невыполнима, но разве мне когда-нибудь доставались другие?
По возвращению в комнату меня ждал сюрприз. Немного пыльный и помятый, безусловно уставший, но не менее приятный — Аэль собственной персоной.
— Значит, пока я там страдаю от жирных лап этих купцов, от вони конюшен и полной несъедобности корма, ты тут нежишься в душе. Небось, еще и после плотного ужина?
Если еще не убила, то буду жить, но злится она крайне… занимательно. Не уперев руки в боки, не топая ножкой, но покачивая ею, сидя на застеленной кровати. Госпожа, отчитывающая нерадивого слугу, не иначе. Аэль встала, подошла вплотную, напрочь игнорируя тот факт, что я, по сути, раздет, обернут в одно лишь полотенце, заглянула в глаза и в нетерпящем возражений тоне велела:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Закажи мне ужин в номер, и побольше мяса, а я пока смою с себя всю грязь сегодняшнего дня.
Ее близость ударила по нервам раскаленной кувалдой, пальцы на ногах поджались, а руки пришлось прижать к бедрам, только бы они не зажили собственной жизнью и не притянули эту мерзавку ближе, так близко, чтобы она не посмела меня игнорировать.
На Кхая она пялилась во все глаза, а меня не удостоила даже мимолетным восхищением? Нет, это даже не мужская гордость, это нечто совсем другое, но почему-то мне пока не хочется давать ЭТОМУ название. От греха подальше я поспешил накинуть хоть какую-то одежду, ибо кто ее знает. Или кто МЕНЯ знает. Она голодна, и я… голоден. Вот только нужно нам разное.
Половинка курицы и теплые еще булочки выманили Аэль из душа. Лучше бы я этого не видел, лучше бы я свалил куда подальше, хоть на другой конец Самех’Ра. В нынешнем настроении в борделе мне было бы самое место.
Специально или нет, но завернутая в местами мокрую простыню, Аэль выглядела еще соблазнительнее, чем обычно. Словно не замечая меня, это ходячее искушение уселось на стул, закинув ноги на второй, и стало увлеченно разделывать бедную птичку, периодически слизывая жир и соус с тонких пальцев. А я смотрел то на ее влажные, полные губы, то на край простыни и не мог определиться, что манит меня сильнее. Словно загипнотизированный я следил за медленно сползающим с ног куском белой материи. Вот изящная ножка обнажилась уже выше колена, а простынь все еще падала, вот показалась родинка на бедре, вот…
От занимательного зрелища меня оторвал недовольный голосок.
— Будешь пялиться на мои ноги или все же извинишься?
Нет, драгоценная, в эту игру я тоже могу поиграть.
— За что? За то, что раздобыл нам денег на приличную таверну пока мы не найдем нужного Вора?
— Вора?
На миг Аэль задумалась, потом улыбнулась.
— А что, забавно. Ценю изящество замысла.
— Знаю.
Мой ответ почему-то заставил ее нахмуриться, но уже спустя секунду на ее губах, красных от выпитого вина заискрилась все та же лукавая улыбка.
— Значит, извиняться не будешь?
— Нет.
Она склонила голову набок и посмотрела на меня из-под упавшей на глаза челки.
— И кровать мне не уступишь?
— Нет.
Мой ответ прозвучал странно, даже для меня, в нем слышалось и приглашение, и намек, которого не могло, не должно было быть.
Аэль еще минут десять разбиралась с ужином, а я все смотрел на нее и не мог заставить себя отвернуться. Если мне суждено потеряться, то и Бездна с нами, но я утащу ее за собой в этот омут, а мое наваждение между тем закончило с ужином, проскользнуло в ванную, на шагу простыня распахнулась еще сильнее, обнажив крутое бедро. Дыхание застряло где-то на полпути. Пришлось закрыть глаза и сосредоточиться на вдохе-выдохе. Она вернулась в комнату, подошла к столу, задула свечи и в наступивших сумерках проплыла к кровати. Я не открывал глаз, боясь увидеть ее слишком близко. Выдержка была на грани, слишком долго я отказывался от общества женщин и слишком сильно я хотел именно ее.
— Подвинься.
Ее голос вызвал мурашки по спине. Бездна, почему я так остро реагирую? Как мальчишка на первую свою избранницу?
— Ну, ты подвинешься или мне лечь прямо сверху?
— Ложись куда хочешь.
Зря я так, очень зря. Она и легла, вплотную ко мне. Так близко, что жар ее тела опалил меня с ног до головы. Чего мне стоило не протянуть руку и не сорвать с нее дьявольскую простыню, знает только Хаос. Мне предстояла долгая и бессонная ночь, а Аэль меж тем заснула. Просто восхитительно — внутренности скручивает от желания, а ей все абсолютно побоку. Неужели я настолько сильно успел ее оттолкнуть, настроить против себя, что теперь она видит во мне лишь Проводника?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Того, кого по факту и должна видеть. Ирония судьбы, жестокая месть.
Отец, за что ты так со мной? Почему все так осложнилось? Как мне теперь выполнить свою миссию? Как, если что-то колет в груди, второе сердце, осколок Хаоса, пульсирует и будто бы ширится, разрастается, выпускает нити сырой силы, неуловимо меняющей тело, перестраивающие его для чего-то. Очень похоже на те ощущения, что возникают при адаптации внешности к новому миру, но на этот раз они более явные, яркие, а ничего видимого во мне не меняется. Что же происходит?