политических чатах, рассматривающих темы самоопределения нации. Еще было известно, что Александр что-то пишет. Не то научный труд, не то некий роман века. И вот ради этого труда Саня пропадал где-то на просторах Интернета.
Однако, по словам Хель, этот человек всегда был в курсе всех новостей своих довольно многочисленных друзей и приятелей. Общался с ними он по большей части по телефону. Хотя Серьга так и не понял, когда и как он может это делать, если дозвониться до Сани практически нереально.
Еще оперативник знал, что характер у Александра неровный, а значит, не сахарный. Из-за каких-то своих принципов Саня мог резко, без объяснений причин разорвать с приятелем все отношения. Но по прошествии пары лет так же внезапно их восстановить. При условии, что этот приятель найдет Саню сам. Что часто и происходило, потому что большинство таких «провинившихся» обычно даже и не подозревали о том, что с ними прерваны все дипломатические отношения.
Хель объяснила, что Саня живет в некоем своем мире. Полностью виртуальном, даже когда он оффлайн. Потому что все его познания о действительности строятся на чужих мнениях. А часто и просто на сплетнях. Но такой человек…
И вот теперь Серьга упорно звонил в дверной звонок этого человека. Он знал, в квартире кто-то есть. Потому что там были слышны звуки музыки. Кстати, не настолько громкой, чтобы заглушить трели звонка. Кажется, Саня слушал русский рок. Наконец музыку приглушили, в прихожей за дверью забухали тяжелые шаги.
Дверь открыли сразу. Без обычного: «кто там», без заглядывания в глазок.
На пороге стоял довольно высокий дородный мужчина. Вернее, явно страдающий избытком веса. Он был одет в старые джинсы и клетчатую рубаху. Острижен практически налысо. Вид у него был раздосадованный.
— Ты кто? — спросил он с угрозой. — Я занят.
— Я из полиции, — поспешил сообщить Серьга, не уверенный, что это помешает Сане закрыть дверь перед его носом. На всякий случай, полицейский продемонстрировал свои «корочки».
К его удивлению, хозяин дома забрал у него удостоверение и долго его изучал.
— Ты из-за Ваньки? — вернув наконец документ, осведомился он уже более спокойно, но ворчливо.
Серьга кивнул.
— Входи, — разрешил Саня и, развернувшись, направился куда-то в глубь квартиры. — Тапки найдешь.
Полицейский переодел обувь и растерялся. Куда конкретно ему проходить, он не знал.
— Где поговорим? — с неоправданным оптимизмом в голосе громко спросил он.
— В комнате, — донеслось откуда-то из-за угла коридора, и Серьга отправился на звук. — В кухню не пущу. Там кормят. Дело будем решать тут.
Своя логика в этом заявлении была.
— Садись там, — разрешил хозяин, указывая на диван.
Серьга ненавидел таких хозяев, у кого все свободные поверхности чем-то завалены. У Сани на диване валялась гора одежды. Не факт, что чистой.
На миг полицейский представил, как бы тут себя чувствовал Олег, просто не переносивший беспорядка. Фантазия на эту тему заставила Серьгу улыбнуться.
— Ну так что? — между тем поинтересовался Александр. Сам он восседал за рабочим столом перед компьютером, на рабочем столе монитора прыгали какие-то круги и ленты.
— В деле появились новые обстоятельства, — сказал Серьга. — Потому мы повторно опрашиваем близких и друзей погибшего.
— Меня и первый раз не опрашивали, — пожал мощными плечами Саня. — Я был занят.
— Как? — удивился полицейский. — Совсем не опрашивали?
— А я тут при чем? — спокойно объяснил хозяин дома. — Его убили. Но ведь не я.
Конечно, Серьга мог бы сказать, что эти слова еще не доказательство невиновности. Но он вовремя вспомнил, что в мирке Александра все может быть иначе.
— Понятно, что не вы, — пошел на уступки полицейский. — Но вы же его друг.
— Ну да, — с готовностью подтвердил Саня. — Почти всю жизнь. С первого класса. Тебе мое алиби надо? Я работал тогда.
— Вы… вы же пишите? — Серьга решил попробовать наладить контакт.
Саня в ответ лишь кивнул.
— А о чем? — В ход пошло то самое почти детское восторженное любопытство.
— О происхождении славян, — выдал Саня. — Это весьма спорный вопрос. О происхождении этой народности до сих пор ничего не известно. Понятно, что дальними предками народа, нет, нации, являлись сарматы. Однако ветвей и родов сарматов слишком много, что явно затрудняет понимание маршрутов их миграции…
Серьга потерял мысль где-то в самом начале. Он просто мило кивал и иногда понимающе угукал, не забывал чуть улыбаться. В общем, изображал полное понимание и глубокую заинтересованность.
— Надо же! — изрек он с должным уважением, когда Саня иссяк или, может быть, лишь прервался. — А я думал, вы как Алиса Вертинская… Ну, то есть Хель. Что вы тоже художественную литературу пишите.
— Хель? — Александр грозно нахмурился. — Я в целом считаю современную художественную литературу, вернее, большую ее часть, упадочной, вырождающейся. И не приемлю марание бумаги в таких целях. Что до ее книг… Я даже не читал никогда. Оно того не стоит.
— Странно, — удивился Серьга. — Я думал, вы друзья. Вы же учились все вместе. Вы, Иван Корнилов, Алиса Вертинская…
— И что? — похоже, у Александра была идиотская привычка задавать вопросы в никуда и ни о чем. — Учились… Она не такая, какой любит казаться.
— Это как? — На этот раз полицейскому даже не нужно было изображать удивление. Оно было искренним.
— Ты ее видел? — осведомился хозяин дома. В ответ оперативник кивнул. — Ну вот. Сам должен понимать. Она такая красивая, не дура по жизни. нормальная с виду женщина. А на самом деле все не так.
Саня стал еще более сердитым.
— Неправильно она поступает, понимаешь? — продолжил он. На этот раз Серьга лишь отрицательно помотал головой. Для их беседы этой просто мимики хватало. — Женщины, они мягкие, ранимые. Вон, Анька! Сразу видно — баба!
Серьга с трудом сдержался, чтобы не поморщиться. Он не любил такого просторечного названия слабого пола.
— Анька на похоронах белугой рыдала, — продолжил Саня. — Чуть сама в землю за гробом не кинулась. Ей Алиса не дала. А что сама эта Алиса? У нее близкий человек умер! А она ни слезинки не проронила. Стояла, как статуя, холодная, резкая. Цветы мяла…
Все это хозяина дома явно очень расстраивало.
— Но ведь каждый свое горе по-разному проявляет, — робко заметил полицейский. — Может, Алиса от горя и оцепенела.
— Оцепенела она! — взъелся Саня. — Как же. Между прочим, со дня смерти Ваньки еще сорока дней не прошло. А она мужиков как перчатки меняет! И никакого тебе траура. Будто вообще не было его… Ваньки, в смысле.
— Ну… — Серьга несколько замялся. — Вообще-то, Иван же ей мужем не был. Так что…
— Но хоть какое-то понятие о горе у нее быть должно! — нравоучительно заметил Александр. —