Сегодня Жене приснились родители и школьные друзья, которые пришли его навестить в родительский дом. Доктор симулирован ангину, потому что боялся контрольной по математике, а когда проснулся в мире без математики и контрольных, понял, что человеческие страхи смешны. Теперь доктор Русый симулировал оптимизм. Утренний приступ отчаяния закончился плотным завтраком. Эмоции уступили место анализу. С сегодняшнего дня он решил завести дневник и описывать в нем не только текущие неприятности, но и все, что происходило с ним до сих пор, начиная с детства, и домашнего адреса родителей, которых он пока еще помнил. Чтобы потом, чудесным образом выпутавшись из ситуации, не слоняться по свету, как друг Артур, и не приставать к случайным прохожим с нелепыми вопросами: «Ты меня знаешь? Ты меня помнишь? Ну и каким же я был, пока не потерял память?»
Дневник решено было писать в сети, в режиме он-лайн, чтобы не исключить присутствие живой души хотя бы в виртуальном пространстве. И, если не видеть глаза собеседника, то хотя бы допускать гипотетическую возможность его захода на сайт, где статистика посещений застыла на мертвой точке.
Женя очистил стол, приоткрыл форточку, чтобы впустить в помещение свежий воздух, сел за работу, но вскоре спохватился:
— Если Оська прав, — подумал он, — и электричество однажды закончится, я останусь даже без мемуаров.
С этой тяжкой мыслью Женя в последний раз схватился за кошелек и тут же в сердцах швырнул его в форточку. Он надел куртку, вышел на улицу и направился в магазин, разжиться бумагой для принтера. Ни единого человеческого следа, ни одной машинной колеи за ночь на тихой улице не появилось. Ничего кроме трагической вмятины в сугробе, проделанной кошельком. Скорченный и пузатый, он выглядел гораздо несчастнее хозяина.
— Прости, дружище, — сказал кошельку Женя, — отряхнул от снега, сунул в карман и пошел выбирать машину, которая не требовала долгой работы лопатой. — На какой мы еще не катались? — спросил Женя у кошелька. — Эту хочешь?
— Хочу, — ответил кошелек.
— Она у бордюра. Наверняка под сигнализацией. Давай выберем что-нибудь на ходу.
Женя влез в «Хаммер» с открытой дверцей, запустил мотор и уткнулся в сугроб колесом. Дворники отшвырнули с лобового стекла пленку свежего снега.
— Вообще-то, от большого безделья, можно было расчистить улицу. От машин и от снега тоже. Как ты считаешь? — обратился к кошельку Женя.
— Но ты же не расчистишь от машин всю Москву? — возразил кошелек. — Сегодня мы едем за бумагой, а завтра поедем за чем-нибудь в другую сторону.
— В хозмаг за веревкой и мылом, — уточнил Женя.
Хаммер перевалил через сугроб, вылез на тротуар и поехал по непаханой целине, огибая брошенные палатки, пока не выехал за МКАД. Здесь Женя для разнообразия добавил газу. Скорость перемещения по заваленной снегом Москве немногим отличалась от скорости в пробках. За время дикой езды по сугробам он разучился водить. Случайно задетые машины его не беспокоили. Разметка не влияла на направление движения, даже если была видна, а о том, что такое знаки, доктор просто забыл. Увязнув в снегу, он пересаживался в другую машину и на отсутствие дороги зачастую не обращал внимания.
По заснеженному газону, преодолевая бордюры, Женя подобрался к супермаркету, въехал под козырек, дождался, пока раскроются двери, и втиснулся в фойе, как в гараж. Бампер толкнул тележки, собранные у входа. Тележки разъехались.
— Извини, — обратился доктор к манекену, — места на стоянке не было.
— Не стесняйтесь, — ответил ему манекен. — Будьте как дома. Мы рады каждому покупателю.
Женя вылез из машины, взял тележку и покатил ее в павильон канцелярских товаров с гулом и грохотом, с эхом по пустым этажам, с желанием наделать шума за всю толпу, которой он так легкомысленно лишил город, но вдруг по его спине пробежал холодок. Женя не понял, отчего это произошло, и проанализировал события последних секунд. Ему показалось, что краем глаза… на том конце павильона он видел движущийся объект. Доктор застыл на месте и увидел, как из-за стеллажей медленно катится пустая тележка. Никаким образом он не мог спровоцировать перемещение предмета в том конце зала. Даже если предположить невозможное: сквозняк или инерцию тел, сдвинутых бампером его машины… Женя, в отличие от окружающего мира, пока еще с ума не сошел, хоть и вплотную приблизился к помешательству.
Он перелетел через стеллаж и побежал в направлении служебного выхода.
— Стой! — закричал он и увидел тень, выбегающую из павильона.
Дверь еще моталась на петлях, когда Женя выскочил на улицу вслед за тенью. Незнакомец уже мчался по автостоянке. Его взъерошенные волосы мелькали над крышами автомобилей, пропадали за высокими кузовами, опять мелькали в просветах. «И это не сон, и не глюк, — отметил про себя доктор. — Это живой человек, который старается от меня удрать».
— Стой! — громче прежнего заорал Русый, пустился следом и тут же потерял беглеца из вида. — Холера! — выругался он, бросился наперерез, но опоздал. На заснеженной дороге, ведущей за город, осталась только рыхлая колея, совсем непохожая на след Хаммера. Фигура человека на снегоходе мелькнула на горизонте и скрылась из вида.
Стуча зубами от ярости, Женя вернулся к машине.
— Я тебя достану, — злился он. — Ты от меня не уйдешь! Из-под земли!.. Из могилы отрою! — повторял он как заклинание, выруливая из фойе. Снежная туча уже навалилась с севера.
— Езжай домой, — сказала туча, — завалю по самую крышу, век не отроешься.
— Щас! — ответил возбужденный преследователь. — Разбежался! — и рванул по свежей колее в погоню за снегоходом.
Вернувшись в Москву, Натан Валерьянович первым делом подверг ученика повторному медосмотру. Он обратился к специалистам, у которых лечился сам и лечил семью. К врачам, которых знал много лет, и которым безоговорочно доверял.
— Сердце в норме, — успокоил Боровского врач. — Кардиограмма хорошая. Анализы в порядке, никаких патологий. Для своих лет он идеально здоров, если не считать проблем с глазом. Я бы еще посоветовал обратиться к генетику. Кто его родители — неизвестно, какая угодно может быть наследственность. Хорошо бы знать. И чем раньше, тем лучше.
— Да, — согласился с врачом Натан и взял себе на заметку.
— Уверен, что ничего страшного. Занервничал на высоте, подскочило давление… Обратитесь к психологу, прежде чем в следующий раз решите лететь.
— Давление! — произнес Боровский и оцепенел.
Он продолжал внимательно смотреть на врача, он кивал головой всякий раз, когда к нему обращались. Но в голове ученого застряло ужасное слово «давление…» и не пропускало мимо себя никакой другой мысли. Все лишнее отметалось, словно Натан не консультировался у специалиста, а решал задачу и нашел ответ там, где меньше всего ожидал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});