Но Авдеев был категоричен. Или она выходит за него замуж, или в следующий раз он возьмёт отцовский револьвер, когда надумает покончить с собой, и тогда его уже никакой Викентий Иннокентьевич не спасёт! Предыдущий случай показал, на что способен Авдеев, и Саша категорически не желала становиться причиной его преждевременной кончины. Тем более, добрые чувства к Авдееву у неё и впрямь были, ведь они были влюблены друг в друга столько лет! — и Сашенька искренне надеялась полюбить его в дальнейшем. Но сейчас, глядя на Владимирцева, преисполненного благородства и мужества, понимала — о, нет, ничего не выйдет!
Её Серёже далеко даже до него, что уж говорить о самом Волконском, по-прежнему накрепко сидевшем в её сердце. Однако разорвать помолвку она не могла: Софья Владимировна Авдеева прозрачно намекнула, что её кузен имеет крупный военный чин в Петербургской академии, и, в случае чего, в два счёта сделает так, чтобы Арсения Тихонова вышвырнули на улицу, ссылаясь на его недостаточно благородное происхождение. «Ты же не хочешь поставить крест на будущем своего брата, Саша?!», с милой улыбкой спрашивала она. Саша не хотела, но понимала в то же время, что Авдеева превратит её жизнь в ад, если Серёжа будет несчастен, а сам Серёжа обещал застрелиться в случае отказа, из-за чего Сашенька испытывала перед ним острое чувство вины. И за то, что не любила его так же сильно, и за то, что — теперь-то она знала — никогда не сможет полюбить! Собственная доброта и отзывчивость загнала её в ловушку, выхода из которой не было, увы.
Но, признаться, это не слишком-то беспокоило её. Неделю назад Мишеля Волконского официально признали пропавшим без вести, и с этого дня Сашина жизнь превратилась в бессмысленное и безнадёжное существование, сводившееся к унылому и однообразному выполнению своих ежедневных обязанностей, и ничего больше.
В одну секунду ей вдруг сделалось незачем жить дальше, и собственное будущее виделось ей как в тумане. Жизнь потеряла всяческие краски, обернувшись беспробудным мраком, и в этой грядущей свадьбе со своей первой любовью, Серёжей Авдеевым, Сашенька поначалу видела спасение.
Алёна оказалась права: Авдеев считал за счастье исполнить любое её желание, и носил её на руках, и, дейсвительно, «ел с её руки», делая всё, чтобы его возлюбленная была счастлива. И Саше тогда казалось, что у неё получится забыть, перебороть ту боль, что сжигала сердце дотла, но слишком поздно она поняла — ничего у неё не выйдет. Особенно остро она осознала это в тот момент, когда стали известны последние новости с западного фронта. Газеты писали о падении Брестской крепости, и о колоссальных потерях российской армии, и озвучивали такие страшные цифры, что Сашеньке делалось не по себе.
Катерина, недолго думая, облачилась в траур, но это был, скорее, ещё один способ показать, как она относится к грядущей Сашиной свадьбе. Трудно сказать на самом деле, был ли то траур по брату, или же по собственной несчастной любви к Авдееву, однако, несмотря на недовольство генеральши, чёрное Катерина не сняла и снимать не собиралась. И сама Саша, признаться, готова была последовать её примеру. Траур — это чересчур, накануне собственной свадьбы! — но яркие цвета она больше не носила. Вот и сейчас: шерстяное коричневое платье с тёмным кружевом, да тёмная накидка, край которой она нервно теребила, изо всех сил пытаясь скрыть своё волнение.
— Владимир Петрович, — полушёпотом произнесла Александра, по-прежнему не поднимая взгляда, — Володя, миленький, одумайтесь, прошу вас! Я не могу потерять теперь и вас, ещё одной утраты я попросту не переживу!
— Саша, — Владимирцев мягко улыбнулся ей, и накрыл её ладонь своей — ласковым, заботливым жестом. — Дорогая моя Сашенька, поймите, я офицер, и моё место там, а уж никак не здесь. Вот закончится война, и я вернусь, обещаю вам!
— Вы не можете знать этого наверняка, — с отчаянием в голосе произнесла она. — Никто не может.
— Я сделаю всё возможное, чтобы не погибнуть, и не расстроить тем самым вас, милая Сашенька! — С подобием на улыбку произнёс Владимирцев. Саша кисло улыбнулась в ответ, и наконец-то заставила себя посмотреть на него, в его ласковые и любящие глаза. И поняла, что расплачется сейчас, от этой чудовищной несправедливости и безнадёжности.
Но ей помешал Сергей Авдеев, показавшийся на том конце аллеи. Заметив свою невесту в компании офицера, Сергей Константинович поспешил поскорее к ним, сочтя эту совместную прогулку неприличной. Владимирцев, бросив в его сторону беглый взгляд, лишь усмехнулся, а затем вновь посмотрел на Сашу, и достал из-под своего мундира ту самую ладанку на серебряной цепочке.
— Думаю, я должен вернуть вам это, — сказал он, и собирался, было, снять её, но Саша его остановила. Да ещё как остановила! — прижала свою ладонь к Володиной груди, и без малейших церемоний убрала ладанку обратно под его сорочку. А вот руку свою убрать, видимо, забыла. И приближающийся Адвеев её, похоже, ничуть не смущал.
— Нет, Володя, оставьте себе, прошу вас! — Тихо произнесла она, поправляя его мундир, как заботливая матушка или сестра. И столько нежности было в этом жесте, что Владимирцев не сдержал улыбки, хоть и не желал давать Авдееву поводов для ненужных беспокойств. Саша же, улыбнувшись в ответ, добавила: — Женщина, которая отдала мне её, говорила, что она убережёт ото всякой беды, главное верить. Один раз она вам уже помогла, Володя, и я надеюсь, что будет помогать и впредь!
Губы её дрогнули, и она поспешно прикусила их, изо всех сил стараясь не заплакать. Авдеев ужё подошёл совсем близко, и в его присутствии, разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы обнять Владимирцева и попрощаться с ним так, как ей бы хотелось. От этого Саша испытала невероятную досаду, а уж когда Сергей Константинович заговорил, ей и вовсе захотелось сбежать от него куда-нибудь подальше.
— Саша, вот ты где! Я тебя повсюду ищу, а ты здесь гуляешь, как ни в чём не бывало, совсем забыв о своих обязательствах! — То ли он имел в виду её обязательства как невесты, кои она попрала, согласившись на прогулку с посторонним мужчиной, то ли, всё же, грядущую подготовку к свадьбе, с которой Саша должна была помогать Софье Владимировне. Но прозвучало всё равно как упрёк.
И Владимирцев, как настоящий мужчина, разумеется, не мог не прийти ей на выручку.
— Прошу прощенья, господин граф, это я виноват. Александра Ивановна вовсе не собиралась отлучаться так надолго, это я задержал её.
Авдеев посмотрел на Владимирцева, который был выше его на голову, оценил широкий разворот его плеч и крепкие кулаки, и решил, что связываться с ним, определённо, не стоит. Поэтому сказал только недовольное: «Хм», а Владимир Петрович изобразил дружелюбную улыбку, и, посмотрев на Сашу, сказал: