А потом угрозы Гордеева вновь напомнили о себе, тупой болью да в самое сердце. «Я убью её»…
— Ваше величество? — Прошептала Сашенька, как обычно, заворожено глядя на него. Он едва ли не улыбнулся — право, ну что она так смотрит, будто он не обычный человек, а какое-то неземное создание? Однако, не до улыбок теперь.
— Можно войти? — Довольно сухо поинтересовался Мишель, вместо приветствия. Саша спохватилась, отметив его суровый тон, и отошла в сторонку, пропуская его в квартиру. На её счастье Василиса Фёдоровна ушла за покупками, и они могли поговорить наедине, не боясь быть услышанными.
Они остановились в коридоре, друг напротив друга, и только теперь Саша обратила внимание на его мундир. И без лишних слов всё поняла, побледнев так сильно, что это стало заметно даже в полумраке неосвещённой прихожей.
— Вы… уезжаете? — Сорвавшимся голосом спросила она, и столько в её голосе было тоски, что у Мишеля возникло непреодолимое желание отказаться от своей затеи сейчас же. И остаться с ней. Навсегда. И, как там сказал Володя? — носить её на руках до конца дней, потому что именно этого она и заслуживает!
Но вместо этого он коротко кивнул, и сказал:
— Я пришёл попрощаться.
Саша поднесла ладонь к губам, чувствуя, что ещё немного, и разрыдается в голос. Как…? Как же так? Почему он не сказал раньше? И… что теперь будет с ней? Она же и дня без него не проживет, неужели он не понимает, неужели не видит? И вовсе не из-за Гордеева даже, который убьёт её, как только она останется без своего защитника! Что ей Гордеев — её сердце остановится раньше, само, по вполне естественным причинам: оно просто не захочет биться, если рядом не будет Мишеля! И как он может быть таким жестоким?
Всё-таки она не сдержалась, не хватило сил. Бросилась к нему на шею, и, уткнувшись в его грудь, разрыдалась горько и отчаянно.
— Ваше величество, пожалуйста, не бросайте меня!
Мишель на секунду прикрыл глаза, испытывая острую потребность утешить её, обнять ласково, и сказать хоть что-то, чтобы утешить. Но вместо этого он промолчал, приказывая себе быть сильным.
Я убью её. И, я клянусь тебе, Миша, я постараюсь сделать так, чтобы она мучилась перед смертью!
Гордеев не должен ни о чём узнать. Никогда. Иначе она пострадает, а этого допустить Мишель никак не мог.
Поэтому он сказал:
— Александра, успокойся. — И, взяв её за плечи, отстранил от себя. Может, это было грубо, но Сашу гораздо больше испугало это строгое «Александра» вместо привычного «сестрёнка». Она подняла на него заплаканные глаза, готовясь к какому-то ужасному продолжению, и оно не заставило себя долго ждать: — Выслушай меня, пожалуйста. Я должен извиниться перед тобой. Тогда, в часовне… я был не прав. Пугающе неправ, и мне за это безумно стыдно. Я… я хотел отомстить Авдееву таким образом. Я был зол на него за то, что он так поступил с моей невестой, и собирался отплатить ему тем же.
«В жизни не нёс большей чуши», подумал Мишель, с болью наблюдая за тем, как Сашенька отступает на шаг назад, как смотрит на него с нескрываемым ужасом в глаза, смотрит — и не верит. Кажется, следовало быть убедительнее.
— Это было низко и некрасиво, я знаю, — продолжил он. — В какой-то момент я понял, что это подло — использовать тебя в качестве своего возмездия. Хорошо, что я понял это, когда не стало слишком поздно. Прости меня за это.
Саша отрицательно покачала головой, но вовсе не потому, что не хотела его прощать, а уж скорее не хотела верить. Это просто не могло быть правдой! Он же… он благородный! Он не мог опуститься до такой низости, не мог использовать её подобным образом! Это было слишком.
— Вы… вы… — Она задыхалась от рыданий и жгучей обиды, и всё никак не могла подобрать нужных слов. — То есть… всё это… всё это было не всерьёз? Просто… просто, чтобы отыграться на Сергее, да?
— Мне очень жаль, — бесстрастно ответил Мишель.
— Господи, как же вы могли…?! — Прошептала Сашенька, взявшись за голову в приступе неимоверного отчаяния. Ей хотелось кричать, кричать до тех пор, пока не иссякнут силы! А ещё ей хотелось умереть. Никогда она не желала смерти так сильно, как в тот момент. Колени подкосились, и она в бессилии упала на пол, а он к ней даже не подошёл. И с места не сдвинулся, оставшись стоять там, возле двери. И глядя на неё со странной смесью боли и снисхождения.
— Это было подло, — прошептала Александра, закрыв лицо руками, и изо всех сил стирая горячие слёзы, бегущие по лицу. — Подло, ваше величество! Вы… как вы могли так поступить со мной? Я ведь… я ведь люблю вас!
Девушки часто признавались Мишелю в любви, но никогда прежде эти слова не звучали так искренне. Сердце его разрывалось, когда он смотрел на неё, рыдающую на полу, и произносящую с трудом эти самые слова, заветные слова, которые каждый мешает услышать.
«Я убью её», и снова голос Гордеева напомнил о себе, затмив собой все его чувства и желания.
— Прости, но я не могу ответить тебе тем же, — сказал Мишель, стараясь изо всех сил сохранить невозмутимость. В последний момент самообладание его всё же подвело, и он понял, что не продержится ни минуты более, если не уйдёт прямо сейчас. Поэтому он сказал: — Прощай, Александра.
И ушёл, слишком быстро и поспешно, но Сашенька не придала этому ни малейшего значения, лишь вздрогнула, когда за ним захлопнулась входная дверь. Обняв себя за плечи, она забилась в угол, и, крепко зажмурившись, зарыдала в голос. Обжигающие, горячие слёзы текли по её щекам, и капали на платье, оставляя влажные тёмные дорожки на светлом шёлке, но она этого не замечала. Весь мир перестал иметь значение для неё в тот момент, когда он сказал, что не любит её.
Она-то думала, что всё дело в её происхождении! Но на деле оказалось ещё хуже: неужели он и впрямь затеял всё это, чтобы проучить Сергея Авдеева? Господи, как низко! А ведь она по-настоящему влюбилась в него, глупая! И надеялась робко, что и он испытывает к ней нечто схожее… Господи, как могла она быть такой наивной?! Как могла она так жестоко ошибиться в нём?
Но, что самое ужасное, чувства-то её от этого никуда не делись! Казалось бы, ну что ещё нужно: он уже сказал, что не имел серьёзных намерений на её счёт, сказал, что не любит её, и оставил её одну — а ей, видите ли, этого оказалось недостаточно, чтобы в одночасье его разлюбить!
Саша поймала себя на совершенно безумном и неприличном желании броситься следом за Мишелем, и умолять его остаться — благо, гордость не позволила сделать это. А сердце-то всё равно рвалось к нему, ныло и молило о снисхождении, и не желало успокаиваться вопреки здравому смыслу!
«Господи, дай мне сил всё это пережить!», мысленно взмолилась Сашенька, и, закрыв глаза, вновь принялась плакать.