стрельбы не слышали. Но раненых привезли много, и сейчас везут. Парни говорят, что в городе были так, драки. Но, – Ларри улыбнулся, – сразу объявили тревогу, выставили охрану, раненые, кто уже выздоравливает, с оружием, и парни все в охрану встали. А мне, – он смущённо улыбнулся, – мне велели идти в палату и не выходить, а если услышу стрельбу, то лечь на пол под кровать.
– Всё правильно, – кивнул Фредди. – Ладно, в имении, когда вернёшься, расскажешь всё подробно, – и улыбнулся. – Зимой делать особо нечего, вот и расскажешь.
Они уже подходили к воротам.
– Всё, Ларри, дальше не надо. До встречи.
– До свидания, сэр.
Не оглядываясь, Фредди ушёл. Ларри провожал его взглядом до ворот. Вот он вошёл в дежурку сдать пропуск, вышел, уходит по улице. Он не оглядывался, и Ларри не посмел помахать ему вслед. Вздохнув, он повернулся и пошёл обратно. Значит, что ж, значит, так надо. Считал дни, считал… думал, три дня осталось, а оказывается… конечно, Фредди виднее, и в самом деле, как бы он добирался до имения, если он даже не знает его названия, только ближайший город, Краунвилль. Конечно, можно было бы… но после этой резни, ведь наверняка как зимой, только вспомнить, каково пришлось, и то страшно.
Графство Эйр
Округ Гатрингс
Джексонвилл
Эркин повернулся на спину и медленно расслабил мышцы. Неужели этот день закончился? Столько всего сразу. Полная путаница в голове. Пили у Гундосого, обмывали, поминали, он тоже пил, но не пьянел, всё сознавал, всё понимал. Потом пошли к церкви, к могилам. Поп что-то говорил, он не слушал. Мартин показал ему нужную табличку, он стоял и смотрел. Не мог понять… Вот здесь, в земле, лежит Андрей, то, что осталось от Андрея, а он… а ему хоть бы что. И впрямь он – скотина бесчувственная, как его в имении обзывали, ведь ближе Андрея и Жени у него нет никого, а вот… А где Женю похоронили, он не знает. Здесь её нет. Её никто не знал, и в морге… могли и там оставить. Жену Мартина забрали. Похоронили здесь, со всеми… и Мартин, Мартин сказал, что всё правильно, так и надо было, пусть так и остаётся.
– А твою мы не знали, ты уж прости, – виновато сказал ему кто-то.
Он только кивнул, тупо стоя у длинного ряда холмиков с деревянными табличками.
– А доктора Айзека мы тоже забрали, – сказал ещё кто-то. – Он же за нас погиб, как все наши.
И стали наперебой рассказывать, что беляки в больнице сначала не хотели им отдавать доктора Айзека, но пока поп с ними спорил, Моз, он в морге работает, показал им доктора Айзека, без Моза бы не нашли, совсем размазали, истоптали, Моз всех знает, сходи к Мозу, Меченый, если она ещё там, заберём, уложим здесь, рядом…
И он пошёл в морг. Мартин пошёл с ним. Но Моз сказал, что не помнит такой, могли ведь и так изуродовать, что не узнаешь, сожжённые-то точно наши, а белых таких тоже было, что уж там, но тут кого-то родные опознали и забрали, а остальных, ну, кого наши не взяли и не опознал никто, их тоже похоронили уже, на белом кладбище, сходи туда, может, сердце подскажет.
Он пошёл. Вернее, Мартин привёл его на белое кладбище к небольшому ряду безымянных холмиков, дал постоять и увёл. А когда он был дома у Андрея? Как-то путается всё. Нет, с кладбища Мартин повёл его к себе домой. Они были уже вдвоём. Остальные отстали у морга или ещё у церкви? Неважно. Понятно, что остальные пошли по домам, к своим, у кого кто остался, всё понятно, у каждого своё, спасибо Мартину, а то бы под забором пришлось спать. Это вспоминалось уже чётко…
…– Всё, пошли ко мне, Эркин. Выпьешь.
– Я и так пьяный.
Мартин быстро посмотрел на него.
– Ты сейчас от выпивки протрезвеешь только.
Он мотнул головой, но Мартин крепко взял его за локоть и повернул.
– Я на фронте такое уже видел, Эркин. Выпьешь, голову очистишь и тогда уже делами займёшься.
И он снова, в который раз, подчинился. Ругая, проклиная себя за послушание, что не смеет сказать белому «нет», но пошёл…
…Эркин рывком сел, вглядываясь в темноту. Послышалось? Нет. Мартин стонет. Эркин осторожно лёг, укрылся. Досталось Мартину, конечно, что и говорить…
…Он шёл рядом с Мартином, молча глядя перед собой. Мартин – спасибо ему – молчал и руку отпустил. С трудом узнавал знакомые улицы, а ведь вроде не так уж много и сгорело, а город совсем чужой… И не додумал, потому что Мартин остановился так резко, что он чуть не споткнулся. И увидел. Они стояли у дома Мартина. На лужайке перед домом громоздилась куча вещей и какие-то беляки и беляшки копались в ней, а распоряжался всем, стоя на крыльце, тощий, ну, глиста глистой, беляк.
– Эт-то что ещё такое? – выдохнул Мартин.
Только тогда их увидели. И замерли. Взвизгнув, шарахнулись женщины, перебиравшие какие-то то ли юбки, то ли… Мартин сунул руки в карманы, шагнул вперёд и повторил уже в полный голос:
– И что это такое?
Все молчали. Мартин медленно шагнул на лужайку, те попятились, и тут он понял и громко сказал:
– Это шакалы, Мартин, – и пошёл следом.
– Верно, – отозвался, не оборачиваясь, Мартин. – А ещё это называется мародёрством, и за него положен расстрел на месте.
Мартин говорил очень спокойно.
– Но… но мы не знали… – сказала одна из женщин.
– Мы думали, вы… вас…
– Спокойно, – вмешался глист на крыльце. – Послушайте, Корк, вы исчезли, и как выморочное имущество…
– Вы получили официальное извещение о моей смерти? – по-прежнему спокойно спросил Мартин. – Вы поторопились, Харленд. И вас своим душеприказчиком я не назначал.
Женщины, бросая вещи, испуганно пятились. По-прежнему держа руки в карманах, Мартин подошёл к вещам на траве и, глядя на Харленда, сказал:
– У меня дела в городе. К моему приходу, Харленд, всё, слышите, всё незаконно присвоенное должно быть в доме на своих местах. Вы поняли меня?
Как-то очень быстро и незаметно все исчезли. Только Харленд стоял на крыльце.
– Корк, поймите, это же естественно, это так понятно…
Не отвечая, Мартин повернулся к нему.
– Пошли, Эркин. Думаю, к нашему возвращению они управятся.
Он встретился глазами с беляком, увидел его страх и кивнул…
…Эркин лёг набок, натянул одеяло на голову. Когда Андрей так заворачивался, только макушка торчала. Закрыл глаза.
И опять началось. Сон – не сон, мелькание лиц, голосов…
…Разорённый дом Андрея. Здесь грабителей не застали: так