Он сел на матрас, засунутый в чехол, и потянулся за флягами — в горле пересохло, да и есть уже хотелось. Следом выпали пятнистые стручки длиной с пол-локтя. Гедимин подобрал их и снова хмыкнул. «А ведь это не „мартышечья“ еда. И меня от них не тошнило. Их, как чистую Би-плазму, едят одни сарматы…»
Со второго раза рецепторы не так бурно реагировали — но вкус у «индейских бобов», несомненно, был. «Специя. Как горчица,» — Гедимин встряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. «Может, на них настойку можно делать. Надо будет сказать Маккензи…»
23 ноября 08 года. Земля, Южный Атлантис, гетто «Эль Сокорро», убежище «Ксолат»
Утро началось с клёкота и бульканья — как показалось спросонья Гедимину, заклекотало прямо над ухом. «Гражданская сирена⁈» — он вскочил, на ходу подхватив сфалт, попытался открыть глаза… и не смог. Веки намертво склеила какая-то вязкая слизь. Она ещё сочилась из слёзных желёз; сармат затряс головой, сунул сфалт за спину, сдвинул лицевой щиток и едва в запале не вытерся бронированной перчаткой. Освободить глаза удалось не с первого раза — и, что хуже всего, слизь продолжала сочиться, мешая обзору. В ту же секунду сармат обнаружил и потёки слюны — тоже какой-то неестественно вязкой. Во рту её было много; Гедимин сглотнул и закашлялся — обожгло горло.
— Buenos dias! — ухмыльнулся, заглянув в отсек, кто-то из местных — судя по голосу, Ургуланий. — Я там собрал две смены и ещё вспомога… Hasu! Кристобаль, бегом сюда! Этот атомщик бобов нажрался!
Перед носом у Гедимина оказался пустой контейнер без крышки.
— Плюй!
Следом сунули большую флягу с водой.
— Пей, сколько влезет… вот так… куда глотать⁈
Гедимин сделал пару больших глотков из фляги — и едва не захлебнулся жгучей слюной — она хлынула с новой силой, уже не такая вязкая, но ещё более едкая. Он сплюнул раз, другой, из глаз брызнула слизь — её, видимо, тоже размыло изнутри поступившей порцией воды.
— Ну мать твоя колба, — выдохнул — почти простонал — Кристобаль; он, придерживая Гедимина за плечо, уже куда-то вёл его, а сармат даже оглядеться не мог — только держался за контейнер для плевков и иногда хлебал из подсунутой под нос фляги. — Когда успел⁈
— Так его Раск вёз, — отозвался Ургуланий; вдвоём сарматы втолкнули Гедимина в душевую и усадили над водостоком, дав в руки шланг. — Пей и плюй, понял? Глаза не трогай! Закрой вообще, я тебе аккуратно протру…
Запахло спиртом. Края век чуть прижгло, но корка засохшей слизи наконец пропала. То, что продолжало течь, было жидким и смывалось водой. Гедимин едва успевал отхлёбывать прямо из шланга — странный токсин будто только и ждал, когда же его растворят и выведут вон.
— Атомщик, тоже мне… — пробормотал над головой Ургуланий. — Зря я только сарматов поднимал. Как он работать-то будет⁈
— Как стручки выйдут, так и будет, — отозвался Кристобаль. — Раск вёз… Надо же было новичка с ним отпустить!
— А с кем ещё? — насупился Ургуланий. — Все, кто вылезает из гетто, жрут бобы! Ни одного пилота не знаю, чтобы эту дрянь не ел. Да тут, на месте, кто-то найти умудряется…
Горечь во рту пропала. Гедимин смигнул — кажется, слёзные железы тоже успокоились. Он выключил воду и шумно выдохнул.
— Сиди! — с двух сторон его придержали за плечи. — Что, полегче?
— Да, вроде промылся, — пробормотал Гедимин, недовольно щурясь. — Раск… он говорил про выделительную систему. Но что через глаза потечёт…
Над головой хмыкнули.
— Тебе повезло — видно, мало съел. Некоторых в медотсеке откачивали.
Гедимин хотел ещё что-то сказать, но рот снова наполнился горечью, и он быстро включил воду. Из глаз потекло.
…Отлипнуть от источника воды, вытереть лицо и подняться на ноги удалось только после третьего приступа.
— Ещё бобы остались? — мрачно спросил Кристобаль, взглянув на часы. Гедимин мотнул головой.
— Ещё раз нажрёшься — к душевой сам поползешь, на ощупь! — Ургуланий хотел сплюнуть в водосток, но удержался. — Так что мне сарматам сказать?
— Идём в отсек управления, — буркнул Гедимин, надевая шлем. — А как Раск и другие — каждый раз вот так же?
Кристобаль скривился, как от сильной боли.
— Привыкание! Их уже не берёт. Но ты-то вроде работать приехал, а не воду хлебать? Так что с бобами? Обыскать, или сам отдашь?
Гедимин молча вскрыл карманы. От стручков осталось немного отслоившейся шелухи. Вечером он съел всё — там и была-то горстка.
— Днём пей, сколько влезет, — Ургуланий сунул ему вторую флягу. — До вечера остатки выйдут через кожу… сам, в общем, заметишь. Мыться пойдёшь, когда про реактор объяснишь! Вот атомщик — а мозгов, как у Раска!
— Там не реактор, а ЛИЭГ, — буркнул Гедимин, выходя из душевой. «Надо ж было так нарваться… Представляю, что эта дрянь делает с „макаками“!»
… — Это не реактор, а лучевой электрогенератор, — в который раз уже объяснял Гедимин, стоя у щита управления. — Он не взрывается. Не пихай в него взрывчатку и не бей кувалдой — и всё будет тихо!
Видимо, объяснял он как-то неубедительно, — рука сармата, занесённая над рычажком, затряслась ещё сильнее. Остальные операторы молча смотрели на монитор, но Гедимин расслышал почти беззвучное недоверчивое хмыканье. Хмыкнули не только у пульта, но и за спиной — в углу, где тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, устроился Ургуланий.
— Tza, — Гедимин, взяв оператора за руку, сам нажал его ладонью на рычажок, поднимая мощность ЛИЭГа до оптимальной рабочей. — Теперь он заряжает аккумуляторы. А вы все сидите и смотрите. Надо вам к нему привыкнуть. И вы подойдите ближе. Кресел больше нет, так что привыкать придётся стоя.
Он протиснулся мимо операторов к насторожившемуся Ургуланию.
— Я как-то не так объясняю, — буркнул он, щурясь сармату в глаза и не давая