солнце уже садилось, дождя не было, но стало заметно прохладнее.
— Видишь, садится в облака? Завтра, небось, польёт, — пробубнил пилот, дожёвывая стручок, и протянул горсть Гедимину. — Будешь?
Сармат мигнул.
— Что это?
— Так, индейские бобы, — пилот вдруг смутился и широким жестом обвёл округу; Гедимин увидел серо-зелёные холмы, поросшие колючими кустарниками и чем-то вроде равнинных «деревьев-обелисков», только мельче и с отростками. — Тут их много. Вкус забавный. «Мартышки», говорят, травятся — а нам нормально.
«Значит, это не „мартышечья“ еда…» — решил Гедимин и осторожно куснул. Вкусовые рецепторы будто огнём обдало. Сармат встряхнул головой и принялся жевать. Вкус, и правда, присутствовал, а с непривычки казался очень резким.
— Не налегай, — посоветовал пилот, набивая карманы стручками. — Мне-то не жалко. Но с непривычки выделительная сработает.
Гедимин, мигнув, убрал надкушенный стручок под броню. «Ещё выделительной системы мне тут не хватало! Где я в гетто найду туалет⁈»
— При начальстве не жуй, — предупредил пилот, дожидаясь, пока сармат залезет в люк. — Кристобаль всё отнимет. Говорит, с них дуреют. Не знаю, не замечал. Сам он «мартышечье» пойло хлебает — и то не одурел, а к бобам придирается…
…Когда грузовик остановился окончательно, и Гедимин спустился на скудно освещённую площадку, на горизонте уже догорала красно-лиловая полоса. Небо на востоке почернело, в рыжеватом промежутке между чёрным и красным темнели пятна туч. Транспортный ангар стоял на холме, у ограды из колючей проволоки; впереди горели ряды огней — подсветка бараков, внизу огни лежали плотными скоплениями — Гедимин насчитал три десятка, прежде чем надоело. Одни скопления распластались на земле, другие «проросли» светящимися мачтами. «Битумокачки, заводы и энергоприёмники,» — определил сармат, прежде чем из сумерек к нему приблизился кто-то в «мартышечьей» одежде. За его спиной болтался шлем с пристёгнутым респиратором.
— Куда⁈ — прикрикнул рослый сармат на пилота, шмыгнувшего было на улицу. — Привёз что-нибудь?
— Да, зови учётчиков — пусть считают, — филк сунул ему сложенный ввосьмеро листок. — Там в матрасах — ещё что-то со станции, от «чёрных». Вот, один приехал…
Сармат со шлемом резко развернулся к Гедимину, скользнул взглядом по «нашивкам» и зажёг фонарь на рукаве.
— Что в матрасах?
— ЛИЭГ, — отозвался Гедимин, глядя в чёрное с серыми пятнами лицо. — И его надо монтировать. Где тут генераторная?
— Доставай, — велел сармат, направляясь к грузовику. Оттуда уже выгружали контейнеры с мылом и «пищевыми добавками» — присадками для субстрата. Гедимин услышал тихий гул транспортёра — электрокран стаскивал всё к открытому люку, наискось вмонтированному в торец посадочной платформы. Груз исчезал под землёй.
ЛИЭГ Гедимин вынес сам, отмахнувшись от крановщика и его агрегата; поставил контейнер посреди ангара и вскрыл, не обратив внимания на недовольные возгласы со всех сторон.
— Не фонит. Только отмыть от меи, а так он исправный, — Гедимин содрал плёнку с табло и аккуратно ткнул кулаком в нижнюю часть ЛИЭГа. Замелькали цифры.
— Стоп машина! — опомнился сармат в шлеме; его он под шумок успел надеть, и даже респиратор пристегнул правильно — только голые пятнистые руки так и торчали из-под нелепых коротеньких рукавов. — Так оно всё-таки существует? И не только в россказнях вашего Маккензи? Вот же тянул он с поставкой! Кристобаль, смотри, — реактор!
Сармат в потёртом изжелта-зелёном комбинезоне подошёл к контейнеру. Под лицевым щитком Гедимин увидел полоску светло-голубой, почти белой кожи.
— Ургуланий, не позорься, — недовольно сощурился он на сармата в шлеме. — Во-первых — РИТЭГ. Во-вторых — здороваться надо…
Он протянул Гедимину руку в жёсткой перчатке.
— Кристобаль Марци. А это Ургуланий Тарс. Пласты видит на полкилометра без сканера. А для чего нужна спецодежда, так и не запомнил. Без комбинезона вниз не пущу!
— Наносился я на Ио твоей спецодежды, — проворчал Ургуланий, отходя к грузовику. Кристобаль развёл руками.
— По крайней мере, вам, атомщикам, про спецодежду объяснять не надо. РИТЭГ сейчас же спускаем вниз и по возможности… Ты что, его на спине понесёшь?
— Они не тяжёлые, — отозвался Гедимин, глядя на круто уходящую вниз шахту. Лестница там всё-таки была — и протянутый над ней трос для быстрого спуска. Транспортёр проложили отдельно. «С такими ступенями…» — сармат вслед за Кристобалем поставил кончики пальцев на глубоко прорезанные уступы. «Тут, правда, трос безопаснее. Ещё бы к нему привод, чтобы наверх возил, а то транспортёр занят…»
Известняк тут был плотнее, чем у озера; шахту укрепили, но полную обшивку собирать не стали. Началась она за вторыми воротами, сейчас, для провоза грузов, открытыми настежь. Здесь была горизонтальная площадка, и на ней поставили шлюзовую камеру — уже «по-серьёзному», со слоем забутовки, со стенами из рыжеватого рилкара. Гедимин покосился на них, на пол с глубокими канавками и одобрительно хмыкнул — материал был явно из «Эстагола», той марки, которую легко дезактивировать. За камерой был последний из череды противовзрывных изгибов — и ещё десяток метров лестницы, уже с широкими рилкаровыми ступенями. «Двести метров,» — Гедимин взглянул на сигма-сканер, проверяя состав воздуха. Вентиляция работала хорошо — даже очень хорошо, учитывая, что запитали её «на остатки» от энергопотребления посёлка.
— Не следят, куда энергия уходит? — вполголоса спросил он у Кристобаля — хотя тут, в двух сотнях метров под землёй, можно было уже и не скрываться. Мимо транспортёр провозил связки матрасов, где-то ярусом ниже их встречали довольными возгласами. Подсветка в коридорах была скудной, но внизу, где шли монтажные работы, горел свет, — на него энергии тоже хватало.
— Следить? — сармат озадаченно мигнул. — Да не, у нас всё прикрыто…
— А твой реактор — он точно потянет? — вмешался, нагнав их, Ургуланий. Он успел влезть в комбинезон, только перчатки болтались у пояса.
— Потянет всё, что тут? Воздух, воду, температуру? К мелким станкам можно педальный привод сделать, а вот кислород педалями не накрутишь!
— Всё потянет, — отозвался Гедимин, за Кристобалем спускаясь с яруса на ярус. Тут уже «дикий» камень ниоткуда не торчал —