Читать интересную книгу Самодива - Красси Зуркова

– Даже если и так. Мне нечего стыдиться.

– Конечно нет. Но я полагаю, что смерть вашей сестры довольно щепетильный вопрос. Мы хотим, чтобы вы были полностью готовы к тому, чтобы справиться с этим, вот и все. Наша задача – обеспечить каждому студенту плавное привыкание к жизни в университете, и мы стараемся устранять все преграды на пути к этому.

Я была уверена, что, в тот момент, его работа состояла в том, чтобы заглушить мои подозрения и направить меня к консультанту. Но у меня тоже были свои планы. И, как и он, я не собиралась позволять чему-либо встать на моем пути.

УЧЕБА ЗАСАСЫВАЛА МЕНЯ, словно зыбучие пески. Я продолжала пытаться распутать этот загадочный клубок, успевая при этом выполнять все задания, стремительно приближающиеся к дедлайну, что было возможно только при отсутствии сна и с зашкаливающим пульсом. И все же не было смысла обращаться к кому-либо за помощью. Дома я видела такое решительное выражение жизни или смерти на лицах людей, только когда приезжала скорая помощь или пожарники.

В довершении всего я должна была начать работать в кампусе – те смены в кафетерии, о которых меня предупреждала Доннелли. Офис Финансовой помощи назначил меня на работу в обеденном зале Магистерского Колледжа, вероятно из–за его близости к Форбсу. До меня доходили слухи об этом месте, о его снисходительной красоте, созданной почти век назад во время разгоревшейся известной вражды между деканом Эндрю Вестом и тогдашним президентом Принстона Вудроу Уилсоном. Вскоре должно было начаться строительство Магистерского Колледжа. Уилсон хотел его построить на территории главного кампуса, где все могли бы смешаться, и магистры могли бы послужить примером для шумных первокурсников. Однако у Веста были другие планы. Он предложил построить богатую академическую обитель, мини–копию Оксфорда и Кембриджа, в котором он мог бы руководить своими стажерами и возвращать старые европейские традиции, вдали от толпы первокурсников и вне досягаемости Уилсона. Вскоре последовали деньги, и Вест смог осуществить свою мечту, возведя готические стены кампуса, которым будут завидовать и подражать конкуренты, такие как Дьюк и Йель.

Мой первый рабочий день пришелся на среду. Мне так не терпелось увидеть творение Веста, что я решила срезать путь через поле для гольфа. Конечно это означало, что я нарушила правила, поскольку гольф–клуб был закрытым, и его членам не нравилось, что во время игры на него вторгались студенты. Но на то, чтобы пройти по университетской дороге потребовалось бы намного больше времени, а на праздные прогулки у меня его не было.

Через несколько безукоризненно скошенных холмов карта кампуса привела меня через резную каменную арку на задний двор, который заканчивался настежь открытыми массивными деревянными дверьми. На мгновение я подумала, что по ошибке попала в церковь. Затем я увидела стулья, длинные столы, солонки и перечницы, стоящие на них на идеально ровном расстоянии. Гигантский обеденный зал был пуст. Я попыталась осмыслить все это и представить, как я буду работать, а другие обедать, в месте, которое всем своим видом и ощущением напоминало готический собор.

Все в Проктер Холле было огромным, средневековым и красивым. Тяжелые двери, открытые в вестибюль, были отделены от других тонкими деревянными брусками. Сам зал был абсолютно ошеломляющий. Его стены были обшиты богатыми дубовыми панелями, на которых висели портреты уже умерших академиков. Над ними возвышались неразрывные белым камнем арочные окна, позволяющие свету изливаться на столы в абстрактных причудливых формах. Еще выше с резных балок куполообразного, как внутренняя часть перевернутого корабля, потолка низко свисали двенадцать люстр, со скалящимися горгульями на каждой из них. На противоположном конце доминировал над всем залом роскошный витраж, щеголяя замысловатой мозаикой своих пронзительных, ярких цветов. И царствовал над всем этим, стоящий перед входом орган – самый величественный, из всех мною виденных.

Сама работа не имела ничего общего с красотой. Вооружившись резиновыми перчатками, я забирала разносы у закончивших свою трапезу. Столовое серебро – направо. Грязная посуда – налево. Еда отправлялась в одно мусорное ведро, салфетки и мусор в другое. Сначала мой желудок сжимался от вида того, что люди оставляли на подносах. Потом я уже этого не замечала.

– Магистры – странное сборище, – предупредила меня одна из девушек из моей смены. – Большинство из них довольно милые, но попадаются и социально–опасные элементы, и это пугает. Просто игнорируй их. Ты не должна потакать их глупым попыткам флиртовать.

– Например?

– Например, дешевым фразам пикапа. Сегодня, к примеру, основное блюдо – запеченная курица. Если ты будешь стоять в конце раздаточной линии, то должна будешь спрашивать, что они хотят – ножку или грудку. Этот вопрос вызывает очень странные ответы у некоторых из ребят. И так каждую среду! Та же запеченная курица, те же ребята, те же ответы. Это даже жалко.

К счастью, возня с разносами не включала в себя разговор о частях тела. Несколько студентов остались, чтобы завязать со мной разговор. Да, в основном это были парни, но все они были довольно дружелюбны. Единственный вопрос, который чуть не пересек границу, был о моем акценте, да и не о самом акценте шла речь, а о том, что Болгарское происхождение приобретало слегка иное значение, когда я убирала за другими людьми, вместо того, чтобы сидеть за одним столом со всеми.

На протяжении всей смены мой взгляд падал на накрытое фортепиано в другом конце зала. В Принстоне было много фортепиано, большинство из них находились в крошечных кабинетах или в зонах общего пользования, где столпотворение не прекращалось. Это же было идеально: когда обеденный зал закрывался на ночь, ничто не могло встать между мной и моей музыкой.

Позже, в тот же вечер, я захватила несколько нотных листов из своей комнаты и выскользнула в окно. Короткая дорожка, усыпанная гравием, вела меня к полю для гольфа, где пруд отделял собственность гольф–клуба от собственности Форбса, а фонтан издавал ностальгическое звучание, поднимая в небо свои брызги – это был тот же звук, который я слышала в первую ночь из своей комнаты. Минуя пруд мне пришлось подняться на холм по газону к Магистерскому Колледжу и его Кливлендской башне, четыре белых турели которой насквозь пронзали тишину в мечтательной попытке поднять все здание в воздух.

В воздухе витало ощущение захватывающего дух умиротворения, о котором можно только мечтать, но представить его в полной мере невозможно, пока не окажешься в самой его сердцевине. Ни один листочек не шевелился на разбросанных по территории деревьях. Полная луна полировала каждую травинку жидким серебром, ее изумительный шар завис низко над башней, такой большой и осязаемый, словно кто-то подкатил его настолько близко, насколько только осмелился.