вроде бы нет.
– Но знаешь, Викочка, минут десять назад я отлучалась в бухгалтерию, может, он и прошмыгнул. Так что ты сходи посмотри сама.
– Непременно так поступлю. Но чуть позже.
Отводя Леонида в левую часть холла к зеленым пуфикам из кожзаменителя, Вероника тихо процедила сквозь зубы:
– Сука!
– Ты о ком?
– Да об этой суке. Поверь, назвать суку сукой – это всего лишь точно.
Они сели.
– Так, значит, ты хотел, чтобы я тебе рассказала, как везла вчера в Москву твоего друга Женю Шевякова.
– Да, очень бы хотелось послушать.
Лицо Леонида было очень серьезным, даже скорее печальным, как у человека, обманутого другом.
Вероника усмехнулась и закурила.
– Он очень психовал. Очень, пару раз чуть не вывалился из машины, нес какую-то ерунду про мумию, про то, что палачами следует делать женщин, мол, у них лучше получается.
– Это все относится к Марусе.
– Да, к этой моей сестричке.
– Такое впечатление, что ты не рада ее появлению на отцовской даче.
Вероника выпустила струю ядовитого дыма.
– Только без жлобских намеков – дача, имущество, страх, что оттяпают новые родственнички. Хотя, конечно, и этого есть чуть, но не в этом суть.
– То, что Шевяков влюблен в твою сестру (Вероника свирепо поморщилась), не секрет. Он мне сам все рассказал в первом же разговоре.
– И что он в этой кукле нашел, ни одному богу не известно. Она как будто под наркозом все время. Не знала, что мужиков возбуждает, такая вот загадочность, тихо переходящая в кретинизм!
– Кого как. Но ты не закончила.
– Да почти закончила. На въезде на Новый Арбат как он заорет, стой, мол, тормози. Я еще раз хочу с нею поговорить! Она, мол, находится под влиянием отца, недавно обретенного, он влияет на нее как крупная личность, но это неестественно. Если с ней поговорить спокойно, по-человечески, ее можно будет в чем-то убедить. В общем, я тебе излагаю намного короче и грамотней, чем это было у него.
– Он был уверен, что Маруся к нему тоже неравнодушна и все дело только во влиянии отца?
Вероника бросила окурок в пепельницу и не попала.
– Не знаю, в чем он был уверен, и папахена моего, естественно, ругать не смел, но виновником считал, кажется, его.
Леонид встал, поднял Вероникин окурок и опустил куда следует. Она нехорошо хихикнула.
– Ну что, пойдем искать непродажного гения Валерия Борисовича?
– Мне надо позвонить.
– Очень надо?
Сторож так на нее посмотрел, что она, больше ни о чем не спрашивая, подошла опять к даме, охранявшей вход.
– Амалия Петровна, очень прошу и умоляю даже, дозвольте этому парубку сделать один звоночек.
Леонид, с трудом улыбнувшись «суке», полез в карман за записной книжкой.
– Я мигом, – сообщила Вероника и поскакала вниз по лестнице, видимо, в буфет.
Разговор, который вел сторож по телефону, со стороны выглядел довольно странно:
– Валенцина, привитанне. А дзе сам? А будзе кахда? Кепска, вельми кепска.
Когда Леонид положил трубку, лицо у него, как нетрудно догадаться, было непросветленное. Он теребил уголком записной книжки свой загнутый книзу ус.
Амалия Петровна рассматривала его с умеренным любопытством. Среднего роста крепкий парень с голубыми глазами, усатый. Трезвый. Что еще можно было о нем сказать? Бывалая женщина не знала, что этот молодой человек ее еще удивит сегодня.
Леонид снова снял трубку. И набрал, судя по всему, тот же номер. На лице Амалии Петровны выразилось легкое неудовольствие. Речь ведь шла только об одном звонке, а не об аннексии служебного телефонного аппарата на весь вечер.
– Слушай, Валь, у меня к тебе есть вопрос, довольно-таки не слишком скромный. Я бы даже сказал, интимного порядка. Да нет, я не сошел с ума. Да, и прекрасно помню, что Миша мой старинный друг. И очень хороший человек.
В этот момент из обследованного буфета появилась Вероника и стала второй свидетельницей разговора.
– И зря ты о таком подумала. Мне бы и в голову не пришло, странно, как это тебе пришло. Да, я не хочу тебя оскорбить и ни на что не намекаю. У меня к тебе дело.
Леонид произносил фразы отрывисто, быстро, видимо, в те паузы, что появлялись в речи собеседницы. С той стороны провода по нему били прямой наводкой и все время попадали.
– Правда дело! Клянусь! Поклялся бы детьми, да нет. Ну успокойся. Что мы будем из-за двух неудачных слов делать проблему? Успокаиваешься? Слава богу. Что я хотел спросить? Успокоилась? Полностью? Спрашиваю. Давно вы последний раз спали с Мишиком? Как спали? Ну, как муж с женой, как мужчина с женщиной!
На том конце, видимо, бросили трубку. Лоб сторожа был усыпан потом, нижняя губа закушена, в глазах загоралась тихим пламенем покорность судьбе.
Амалия Петровна двумя пальцами деликатно пододвинула к нему аппарат по стеклу, покрывавшему ее стол.
Искоса, но благодарно улыбнувшись ей, Леонид решительно покашлял в кулак и начал вновь накручивать диск.
– Только не бросай трубку, это опять я. Я не лезу в твою личную жизнь, я… А, так, значит, поняла, ну наконец-то! Умница, Валя, именно это я и имел в виду. Какая же ты молодец! То есть спали вы с ним на восьмой день. Все понял. Ты меня выручила. Все, да нет, нет, тут неудобно говорить. Целую… вернее… короче, до видзення.
Обе женщины, и молодая, и пожилая, бывшие свидетельницами этого разговора, смотрели на Леонида с любопытством. Поблагодарив пожилую, сторож обратился к молодой.
– Ну что?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Дядечки твоего здесь нет?
– A-а, нет. И никого из постоянных собутыльников. Рано. Даже пьющие журналисты еще на работе.
– Что будем делать?
– Пойдем отсюда. До свидания, Амалия Петровна.
Вышли в огороженный дворик. Направились к воротам. И вдруг Вероника схватила Леонида за рукав и потащила в сторону, шепча при этом:
– Прикрой меня.
Не понимая, что происходит, Леонид выполнил ее просьбу. Встал у ограды лицом к воротам так, что за его спиной образовалось небольшое, просматриваемое пространство. Жадно, но одновременно сдержанно глядя по сторонам, он пытался определить, кого это так испугалась его лихая спутница.
И тут в ворота вошел Валерий Борисович. В дорогом клетчатом пиджаке, роскошных брюках и туфлях; высочайший заграничный класс его экипировки не вызывал никакого сомнения. К тому же дядя Вероники был гладко выбрит, тщательно подстрижен и благоухал самым породистым одеколоном, который только можно было себе представить.
Валерий Борисович вальяжно проследовал мимо Леонида, не посчитав нужным обратить взор в его сторону. В голове белоруса, надо полагать, была полная каша. Что можно было подумать в такой