поцелуй, и квиты. А то у нее аж пизда свербит с тобой рядом.
– А чо эт Дьяку Леську, а мне, блядь, «Коррозию»? – возмутился Кир и покраснел, когда поймал лукавый взгляд Ленки и услышал наш смех. – Ну вас нахуй!
– Давай, – подмигнула мне Леся и, не дождавшись первого шага, прильнула ко мне. Я ощутил солоноватый вкус её губ и напрягшиеся соски под майкой. У меня тоже разгорался в штанах пожар, и парни, заметив это, начали улюлюкать.
– Хуевый из тебя француз, Миха, – зевнула Ирка, беря в руки карты. – Обслюнявил бабу, как Лорд мой. Исполнено. Погнали дальше!
На миг я пересекся глазами с Лялькой и увидел в них грусть. Всего на миг. А потом их затянуло привычным равнодушным холодком.
Еще через пару часов градус вечеринки повысился. Гости выжрали всю водку Черепахи из холодильника и отрядили самого трезвого в магазин за добавкой. Деньги, как часто бывает, собирали всем миром. Я тоже внес свою лепту, вытащив из кармана смятый налик, а потом умыкнул у посыльного три бутылки на нашу компашку. Дим Димыч тоже времени зря не терял и показал пальцем на две бутылки, стоящие под столом. Они улетели быстро. Большая компания плюс азартные игры, и вот уже дошел черед до нашей водки. Желания тоже становились все смелее и смелее, а бухой Кир, не следивший за картами, практически всегда оставался в дураках. Правда, Дим Димыч, Лобок и Леся не борзели, зато мы не отказывали себе ни в чем.
– Лезь на окно и суй жопу в форточку! – велел я Киру, когда тот в очередной раз проиграл, собрав на руках почти всю колоду.
– Холодно, Дьяк, – попытался было слиться он, но Ирка вдруг врезала ему по спине и указала рукой на окно.
– Пиздуй давай. Не фартит в карты, повезет в любви, Кирюша, – сказала она, и Кир нехотя взобрался на подоконник. – Чо дальше, Миха?
– Пусть пропердит начало «Seven Nation Army», – рассмеялся я, когда Кир удивленно и как-то злобно на меня посмотрел. – Ну, всю песню не вытянет, а так хоть что-то.
– От же вредный пидор. Друг еще, называется, – проворчал Кир, спуская штаны и с трудом просовывая задницу в форточку. Конечно, мы его подсадили, а иначе пьяный Солёный пизданулся бы с подоконника и сломал себе что-нибудь. В итоге Кир все равно пизданулся с окна, но ничего не сломал, потому что приземлился на спящего Лобка, который даже не проснулся.
– Не считается, – покачал я головой, когда Кир, потирая ушибленный бок, вернулся за стол.
– Считается. Я, блядь, не начало песни, а всю её целиком пропердел, пока летел вниз. Раздавай, хули сидим?
Через час Леся утащила меня в свободную комнату и, когда мы зашли внутрь, закрыла дверь, подперев её стулом. Затем, стянув майку через голову, прижалась ко мне и накрыла мои губы поцелуем. Я не стал кривляться и вцепился пальцами в крепкую задницу, а потом повалил Леську на кровать.
Кровать была влажной. От пота тех, кто кувыркался тут до нас, но мне было похуй. Сердце стучало, как сумасшедшее, губы горели, а от Леськиных стонов голова шла кругом. Мы любили друг друга на грязной кровати так яростно, что в стену начали долбить взбешенные соседи, и на каждый стук мы с Леськой отвечали стонами.
Кончив, я свалился с кровати и, подойдя к окну, распахнул его, впустив в комнату морозный воздух. Затем, закурив сигарету, довольно улыбнулся. Голая Леся лежала на кровати и смотрела на меня, чуть прищурив глаза. Лунный свет красиво лег на её грудь, и я невольно залюбовался. Леська игриво хохотнула и, отдернув одеяло, поманила меня к себе. Через минуту соседи снова долбили по батареям, а мы продолжали дарить друг другу тепло и поцелуи.
– Хули так долго? – пьяно быканула Ирка, когда мы вышли из комнаты и столкнулись с ней у порога. Ирка держала за руку смазливую девчушку с припорошенным пудрой лицом и, не договорив, отпихнула меня в сторону, после чего заняла комнату. А в гостиной творилась дичь.
Вмазанные Черепаха и Аспид сидели на полу и жрали со сковородки недожаренную картошку. Ленка-Коррозия сидела рядом и дрочила Черепахе, чей вялый хуй мерзко дергался, словно червяк, которого вот-вот насадят на крючок. Чуть поодаль от них на диване двое незнакомых мне чуваков трахали ту черноволосую девицу, которая сидела в кресле, когда мы вошли. Когда они закончили, девица меланхолично закурила сигарету и, раздвинув ноги, стала ждать очередного «счастливца». На кухне с кем-то ругался Лобок, и Дим Димыч пытался успокоить друга. Ему это не удалось, потому что Лобок получил пиздюлину и свалился на пол, а Дим Димыч, вздохнув, вернулся в гостиную и увалился на диван к черноволосой. Он держал в руке бутылку водки и что-то рассказывал девице, а те лениво смотрела на то, как жрут недожаренную картошку Черепаха и Аспид. Причем на сей раз именно Аспиду дрочила Ленка-Коррозия, а голый Черепаха напоминал мне уродливую горгулью Нотр-Дама.
Лялька болтала о чем-то с Рыбаком и Мэри, своими друзьями. Причем она подчеркнуто меня не замечала, зато постоянно косилась на Леську, которая повисла у меня на плече с довольной улыбкой. Но все это ушло на второй план, когда я вошел в свободную комнату и увидел там Олега, Кира и двух страшных пацанов. У одного в руке была ложка, другой держал зажигалку, а на полу валялся использованный шприц. Меня словно водой ледяной облили, когда я понял, что мои друзья вмазались.
– Совсем охуели?! – рявкнул я, подлетая к ним и отвешивая Олегу подзатыльник. Тот вяло качнулся и завалился на бок. Кир равнодушно смотрел на меня тупыми глазами и лыбился, как идиот. Развернувшись, я выбил ногой ложку с дрянью у одного из торчков, после чего сжал кулаки, когда его друг вскочил с пола. – Давай, сука. Дай мне повод!
– Ты чо беспределишь, брат? – еле ворочая языком, спросил один из них. – Парни захотели…
– Да мне похуй. Съебали отсюда, нахуй, пока я вас не убил, блядь! – снова заорал я. На мой крик в комнату влетела Лялька, Аспид и растрепанная Ирка. Причем Ирка, увидев Олега и Кира, скрежетнула зубами и тоже сжала кулаки.
– Чо шумишь, братка? – оскалился Аспид. – Тут каждый получает то, чо хочет. Ты вот Леську выебал, а она, знаешь ли, не каждому дает. Братаны хотели расслабиться, братаны расслабились. Хуле ты кипишуешь?
– Да они чистые были! – растерянно, но все еще зло бросил я, пытаясь поднять Кира на ноги. Но тот снова плюхнулся на жопу, когда я