Читать интересную книгу Трасса смерти - Боб Джадд

Проклятье!

Машина выкатывается на жесткое грохочущее бетонное покрытие за пределами дорожки в Вудкоут, начисто сойдя с трассы. Давай скорей обратно, и вновь — на газ, и я возвращаюсь на главную прямую, выжатый как лимон, давай, давай, и вот пересекаю финишную, зная, что время у меня хуже, как минимум, на три, а то и четыре секунды, чем у Мэнселла и Патрезе. В «Формуле-1» — это целая вечность!

Может, Сенна смог бы заставить эту машину мчаться быстрее, но я — нет.

Полторы секунды спустя, при входе в Коупе в конце главной прямой, это случилось опять: двигатель отключился как раз перед тем, как я нажал на тормоза. Сегодня это происходило столь часто, что можно подумать, что я к этому уже привык. Но это не так. Всякий раз это происходило по-разному, и каждый раз это меня чертовски пугало. На сердце наверняка остались шрамы. Сейчас трассу переделали, и в Коупсе поворот стал другим. Он стал значительно проще, чем раньше. Или должен стать проще. В Коупе входишь заранее. Со скоростью, близкой к 200 милям в час на шестой, затем слегка тормозишь, снижаешь до пятой, более круто, чем прежде, разворачиваешь машину вплотную к бордюру, который сейчас сделан там, где раньше было ограждение. Теперь этот участок больше похож на петлю, чем на поворот, так что скорость можно набрать очень рано, уже на выходе, и разогнаться перед Магготс, поскольку предстоит подъем в гору, переключившись на шестую. Если, конечно, двигатель не станет захлебываться и кашлять.

Нажимать на газ в «Формуле-1» — все равно что стоять на тормозах в вашей любимой «феррари». Плюс — потеря устойчивости. Поскольку движок вырубился, машина теряет мощность, и я вхожу в поворот медленнее, скажем, на скорости 175 вместо 190. Разница в скорости для зрителей незаметна, но без двигателя машина теряет прижимную силу, ту самую, что держит меня на дорожке, и передок начинает заносить за колею, выложенную резиной, наружу к откосу трассы, покрытому пылью и клочками резины, слетевшими с покрышек двадцати четырех машин «Формулы-1», безостановочно носящихся по кругу. Потом машина дергается, когда двигатель врубается и резко бросает меня вновь на трассу, затем отказывает мотор, и я выравниваю машину, затем вновь в ней просыпается энергия, и вот я уже опять в пути, вверх по склону, к Магготс, привлекая внимание небольшой кучки людей возле Коупса, которые пришли поглазеть на разминку. Сегодня у них чудесный день оттого, что имеют возможность наблюдать за мной. «Посмотрите-ка на клоуна! Смотри, как он снова влетает в поворот, паникует, почти потеряв управление, а вот опять выжимает газ, управляя машиной с грацией индийского буйвола. И опять же на такой скорости!»

Фокусы с двигателем так и продолжаются.

День уже почти на исходе. И я сдаюсь. Все к черту! Почти всякий раз, когда я собираюсь пройти круг на пределе, машина начинает застревать в конце главной прямой. Однажды — это произошло как раз перед тем, как мне войти в поворот, — вдруг проснулись 750 лошадиных сил и рванули машину вперед в тот момент, когда я собирался выровнять ее и уменьшить нагрузку на левый передний край при повороте. Меня словно затянуло в цепную пилу.

Мы поменяли черный ящик, зажигание, проводку и проверили каждую мыслимую электрическую цепь от аккумулятора до преобразователя. Данные телеметрии говорят, что причина в электрике, но мы не смогли обнаружить никаких даже намеков на неисправность.

Рассел промчался мимо меня, направляясь в Стоув, на хвосте у него сидел Алези, намереваясь обойти моего товарища по команде в конце Вейла. Ну и пусть едут. С меня на сегодня хватит.

Я не торопясь совершил круг по Вейлу. Снова въехал в Эбби, уступая дорогу Патрезе, его «вильямс» просвистел мимо меня как вихрь. Сине-золотая вспышка, летящие искры — и все исчезло. Я сделал двойной левый поворот у Прайори и Брукфилда и двойной правый у Лаффилда. Не самые мои любимые повороты. Машина дергается туда-сюда, как в моррис-дансе[17], словно напоказ, перед трибуной в Пэддок-Клаб, чтобы убедить картежников, просаживающих по пятьсот фунтов в день, в том, что перед ними — стоящее зрелище. Я выруливаю с трассы и подъезжаю к ангарам, втискиваюсь на стоянку и выключаю зажигание. Никогда раньше не замечал, как удивителен момент, наступающий после выключения двигателя гоночной машины. Наступает невероятная тишина, мир возвращается к нормальным звукам и нормальным скоростям. Нет грохота в барабанных перепонках. Не вибрирует все тело. Не бьет тебя о корпус кабины. Тишина и спокойствие ошеломляют.

Надо мной склонился Пэт Хатчинс, начальник механиков, и я прошу его:

— Закати ее в гараж, эти фокусы все еще продолжаются.

— Мы выясним, в чем дело, — заверяет он меня. — Парни из «Ходзуки» говорят, что, похоже, ответ ими найден. Один из датчиков воздушного потока пишет странные вещи. Не беспокойся, мы все выясним.

— Надеюсь, что так оно и будет. А то как будто ведешь по трассе заряженную пушку и понятия не имеешь, когда она бабахнет.

Тут протиснулся ко мне Джереми Бэкингем, человек Нотона из «Эмрон». На случай возможного дождя на его приземистое тело был надет желтый плащ, вокруг шеи болтались наушники, глаза чуть косили.

— Ты, случайно, не касался страховочного выключателя, а, Форрест? — спросил он. — Я конечно, понимаю, что это маловероятно.

— Может быть, Джереми. Ты же знаешь, что я всегда машу толпе рукой, когда врезаюсь в поворот. Теперь надо будет попробовать проехать пару кругов, держась за руль обеими руками.

— Да брось ты, Эверс, я серьезно!

— Тогда почему бы тебе не глянуть, сколько понадобится специалистов от «Ходзуки», чтобы отыскать неисправность в электроцепях?

Моррис-данс — танец с колокольчиками, пришитыми к платью.

— Пошел к черту!

Я последовал его совету. Конечно, дело было серьезное. Цель в гонках «Формулы-1», если в них вообще есть смысл, — стать лучшим в мире, для второго места нет ни одобрения, ни славы. И это может объяснить, почему я не переживаю особо за дилетантов. Даже имеющих добрые намерения. Бэкингем занялся инвентаризацией и статистикой. Начал составлять диаграммы для разных деталей и расставлять по таблицам наличие запчастей. Все это хорошая деловая школа. Возможно, и я этим бы занимался. Но ни от одной из этих процедур машина не помчится быстрее. Начав с сокращения расходов по какому-то узлу, будешь потом дотошно следить за каждой заменой, которую производишь в машине, потому что каждая замененная деталь будет влиять на поведение других взаимосвязанных компонентов. Потому ведешь в компьютере учет каждой замены и эффекта от этой замены, чтобы не чесать потом в затылке, когда на миллиметр приподнимешь заднее крыло. Это хороший деловой стиль, и без него не поедешь быстрее. Но быстрая езда зависит не только от хорошего руководства.

Скорость целиком зависит от мощности, способа ее получения, использования и увеличения. Мощность зависит от компании — производителя моторов, от компании, которая поставляет топливо, от денег, от всего. Потому что деньги и мощность неразделимы, особенно когда мощность измеряется в лошадиных силах. Все же, подумал я, пора и расслабиться.

Испытание шин, конечно, занятие полегче, чем гонка по выходным. Вообще-то оно не имеет ничего общего с проверкой шин. Дело в том, что единственные шины, которыми мы тут пользуемся, — компании «Гудъир» и они, слава Богу, великолепны. Испытание шин — проверка машины к «Гран-при» во Франции на будущий уик-энд и потом для Сильвер-стоуна — еще через неделю. Поэтому и гоняемся, стараясь лучше подготовить машину. По чистой случайности здесь оказались и другие команды. Тот факт, что каждый круг хронометрируется и мы проводим половину своего времени, уставившись в мониторы, чтобы получить свежайшие данные по соперникам, — это просто совпадение. К тому же появляется возможность обойти ангары, поприветствовать друзей и подсмотреть, не пристроили ли они навесную кабину, а заодно и увидеть, что же собой представляет новая моношоковая подвеска.

Я разминал ноги, вышагивая мимо «Лижье», «Бенеттона» и «Корелли» к гаражу Тайрелла, где Кен Тайрелл собственной персоной прислонил свое длинное тело к стене ангара.

— Как жизнь, Кен?

— Да беспокоит меня одна вещь, — ответил он, его крупное ястребиное лицо повернулось ко мне, зубы торчали изо рта в разные стороны, а глаза щурились сквозь дымчатые очки в роговой оправе. — Лучше бы они установили эту проклятую верхнюю решетку до «Гран-при», иначе птицы засрут выездную дорожку. — Рядом с ним по всему проходу штабелем были уложены трубы ограждения.

— Выходит, не только Джекки беспокоится о нашей безопасности.

— Я беспокоюсь о ней, когда это касается меня. Меня беспокоит моя собственная безопасность. Видел я, как ты вертелся в Коупсе. Что у тебя там случилось?

— Будь я хорошим водителем-испытателем, тогда бы знал.