От вражеского миноносца еще можно отбиться — все же по паре 75 мм и 47 мм пушек, причем к первым выдали чугунные гранаты, снаряженные в Порт-Артуре. Пусть по три десятка на ствол в дополнение к имеющимся трем сотням бронебойных болванок, но хоть что-то. На других миноносцах и такого нет, про крейсера и говорить не приходится.
В ночной набег к Дагушаню пошли оба отряда порт-артурских миноносцев. В 1-й под командованием капитана 1-го ранга Елисеева вошли все десять миноносцев иностранной постройки, что было удивительно — ни один корабль не оказался в ремонте, из которого их русские «коллеги» не вылезали, меняясь по заколдованному кругу.
Из одиннадцати «соколов» в поход вышли только восемь, к которым присоединился чуть ли не вдвое больший по водоизмещению «Бурный». На нем поднял свой брейд-вымпел командир 2-го отряда миноносцев капитан 2-го ранга Бубнов. Второй корабль этого типа — «Бойкий» — стоял в доке. Из всех миноносцев отечественной постройки на этой парочке чаще всего случались поломки, что крайне раздражало всех моряков.
В ночной темноте к Дагушаню подкрались восемнадцать страшных хищников. Один из «соколов» уже превратился в «мокрую курицу», и поплелся обратно в Дальний. Все семейство этих кораблей между собой моряки называли «птичьим» — имена пернатых давали при закладке, что страшно бесило офицеров и команды. «Страшный» изначально являлся «Скворцом», а каково было служить на «Баклане», «Кулике», «Перепеле» или не приведи боже и святые угодники — «Дятле». Но видимо матерная ругань дошла до чинов Адмиралтейства, и возымела на бюрократов воздействие святой молитвы на бесов — теперь для миноносцев выбрали имена прилагательные…
— Началось, — хрипло произнес Юрасовский, когда темнота ночи взорвалась грохотом орудийных выстрелов. Стреляли отовсюду — казалось, что вокруг столпились японские корабли, терпеливо поджидавшие русских. Вспышки отразились на небе, и осветили море, и от зрелища десятков транспортов у Юрасовского разбежались глаза. На «Страшном» было всего четыре пятнадцатидюймовых торпеды — две в одиночных аппаратах за четвертой дымовой тубой, и две в полуразобранном виде в носовом кубрике — чтобы их зарядить требовалось полчаса, не меньше. Но кто же даст это время — кроме «купцов», набитых солдатами, среди этого сонмища забегали вражеские миноносцы и авизо, появились канонерские лодки. Началась жуткая стрельба, и сумеречная темнота рвалась на клочки.
— Лево руля, — спокойно произнес Константин Константинович, не поднимая голоса. «Страшный» не стрелял, хотя у его пушек давно застыли в нетерпении комендоры. Лейтенант Малеев соблюдал приказ — пока их корабль не обнаружен противником, и по «Страшному» не открыт убийственный огонь, пушкам не стрелять, и ход не поднимать, чтобы не демаскировать себя искрами из труб. Да и зачем метаться — подойти тихонько, и всадить в борт вражескому транспорту с двух кабельтовых торпеду. А там потопить и второй — на обычное судно за глаза хватит одной самодвижущей мины с четырехпудовым зарядом пироксилина.
— Подойдем поближе, поближе, — Юрасовский ощутил необычный прилив ледяной «водицы» хладнокровия, волнение полностью пропало, он видел только цель, зрение стало таким, что стал замечать все вокруг. И краем глаза заметил в темноте стоящий на якоре корабль — и что удивительно, военный, он его моментально опознал по орудийным башням. И тот не стрелял — видимо, японские комендоры пытались разобраться в обстановке. И неожиданно его борт буквально вскипел многочисленными вспышками, зажглись прожектора, слепящие лучи прошлись над водой и ухватили четырех трубный миноносец, под форштевнем которого белел бурун — кораблик шел полным ходом, и это был один из «соколов» его отряда. Видение длилось несколько секунд — яркий разрыв 152 мм снаряда на узком силуэте, и страшной силы вспышка поглотила храбрецов.
— С кормы заходи, ближе, ближе — нас пока не видят. Передать мичману — пускать обе мины в броненосец, как сблизимся.
Константин Константинович сглотнул, губы пересохли — о такой цели он не мог мечтать. Каким образом тут оказался двухтрубный броненосец офицер не имел ни малейшего представления, да и зачем он тут, на краю транспортов, словно застывший пастух среди овец. Но сейчас Юрасовский хотел только одного — отомстить за первую январскую ночь войны, когда он увидел торпедированные «Ретвизан» с «Цесаревичем».А расстояние сокращалось, броненосец размахивал прожекторными лучами, как великан огненными мечами, гремели пушки. И тут прожектор прошелся по мачте «Страшного» и в эту же секунду раздался громкий хлопок, затем сразу другой — торпеды покинули аппараты и устремились к громаде броненосца. И вот эта вспышка пуска самодвижущих мин, произведенная мичманом Акинфиевым, осветила русский миноносец.
— Право руля, машинам полный ход!
Теперь нужно было удирать, и как можно быстрее — Юрасовский всем телом ощутил содрогание миноносца, в который уже попало несколько мелкокалиберных снарядов. А за спиной рвануло, и так сильно, что офицер еле устоял на ногах, ухватившись за поручни. «Страшный» сильно встряхнуло, и миноносец устремился вперед, словно получил в корму чудовищный по по своей мощи пинок…
Война на море ночью бывает порой очень странной — маленький кораблик имеет возможность потопить большой, что страшен не только для него, но и для других исполинов. И тут любой министр финансов с ума сойти может — с одной стороны миллионы, затраченные на постройку броненосца, а с другой пара сотен тысяч, плюс цена торпед…
Глава 24
— Их много меньше, чем доносили — едва полтора десятка транспортов, и многие уже разгрузились!
Вице-адмирал Макаров не мог поверить собственным глазам — куда девался огромный транспортный флот, о котором ему говорил наместник. А ведь адмирал Алексеев чуть ли не клятвенно уверял, что больше полусотни транспортов собрались у Дагушаня, и на берег идет высадка десанта, не менее чем несколько полнокровных пехотных дивизий. Да и «Новик» мотался сюда позавчера, с трудом уйдя от «собачек» — капитан 2 ранга Шульц уверял, что транспортов очень много, буквально все забито, а на них массы людей.Хотя и было далеко, но мощная германская оптика ему и офицерам крейсера позволила многое увидеть. И подробные рапорта написаны — он их сам внимательно изучил, и с моряками беседовал.
Словно таинственная «морская корова» языком слизнула несколько десятков транспортов!
Ведь миноносцы едва потопили полдесятка судов, не больше, следы ожесточенного ночного сражения были видны повсеместно — из воды торчали трубы и мачты, два «купца», похожие на огромных дохлых китов, выбросились на берег, возле которого приткнулся носом, и сильно накренился четырех трубный миноносец, в котором узнавался «сокол».
Нет, на берегу уже были высажены войска, может быть с десяток батальонов, но никак не больше, и это за три дня высадки, считая с подхода авангарда и мелких канонерских лодок, что обстреляли побережье, где кроме казачьих разъездов никаких русских частей не имелось. Так что японцы уже все сошли на берег, транспорта в балласте — успели разгрузить.
— Японцы отвели суда с десантом, Степан Осипович, миноносцы потопили не больше полудюжины, — стоявший рядом с ним на мостике «Пересвета» начальник штаба флота контр-адмирал Молас был не менее огорошен, чем командующий, и взирал на все растерянно.
— Топите все, что видите, потом разбираться будем, а то расползутся в разные стороны! Всех отправить на дно, нечего им небо коптить. Крейсерам заняться миноносцами и канонерками. Открыть огонь!
И не успели отзвучать его слова, как с броненосца отчаянно замолотили средним и противоминным калибром — капитан 1 ранга Бойсман отлично подготовил команду, и на ближайший транспорт обрушился шквал огня. От такого числа попаданий вражеское судно недолго останется на плаву, в нем дыр понаделают больше, чем в швейцарском сыре.