— Не вижу разницы. Все равно ПЦ.
— Знаешь, я бы многое дал, чтобы сейчас не платить по искам.
— Анри, у тебя какой уровень контроля?
— Осведомленные вы, однако.
— Так ведь не тайна. Вообще не секретная информация.
— Шестой естественно. Наивысший.
— Особо опасен, стало быть.
— Мне тоже смешно.
— Мне нет. И имплант стоит, суда по тому, что ты без браслетов.
— Стоит, конечно.
— Он управляющий?
— Что?
— Через него можно отдать приказ, который ты не сможешь нарушить?
— Не замечал такого, — проговорил я. Честно говоря, вопрос шокировал, — Вряд ли это возможно. Камилла говорила мне, что это только система слежки.
— Значит, этот разговор записывается?
— Скорее всего.
— Имплант с модами связан?
— Естественно.
— Тогда почему через него нельзя приказать?
— Модам, можно. Но они же не могут заставить меня сделать что-то против его воли. Разве что усыпить.
— Анри, возможно Камилла не знала, или не имела права говорить. Но, знаешь, прежде чем сюда сунуться мы хорошо прозондировали почву, и к нам попал один секретный документ.
Он понизил голос.
— Анри все импаланты с шестым уровнем контроля управляющие.
— Не может быть!
— Благородные слуги империи не способны на такую низость?
— Да брось ты! Просто не понимаю, как это сделать технически.
— Ну, ты же гуманитарий. А у меня первое образование инженерное.
— Но ведь не психологическое. А меня Ройтман так загрузил нейрофизиологией за десять лет, что я могу диссертацию защитить. Невозможно управлять человеком извне. Человек не робот. Или надо электроды в мозг.
— Зачем тебе электроды в мозг. У тебя моды там, — усмехнулся Ги. — «Нельзя управлять человеком извне», — с сарказмом повторил он. — Под биопрограммером никогда не лежал?
— Это другое. Да можно отключить некоторые зоны, можно изменить структуру нейронной сети, но за секунду отдать приказ как машине, невозможно.
— А если нейронная структура для этого приказа уже готова, и внешний сигнал только запускает ее?
— Слишком сложно, — с сомнением сказал я. — По структуре на каждый приказ? Не много ли?
— Смотря сколько типичных приказов. Не думаю, что много. Анри, где он у тебя?
— В плече.
Я указал глазами на место укола.
— Под кожей?
— Нет, сантиметра на два глубже.
— Пойдем, покурим.
— Не курю, ты же знаешь.
— Так постоишь. Здесь обстановка не подходящая.
Кафе было старинным, и здесь действительно сохранилась комната для курения. Перед самой дверью Ги пропустил меня вперед. Мне это слегка не понравилось. Но это же Дюваль. Мы сто лет друг друга знаем.
Я почувствовал, как что-то коснулось моего плеча, и тут же острую боль.
Слишком острую. Нестерпимую.
Глава 11
Около десяти вечера Дмитрий Кастальский закончил беседу с параллельной группой. Группа была не такая интересная, как у Анри, зато самая типичная для Соснового. У всех С4. Причем, бытовуха. Еще точнее убийство под кайфом. Если двух или более человек или полицейского — это С4, особо тяжкое преступление, значит, на Сосновый.
Основное лечение — снятие зависимости, что давно сделали в ПЦ. Основная проблема — слабая воля. Этим в Психологическом Центре тоже занимались, конечно, но из рохли героя не сделаешь. Так что теперь курс реабилитации очень похожий на обычный курс для наркоманов и постоянный контроль. И еще раз контроль. Осуществлять его не так уж трудно. В отличие от гордых террористов и гангстеров, бывшие торчки быстро попадают в зависимость от психолога, и всегда рады продолжить общение и задержаться после беседы. Это отнимало много времени, ну и ладно, лучше от психолога зависимость, чем от наркодилера.
Так что в десять Дмитрий еще работал. Двое подопечных остались один до половины одиннадцатого, другой — позже одиннадцати. И Кастальский еще час с лишним занимался директивной психотерапией.
В одиннадцать с импланта Анри не поступил сигнал о пересечении периметра. Ему было пора возвращаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ладно, решил Кастальский, если задержится не больше, чем на пятнадцать минут, ограничусь нотацией. Все-таки любимый пациент, и до сих пор вел себя безупречно.
В одиннадцать десять Дмитрий, наконец, отпустил последнего реабилитанта. Сигнала от Анри не было. Кастальский начал волноваться. Виртуальную карту он открыл уже по дороге на стоянку минипланов. Сигнала импланта Анри не было в разрешенной зоне. Он уже десять минут должен был светиться желтой точкой: зона разрешенная, но время просрочено.
Дмитрий увеличил область просмотра. Анри не было. Нигде.
Запросил историю. Сигнал пропал больше часа назад. Причем в самом центре разрешенной зоны. И имплант не поднял тревогу. Просто исчез и все. Это говорило о том, что он, скорее всего, уничтожен. И очень быстро, поскольку нервный импульс не успел пройти. Невозможно уничтожить имплант и не нанести его обладателю очень болезненную рану.
И Дмитрий объявил тревогу, проклиная себя за то, что потерял час.
Пока местная полиция поднимала в воздух гравипланы и прочесывала Озерное и окрестности, Кастальский просматривал последние записи с импланта Анри. Разговор с неким Ги Дювалем. Бывший полевой командир РАТ. Понятно. Несколько эмоциональных пиков и последний в самом конце.
Позвонил Ройтман.
— Дмитрий, что там у тебя за переполох?
— Видимо, Анри захвачен РАТ.
— Разгильдяи! Я сейчас буду.
«Сейчас» вылилось в час с лишним. Что понятно. От Кириополя быстрее не долетишь. Кастальский с трепетом ждал Ройтмана. Анри как сквозь землю провалился.
Евгений Львович прилетел не один, с подтянутым молодым человеком лет тридцати пяти.
— Знакомьтесь, Дмитрий, — сказал он. — Это Олег Андреевич Головин. Из СБК. Дауров делегирует нам лучшие силы.
Собрались в кабинете Кастальского, том самом, где он проводил беседы.
— Дмитрий Константинович, как шли дела у мсье Вальдо? — спросил Головин. — Как проходила реабилитация?
— Великолепно, — сказал Дмитрий.
— У политических не бывает проблем с реабилитацией, — заметил Ройтман. — Так что можно не спрашивать. Интеллект высокий, уголовных понятий нет, связи с уголовным миром тоже, моральные нормы общепринятые. Ну, за исключением мелких деталей, которые и привели сюда. И с которыми уже разобрались в ПЦ. Так что это уголовников надо заставлять работать или учиться. Бывший террорист поступает сразу на два факультета и говорит «спасибо». Получает работу, говорит «спасибо» еще раз и начинает вкалывать. Знаете, в те давние времена, когда труд заключенных использовали в строительстве было замечено, что бригада работает хорошо, только если в ней есть политзэк, иначе — халтура. Так что жалко, что вы нас не балуете, Олег Андреевич, на вес золота контингент, раз два и обчелся.
Головин развел руками.
— Ну, сколько есть, Евгений Львович, не фабриковать же дела!
— Боже упаси.
— Так Анри не мог уйти с ними добровольно?
— Исключено, — сказал Дмитрий. — У нас все записи его разговоров с момента установки импланта. Он всегда отказывался. Послушайте на досуге.
— Но он встречался со своими бывшими командирами…
— Конечно. С согласия императора. Был посредником на переговорах о сдаче.
— Как вы думаете, почему система не сработала. Она должна была поднять тревогу, как только исчез сигнал, ведь так?
— Три системы, — заметил Кастальский. — У нас, в Озерном, и в Кириополе на центральном пульте. И ни одна не сработала. Расследуйте! Это же в вашей компетенции.
Современное расследование занимает часы, иногда дни, в худшем случае недели. Девяносто процентов работы делает компьютер. Рассылает запросы, сравнивает досье, анализирует, ищет по базам данных.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Олегу выделили комнату в гостевом доме, и, оставшись один, он опустился в кресло и задал параметры расследования. Осталось только ждать, рассеянно глядя на сосны за окном. Неплохо живут убийцы. Сам бы не отказался отдохнуть в таком месте пару неделек.