Читать интересную книгу Записки о Бухарском ханстве - П. Демезон

Откликаясь на это послание, К. К. Родофиникин, в частности, писал В. А. Перовскому 13 июля 1836 г.: «Приношу Вашему превосходительству душевную благодарность за сообщение записки Виткевича; я читал ее с величайшим вниманием и любопытством». Директор Азиатского департамента ознакомил с ней начальника канцелярии военного министерства В. Ф. Адлерберга, однако «представить» Николаю не решился из-за ее «пространности», как он уведомил о том оренбургского военного губернатора.

В самом начале «Записки» отмечается, что ее автор зимой 1835/36 г. отправился в «степь», в аулы казахов чумекеевского рода, кочевавших близ Сырдарьи. Об этом гласит и полученная И. В. Виткевичем инструкция от 29 октября 1835 г Ему поручалось способствовать «поддержанию спокойствия» среди казахских племен и развитию мирных отношений как между ними, так и у них с соседями. Кроме того, И. В. Виткевичу надлежало противодействовать попыткам правителей Бухарского и Хивинского ханств установить свое господство или распространять влияние над принявшими российское подданство казахами, а также — отторгать их земли.

Но как и зачем он оказался в другом государстве? Каких-либо правительственных распоряжений на этот счет обнаружить не удалось. Думается, их и не было. Сам Виткевич глухо ссылается на возникшие «обстоятельства», не раскрывая детально их сути. Да и сказанное звучит не очень убедительно, не исключено, что энергичный прапорщик двинулся в Бухару по собственной инициативе, либо имея соответствующую договоренность с В. А. Перовским, глубоко уязвленным тем, что в прошлом попытка отправить в ханство рекомендованного им человека была отклонена по пустячным мотивам.

Как бы то ни было, в результате формально самовольного поступка прапорщик провел почти полтора месяца (со 2 января по 13 февраля 1836 г.) в центре крупнейшего среднеазиатского владения. И этому поступку мы обязаны наличием красочного повествования о различных сторонах жизни Бухары, ее торговых связях, особенностях экономики, административного устройства, быта и нравов, а главное (что вне сомнения, в первую очередь привлекало внимание царских властей) — о некоторых политических «устремлениях».

И. В. Виткевич уделяет особое место попыткам правящих кругов Британской империи проложить дорогу в Бухарское ханство своим изделиям, считая эти попытки малообоснованными с точки зрения целесообразности товарообмена, отмечает наличие в ханстве английского соглядатая, приходит к выводу о большой перспективности русско-бухарских торговых отношений, обусловленных географическим положением и структурой торговли.

Любопытная деталь: в столице «закрытой» мусульманской страны казачий офицер разъезжал в мундире, в отличие от П. И. Демезона не делая тайны из своего происхождения и «отказавшись сидеть взаперти». Указывая на эти детали, М. А. Терентьев объясняет ими то обстоятельство, что «сведения, им доставленные, были довольно обстоятельны».

Во всяком случае, В. А. Перовский весьма высоко оценил результаты поездки своего подчиненного. Отправляя его «Записку» в Азиатский департамент, оренбургский военный губернатор охарактеризовал И. В. Виткевича как «человека дельного, толкового, знающего дело свое, человека практического, который более способен действовать, чем писать и говорить, человека, знающего степь и отношения ее лучше, чем кто-либо знал и знает ныне» (Даже в этой официальной бумаге улавливаются интонации обиды Перовского по поводу позиции сановного Петербурга в отношении кандидатуры избранного губернатором посланца в ханство).

Вероятно, исходя из специфических черт характера прапорщика, «более способного действовать, чем писать и говорить». Перовский поручил своему чиновнику для особых поручений В. И. Далю изложить на бумаге «рассказы» Виткевича о его путешествии. Быть может, Иван Викторович, изучивший ряд языков народов Востока, не в совершенстве владел русским (с губернатором он мог изъясняться и по-французски). Так или иначе, но на тексте «Записки» имеется помета академика Гельмерсена, что она «составлена В. И. Далем по рассказам Виткевича», и по существу вводимый в научный обиход материал безусловно может считаться их совместным творчеством. Разумеется, он от этого ни в малейшей степени не проигрывает.

Описание поездки Виткевича является первоклассным документом, ярко и выразительно рисующим перед читателем бухарскую действительность полуторавековой давности в том виде, в каком она предстала перед глазами вдумчивого, пытливого и любознательного наблюдателя. В. И. Даль изложил эти наблюдения сочным языком, всегда отличавшим замечательного лексикографа.

Среди приключений казачьего офицера в Бухаре стоит выделить одно, не нашедшее отражения в отчете, но наложившее отпечаток на всю дальнейшую судьбу Виткевича. Он встретился там с Хуссейном Али — послом эмира Афганистана Дост Мухаммед-хана и помог ему добраться до Оренбурга. «Вместе с возвратившимся в последних. числах, апреля (1836 г. — Авт.) прапорщиком Виткевичем, посланным мною собственно в степь и навестившим по особым обстоятельствам и Бухару, прибыл посланный от Кабульского владельца в Россию афганец Гуссейн-Али», — информировал министра иностранных дел К. В. Нессельроде 5 мая 1836 г. В, А. Перовский.

Затем — уже зарекомендовавший себя полезным посещением Бухарского ханства и произведенный в поручики — И. В. Виткевич сопровождал Хуссейна Али в Петербург. Там он получил задание следовать с афганским представителем на его родину для установления политических контактов между нею и Россией. В пути Хуссейн Али заболел. Виткевич самостоятельно добрался до Кабула и успешно выполнил ответственное и сложное поручение. Его переговоры с эмиром Дост Мухаммед-ханом были плодотворны и открывали широкие возможности для русско-афганского сближения.

Однако намечавшиеся в этом плане перспективы вызвали бурную отрицательную реакцию Великобритании. В результате резкого дипломатического нажима с ее стороны И. В. Виткевич был отозван. Царское правительство отказалось от плана вступить в союз с Кабулом. В ночь на 9 мая 1839 г., после своего возвращения в Петербург из длительной и крайне изнурительной поездки в Иран и Афганистан, Виткевич был найден мертвым в столичных меблиованных комнатах «Париж». Привезенных им из долгих странствий различных документов не оказалось. Официальная версия случившегося — самоубийство. Она вполне правдоподобна, хотя, отдельные детали происшедшего вызывают некоторые сомнения.

Преждевременная гибель этого безусловно талантливого человека вызвала немалую печаль его коллег и знакомых, в том числе В. И. Даля и сослуживца Виткевича по Оренбургу Н. В. Ханыкова, ставшего видным востоковедом почетным или действительным членом многих научных обществ и учреждений. Тридцать лет спустя, переехав на жительство в Париж, Н. В. Ханыков запрашивал В. И. Даля: «…не напечатали ли вы где-нибудь Вашей записки о Бухаре со слов Виткевича и его к Вам писем из-под Херата (Герата. — Авт.) и из Кандагара? В 1858 году я совершил почти то же путешествие и от афганской границы до вступления в большую Керманскую пустыню даже совершенно шел по его следам, которые там еще довольно живо сохранились. Жаль будет, если из всего виденного им останется только сухой маршрут, напечатанный И. Ф. Бларамбертом на стр. 335–346 его статистического обозрения Персии, изданного в 1853 году…

Если Вы еще не напечатали Вашей записки, то, пожалуйста, напечатайте и, если можно, доставьте отдельный оттиск Вашему покорнейшему слуге».

К сожалению, понадобилось еще свыше 110 лет, чтобы интересные и ценные материалы П. И. Демезона и И. В. Виткевича о прошлом народов советской Средней Азии увидели свет.

Отмечая их содержательность, в равной степени как и сложность условий, при которых представители В. А. Перовского собирали сведения о положении в Бухарском ханстве, нельзя не сделать существенную оговорку. И Демезон, выдававший себя за татарского муллу, и Виткевич, разгуливавший по Бухаре в казачьем мундире, фактически крайне мало соприкасались с трудовым народом этой страны — с ремесленниками и дехканами. Они общались преимущественно с ограниченным кругом людей из феодальной знати. Среди них — и это было достаточно характерно не только для среднеазиатских ханств — царил дух интриг, завистничества, придворной лжи и лести, вероломства, стяжательства и т. п. Другая категория «знакомых» Демезона и Виткевича — купцы, проникнутые духом наживы, — также не давали оснований для благоприятных заключений об их характере, умонастроениях и др.

К сожалению, оба агента оренбургского военного губернатора на основании собранных ими явно недостаточных данных делали попытки составить обобщающие характеристики народов, населяющих все ханство, а то и весь среднеазиатский регион. Разумеется, подобные оценки, содержащие всевозможные негативные дефиниции («коварство», «трусость» и т. д.) в адрес общенационального характера, абсолютно беспочвенны.