Читать интересную книгу Севастопольский конвой - Богдан Сушинский

– Укрываем два последних, – четко, с почти артистической дикцией, доложил Куршинов. – После артналета сразу же извлечем и тут же приготовим к бою. Одно орудие, как было приказано, затащим на высотку по пологому участку склона.

Гродова всегда приятно поражало умение этого офицера с костлявой, явно неофицерской фигурой быстро и четко формулировать свои мысли; по любому поводу, экспромтом, докладывать так, словно читает по заготовленной бумажке.

Роль штабного блиндажа выполнял теперь один из двух гротов, созданных природой в западной части высоты. Войдя в него, комбат тут же связался по рации с командиром эсминца «Беспощадный» и попросил быть готовым к выявлению батареи противника и к дуэли с ней.

– Чувствую, штурмовики здорово потрепали тебя, комбат, – сочувственно проговорил командир корабля Воронин.

– Если бы не ваши зенитчики, все выглядело бы суровее, капитан-лейтенант.

– Не боись, мои комендоры пехоту в обиду не дадут, – покровительственно заверил его командир корабля.

– Со вчерашнего дня – уже майор.

Командир эсминца замялся и совсем другим, явно извиняющимся тоном произнес:

– Извините, не мог знать.

– Нечего извиняться: я ведь и сообщил так, для общего просвещения.

– Звание – это всегда серьезно. Особенно на флоте, где так, до отставки, можно проходить в «миноносных каплеях», – и в высоком, явно некомандирском голоске капитан-лейтенанта послышались брюзжащие нотки неудачника. – В пехоте с продвижением по службе веселее, так что судьбу свою нужно ценить, товарищ майор.

– В любом случае меняться местами не предлагаю. Кстати, по моим предположениям, батарею румыны установят в районе Чабанки, поэтому советовал бы выйти на траверз этого села, поближе к створу Аджалыкского лимана. Сторожевику предложите идти тем же курсом. Если мои парни вычислят вражеских пушкарей раньше, тут же сообщим точные координаты и ориентиры.

– Уже беру курс на лиман, – сказал командир эсминца.

Едва Воронин успел это сказать, как ударила вражеская артиллерия, и к ближайшему окопу Гродов пробивался уже между разрывами снарядов. Он приказал передать по цепи: всем надеть каски, залечь в щели или прижаться ко внешней стенке окопов, пообещав любого, кто выглянет из траншеи во время артналета, пристрелить лично. Для всеобщей острастки.

К самому Гродову эти предосторожности не относились. Пройдясь метров двести по траншее, он осмотрел пулеметные гнезда и слегка выдвинутые вперед, тщательно замаскированные окопчики бронебойщиков, заглянул в наспех сооруженный блиндаж, больше похожий на укрытие от дождя, нежели от осколков, не говоря уже о прямых попаданиях снарядов. Именно оттуда, стоя у блиндажа, он увидел в бинокль, как эсминец вышел на ударную позицию и открыл огонь по расположению румынской батареи. Еще через пару минут к нему присоединился сторожевик. Румынские артиллеристы тут же ввязались в перепалку с ними, отмечая свою пристрелку султанами морской воды.

Поскольку по окопам било теперь только одно орудие, да и то не беглым, многие моряки вместе с Гродовым наблюдали, как вражеские артиллеристы пытаются пристреляться по лавирующим между разрывами, но ведущим огонь кораблям. И стали свидетелями того, как неожиданно султаны воды исчезли, что могло означать только одно: румынская батарея замолчала. Корабельные комендоры дали еще по два залпа и, развернувшись, стали победно отходить на дальний рейд. Гродову трудно было решить: то ли корабельные пушкари действительно сумели накрыть залпом румынские орудия, то ли противник прекратил огонь, предлагая, таким образом, перемирие, воспользовавшись которым, намерен был срочно перебазироваться на новые позиции. Важно, что его бойцы получили передышку.

– Кажется, сейчас румыны поднимутся, – буквально оглушил майора рокотом своего архиерейского баса Владыка, вынырнув из-за изгиба траншеи. – Смотри, командир: уже засуетились. Правда, это не германцы. У этих на выбарахтывание из окопов обычно уходит больше времени, чем на саму атаку…

– И все же не нужно впадать в легкомыслие, комроты, не то время.

– А мы только так… Ты же моих хлопцев знаешь…

– Какие ни есть они вояки, из окопов все-таки время от времени «выбарахтываются». Артиллеристы румынские тоже вот-вот опомнятся.

Будто бы подтверждая его слова, один из снарядов лег буквально в двадцати метрах от них, осыпав осколками огромный валун, рядом с которым располагался наблюдательный пункт Владыки. Еще два снаряда легли на пространстве между этим же, чуть выступающим за линию окопов, валуном и Батарейной высотой. Раздались крики раненых, кто-то звал санитаров, кто-то извещал взводного, что убит сержант…

– Вот теперь, кажется, началось, – басовито пробубнил Владыка. – Закружилась окопная карусель.

– «Началось», старший лейтенант, давно. Просто мы с тобой еще не до конца осознали, что перед нами – неплохо вооруженный и жаждущий крови противник, значительно превосходящий нас, защитников города, по технике и численности штыков. А значит, играть с ним нужно не в поддавки, а по-гроссмейстерски.

– А мы только так, товарищ майор.

– Как там у нас на подходах к лиману?

– Только что оттуда. Бойцы Дробина позаползали во все прибрежные овраги и щели, никакими снарядами, никакими газами их оттуда не выкуришь.

– Скорее всего, противник попытается отрезать нас от лимана, чтобы под прикрытием берега по мелководью зайти в тыл.

В атаку румыны пошли тремя волнами, в каждой из которых насчитывалось не менее двух взводов. В первые минуты Гродову даже показалось, что они вновь решили испытать судьбу в психической атаке, наподобие той, в которой они пытались когда-то захлестнуть его береговую батарею со всем ее прикрытием. Но по тому, как постепенно шеренги начали расслаиваться, разбиваясь на группки вокруг унтер-офицеров и стараясь сотворить хоть какую-то дистанцию между отделениями, майор понял, что на сей раз психическая атака у противника то ли не заладилась, то ли даже не замышлялась.

Воспользовавшись телефоном Владыки, комбат запретил открывать огонь без приказа, определив, что первый залп должен прозвучать не раньше, чем средняя волна достигнет саманных руин. И тут же условился с Денщиковым, который оставался на КП батальона, когда именно следует вводить в бой 29-ю батарею и родные «сорокапятки».

– Сержант Жодин занервничал, – предупредил его начальник штаба. – Интересуется, может ли он подключаться к бою.

– Ни в коем случае, – последовал категорический ответ. – Передай: «Затаиться и ждать!», никоим образом не выдавая себя. Интересно, что требует от своего корабельного десанта румынское командование?

– Того же: не выдавать себя, наблюдать и готовиться к приему следующего ночного десанта. Только уже значительно большего. Чтобы затем ударить нам во фланг.

– Или же забросить десант теперь уже из борта судна, да прямо нам в тыл. Тактика нехитрая, однако никакой иной выгоды из этой ситуации не просматривается. Кстати, как ведет себя румынский радист?

– Не из храбрецов, но понимает, что пути назад у него нет.

– А второй пленный, старообрядец?

– Уже чувствует себя полноправным членом гарнизона и готов сражаться вместе с нами. Все-таки взбурлила в нем славянская кровь. Пусть через столетия, но… взбурлила. Словом, карабин мы ему оставили. Время от времени, вместе с радистом, он показывается на корме, чтобы румыны могли рассматривать их в бинокли. Причем для ваших глаз в этой точке они остаются невидимыми.

Последнее наставление комбата: «Ваша цель – продержаться до ночи и обязательно переправить румынского радиста на берег» прозвучало уже под звуки пальбы, разгоравшейся на северной окраине Рыбачьего хутора. Выйдя на связь, командир роты Лиханов сообщил, что со стороны Новой Дофиновки, по берегу лимана, на него наступает до двух рот пехоты, при поддержке трех танкеток.

– Похоже, что натиск всей той орды, которая движется на ваши окопы, майор, – прокричал он между разрывами снарядов, – всего лишь отвлекающий маневр. На самом же деле прорываться они решили здесь, чтобы, прижав нас к морю, пройти на западный берег лимана.

– Было бы странно, если бы они действовали иначе, – холодно заметил Гродов. – Твой броневик уже в деле?

– И броневик, и «сорокапятка».

– Сейчас Куршинов поможет тебе еще двумя орудиями.

– Это было бы славно. Эй, смотри, комбат, по моим румынам ударил сторожевик. Вот уж не ожидал!

– И я – тоже. Командир корабля, видимо, понял, какая угроза кроется в атаке на хутор, и сам принял это решение.

25

Увлекшись телефонными переговорами и созерцанием приближающихся шеренг противника, майор как-то упустил из вида корабли и не заметил, что, оставив миноносец в створе лимана, сторожевик «Бойкий» вышел почти на линию румынской передовой, откуда хорошо просматривалось, а значит, и простреливалось, все пространство между морем, хутором и Большим Аджалыком.