барон Корф. В книге была записочка: «Must read!»
Под Корфом имелся французско-русский словарь и томик Беранже, который тоже не обошелся без записки тем же почерком, но, на этот раз на русском: «Читай, предатель!»
— Гм… — сказал Саша.
— Давайте, не с чтения начнем, Александр Александрович, — попросил Гогель.
— Это от Никсы.
— Все равно, даже, если от Николая Александровича.
— Конечно, конечно.
Саша вздохнул, слез с кровати и отправился в уборную. Гогель проводил его до двери сортира. Эта навязчивая опека начинала раздражать.
На завтрак подали бульон с булочками. Саша удивился, но быстро решил, что в этом что-то есть. Гувернер завтракал вместе с ним.
— Вы тоже воевали, Григорий Федорович? — спросил Саша. — Как и Зиновьев?
— Да, — кивнул Гогель.
— Русско-турецкая война? Крымская?
— Усмирение Польши. Осада Варшавы.
— Понятно. Польское восстание.
— Мятеж, — уточнил Гогель.
— Да, да. Мятеж, конечно. Они же не победили. Какой по счету? В разговоре с Зиновьевым я перепутал две русско-турецкие войны. А польский восстаний было едва ли меньше. Это которое? Не Костюшко?
— Нет, Александр Александрович, Костюшко был еще при Екатерине Великой.
— Ужас! Похоже историю мне нужно учить сначала.
Итак, перед ним сидел очередной защитник российских интересов на не совсем российских территориях. Что-то вроде командира танковой бригады во время введения войск в Чехословакию в 1968-м, ну, или Гиркина-Стрелкова в ДНР, ну, или офицера ВДВ во время братской помощи Казахстану в 2022-м.
Все-таки с Зиновьевым — участником праведной русско-турецкой войны — было больше точек соприкосновения. В результате одной из таких войн образовалась Болгария — единственная страна Восточной Европы, где нам не плюют вслед.
Саша представил, что его отдали на воспитание Гиркину-Стрелкову, и ему стало не по себе. Ладно, не будем драматизировать. Товарищ Стрелков в юности увлекался идеалам белого движения и даже писал эмоциональные стихи по то, как красиво умрет за Россию. Интересно, насколько господину Гогелю близок сей имперский романтизм?
Кофе Саша пил молча, размышляя о том, где у гувернера может быть кнопка.
— Григорий Федорович, а вы в юности стихов не писали? — наконец, спросил Саша.
— Нет. А, почему вы так решили?
— Просто, напомнили мне одного человека… Мне надо несколько писем написать. Могу я сейчас этим заняться?
— Да, конечно. Кому?
— Я обязан отчитываться перед вами в том, с кем веду переписку? — спросил Саша.
— Да, Александр Александрович.
— Хорошо. Письмо номер один. Никсе.
И Саша отодвинул чашку из-под кофе на край стола, взял лист бумаги и карандаш.
— Александр Александрович, — сказал Гогель, — письма карандашом не пишут. Это крайне невежливо.
— Ладно, — вздохнул Саша.
И взял перо и чернильницу.
С огромным трудом вывел: «Привет, Никса!» Без клякс, слава Богу, обошлось, но от пера шли мелкие чернильные брызги.
— «Привет» — это не принято, — прокомментировал Гогель. — И после «т» ставится «ер».
— Твердый знак? — переспросил Саша.
— Да.
— Хорошо, как мне лучше к моему брату обратиться?
— «Милый Николай», «Любезный Николай Александрович», «Милый любезный брат».
Саша скомкал начатое письмо и взял новый лист бумаги. Вывел:
«Милый Никса!»
Гогель прочитал, но не придрался.
«Спасибо тебе за Корфа, — продолжил Саша. — Кажется, я о нем где-то слышал. Прочитаю обязательно.
За словарь и Беранже — двойное спасибо.
Почему? (Ну, ты понял).
Саша».
Подумал и расставил маленькие твердые знаки после всех согласных на концах слов.
Показал Гогелю.
— Нормально?
— Лучше подписаться «Твой Саша».
Саша добавил «Твой».
— С лакеем можно послать?
— Да.
— У Никсы где-то тут комнаты?
— Не совсем. Он в Сосновом доме. Отсюда минут пять пешком.
— У Никсы отдельная дача?
— Да, Александр Александрович.
— Круто! — восхитился Саша.
Письмо Никсе отправилось с призванным колокольчиком Митей, от которого, вроде, больше не пахло. Или привык?
И Саша принялся за следующее письмо.
«Уважаемый Илья Андреевич!» — начал он.
— Лучше написать «Любезный Илья Андреевич», — прокомментировал Гогель.
Саша скомкал лист и с досадой бросил его в мусорное ведро.
— А кто этот Илья Андреевич? — поинтересовался гувернер.
— Фармацевт из Петергофской аптеки, — объяснил Саша.
— Александр Александрович вам не по статусу ему писать.
— Не думаю, что Петра Первого останавливали такие мелочи, — заметил Саша. — Да и Екатерина Вторая не считала, что ей не по статусу переписываться с каким-то там Вольтером!
— Они могли себе позволить, а вам пока следует соблюдать этикет.
— Сословия — зло! — изрек Саша.
— Сословия — каркас общества. Без них не будет ничего, кроме хаоса.
Саша поморщился.
— И, что делать, если мне нужен этот человек?
— Я могу написать.
— Хорошо, — кивнул Саша. — И придвинул Гогелю чистый лист.
«Любезный Илья Андреевич! — продиктовал он. — Когда мой воспитанник Великий князь Александр Александрович был в Вашей аптеке, он обратил внимание на лекарство под названием „Лауданум“. Если Вас это не очень обременит, не могли бы Вы написать для него состав этого лекарства, метод его изготовления, дозировку в различных случаях, методы первой помощи при передозировке и смертельную дозу?»
— Зачем вам смертельная доза? — испугался Гогель.
— Ну, уж конечно не за тем, чтобы наложить на себя руки! Просто хочу контролировать ситуацию. Кстати, вашей супруге тоже будет полезно об этом знать.
— Ладно, — вздохнул гувернер.
«На этот первый вопрос прошу Вас ответить срочно, отослав ответ с моим лакеем»,
— продолжил Саша.
Григорий Федорович кивнул.
Саша просмотрел написанное. Красивый четкий почерк с нажимом. И ни одной кляксы. Более того, Гогель как-то обходился даже без чернильных брызг.
— Да, — прокомментировал Саша. — Мне совершенно необходима пара семестров чистописания. Можно будет это устроить?
— Можно, — усмехнулся гувернер.
«Второе, — продиктовал Саша. — До Великого князя доходили слухи, что в аптеках Лондона можно найти пакетики со специальным средством для мытья волос. Это размельченное и растертое в ступке мыло, смешенное с сушеными травами. Возможно подойдет крапива, которую иногда используют для этой цели. Не могли бы Вы сделать несколько таких пакетиков? Во сколько это может обойтись?»
Гогель взглянул с некоторым удивлением, но все записал.
«Третье, — продолжил Саша. — По словам Великого князя, грибы из рода „Пенициллум“ обладают противовоспалительным действием. Он где-то об этом читал. Знаком ли Вам этот род плесени? Умеете ли Вы его выращивать? Нет у Вас на примете доктора, который может заняться проверкой этой информации и испытанием нового лекарства?»
— Все! — сказал Саша. — Тоже можно с лакеем отправить? Здесь недалеко.
Тут очень вовремя вернулся Митька с запиской от Никсы.
«А предатель ты потому, — писал Никса, — что теперь Зиновьев говорит со мной исключительно по-французски!»
— О! — прокомментировал Саша. — Кажется, я уже оказал одну услугу российской монархии.
— Что там? — спросил