Он поклонился:
— У таких дам — все особенное.
Я представил его Дороти.
Он отвесил еще один поклон и сказал что-то изысканное в адрес «всех друзей Ника», а затем остановил официанта:
— Пит, поставь сюда столик для мистера Чарльза.
— У тебя каждый день так людно? — спросил я.
— Не то чтобы я сильно возражал, — сказал он. — Один раз придут — и еще приходят. Может, у меня и нет плевательниц из черного мрамора, зато ведь тем, что тут подают, и плеваться не захочешь. Пока стол принесут, не желаете ли к стоечке причалить?
Мы сказали, что желаем, и сделали заказ.
— Про Нунхайма слыхал? — спросил я.
Секунду-другую он смотрел на меня, потом все-таки сказал:
— Угу, слыхал. Его девчонка там, — он кивнул в дальний конец зала, — празднует небось.
Я посмотрел туда и заметил Мириам, хоть и не сразу. Она сидела за столом в большой компании.
— Не слышал, кто его? — спросил я.
— Она говорит, что полиция, знал слишком много.
— Бред, — сказал я.
— Бред, — согласился он. — Вот вам столик. Я на минуточку.
Мы перенесли стаканы на столик, который официанты втиснули между двумя другими столиками, занимавшими пространство, вполне достаточное для одного, и попытались устроиться поудобнее, насколько это было в наших силах.
Нора пригубила из своего стакана, и ее передернуло.
— Помнишь, в кроссвордах еще попадается такая «вика горькая»? Интересно, это она самая и есть?
Дороти сказала:
— Ой, смотрите!
Мы посмотрели и увидели, что к нам приближается Шел Морелли. Его лицо и привлекло внимание Дороти. Оно распухло в тех местах, где не было вмятин, а цвет его варьировался от темно-лилового под одним глазом до нежно-розового там, где часть подбородка была залеплена пластырем.
Он подошел к нашему столу и слегка наклонился, чтобы иметь возможность водрузить на него оба кулака.
— Слушай, — сказал он, — Стадси говорит, что мне нужно извиниться.
— Прямо не Стадси, а Эмили Пост, — вполголоса заметила Нора, а я тем временем спросил:
— Ну и?
Морелли покачал разбитой головой:
— Я никогда ни за что не извиняюсь, это уж как вам угодно. Но могу сказать, что был не прав, что голову потерял, когда на тебя набросился, и надеюсь, что тебе сейчас от того не слишком плохо, и если что-то нужно, чтоб поквитаться, я…
— Выбрось из головы. Садись, выпей с нами. Это мистер Морелли — мисс Винант.
Дороти широко раскрыла глаза, в них появилось заинтересованное выражение.
Морелли нашел стул и сел.
— Надеюсь, что вы тоже на меня не сердитесь, — сказал он Норе.
Она сказала:
— Что вы, было очень интересно.
Он недоверчиво посмотрел на нее.
— Под залог выпустили? — спросил я.
— Ага, сегодня днем. — Он осторожно пощупал лицо одной рукой. — Тогда и добавили. Сперва устроили мне еще одно неслабое «сопротивление при аресте», а уж потом выпустили.
Нора возмущенно сказала:
— Это ужасно. Вы хотите сказать, что вас…
Я похлопал ее по руке.
Морелли сказал:
— Этого следовало ожидать. — Его распухшая нижняя губа шевельнулась, что должно было обозначать презрительную улыбку. — Но пока для этого дела требуются двое-трое, это еще не беда.
Нора повернулась ко мне:
— Ты тоже такие вещи проделывал?
— Кто? Я?
Подошел Стадси со стулом.
— Пластическую операцию ему сделали, да? — сказал он, кивнув в сторону Морелли. Мы потеснились, и Стадси уселся. Глядя на Нору и ее стакан, он самодовольно ухмыльнулся: — Лучшего, поди, и в ваших расшикарных заведениях на Парк-авеню не найдете. А здесь-то вам две порции за один-единственный доллар подадут.
Нора хоть и слабо, но улыбнулась и при этом слегка придавила мне ногу под столом.
Я спросил Морелли:
— Ты с Джулией Вулф в Кливленде познакомился?
Он покосился на Стадси, который, откинувшись на стуле, смотрел по сторонам, наблюдая, как растут его доходы.
— Когда она была Родой Стюарт, — добавил я.
Он посмотрел на Дороти.
Я сказал:
— Давай, не стесняйся. Это дочь Клайда Винанта. Стадси перестал глазеть по сторонам и лучезарно улыбнулся Дороти:
— Вот как? И как же поживает ваш папенька?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но я же его с младенчества не видела, — сказала она.
Морелли облизал кончик сигареты и вставил его между распухшими губами.
— Я родом из Кливленда. — Он зажег спичку. Взгляд его был хмур, и ему не очень-то хотелось менять выражение. — Родой Стюарт она была только раз, а так Нэнси Кейн. — Он снова посмотрел на Дороти: — Ваш отец это знает.
— Вы знакомы с моим отцом?
— Поговорили как-то раз.
— О чем? — спросил я.
— О ней. — Пламя коснулось его пальцев. Он бросил спичку, зажег другую и закурил. Глядя на меня, он поднял брови и наморщил лоб: — Можно?
— А как же! Здесь все свои, так что валяй.
— О'кей. Он ревновал, как черт. Я хотел ему вмазать, да она не позволила. Все правильно — он же для нее кормушкой был.
— Давно это было?
— Шесть — восемь месяцев.
— С тех пор как ее убили, ты его видел?
Он покачал головой:
— Я его всего-то два раза видел, и тот раз был последний.
— Она у него приворовывала?
— Она мне не говорила, но думаю, что да.
— Почему?
— Она не дура была — очень шустрая. Деньги у нее откуда-то водились. Мне раз понадобилось пять кусков. — Он щелкнул пальцами. — Наличными.
Я решил не спрашивать, вернул ли он ей эти деньги.
— Может быть, он сам ей давал?
— Вот именно — может быть.
— А в полиции ты что-нибудь из этого говорил?
Он презрительно хмыкнул:
— Они думали, что могут из меня что-то выколотить. Что они теперь думают, спросите у них. Ты-то человек правильный. Я не… — Он внезапно остановился, вынул изо рта сигарету. — Ухламон, — сказал он и, протянув руку, тронул за ухо человека, сидевшего за одним из столиков, между которыми втиснули наш. Тот, сидел к нам спиной, прогибался все больше и больше, поближе к нам.
Человек подпрыгнул и через плечо взглянул на Морелли. Лицо у него было бледное, тощее, испуганное.
Морелли сказал:
— Ну-ка, кончай полоскать свой лопух в наших стаканах.
Человек, заикаясь, пролепетал:
— Да… да что ты, Шел, я… я ничего такого… — и вдавил свою брюхо в стол, стараясь оказаться от нас как можно дальше, но остаться при этом в пределах слышимости.
Морелли сказал:
— Ты никогда ничего такого не хочешь, но уж больно стараешься, — и вновь обратился ко мне: — Тебе-то я пособить готов. Девочка все равно мертва, ей-то уж хуже не будет. Это у полиции костоломов не хватит, чтобы из меня хоть слово выбить.
— Вот и чудесно, — сказал я. — Расскажи мне о ней: где вы с ней познакомились, чем она занималась до того, как связалась с Винантом, где он ее нашел.
— Мне надо выпить. — Он развернулся на стуле и позвал: — Эй, гарсон, ты, с ребенком на спине!
Слегка горбатый официант, которого Стадси назвал Питом, протиснулся к нашему столику и преданно улыбнулся Морелли.
— Что будем заказывать? — И он шумно цыкнул зубом.
Мы сделали заказ, и официант ушел.
Морелли сказал:
— Мы с Нэнси жили в одном квартале. Старик Кейн держал кондитерскую на углу. Она для меня сигареты таскала. — Он рассмеялся. — Как-то старик мне здорово всыпал — я научил ее, как куском проволоки вытаскивать монетки из телефонов. Из тех, помните, старых? Мы были в третьем классе, не больше. — Он снова засмеялся хриплым гортанным смехом. — Я хотел стащить кой-какие штучки из недостроенных домов по соседству и подбросить ему в подвал, а потом настучать на него Шульцу, нашему патрульному, ему в отместку, но она не позволила.
Нора сказала:
— Должно быть, вы были очаровательным ребенком.
— Да, я такой был, — сказал он гордо. — Вот однажды, когда мне было не больше пяти…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Женский голос сказал:
— Это ты, так я и знала.
Я поднял голову и увидел, что ко мне обращается рыжая Мириам. Я сказал: