— Темпераментный, — повторил Стадси и рассмеялся: — Ха-ха-ха!
Морелли был серьезен:
— Когда этот хмырь что-то начинает, надо самому начать первому. Если он возьмет разгон, уже поздно будет. Нам доводилось видеть его в деле, а, Стадси?
— В каком таком деле? — спросил я. — Он же ничего не сделал.
— И точно не сделал, — протянул Морелли. — Только что-то в нем такое есть, верно, Стадси?
— Угу, — сказал Стадси. — Он припадочный.
XXIII
Около двух часов мы распрощались со Стадси и Морелли и вышли из «Чугунной Чушки».
В такси Дороти тяжко опустилась в свой привычный угол и сказала:
— Сейчас меня вырвет. Точно вырвет. — Судя по голосу, она не врала.
Нора сказала:
— Ну и пойло. — Она положила голову мне на плечо. — Твоя жена пьяна, Ники. Слушай, ты мне обязательно расскажешь, что было, все-все. Только завтра, не сейчас. Я ничегошеньки не поняла — о чем говорили, что там делалось. Они бесподобны.
Дороти сказала:
— Слушайте, я в таком виде к тете Алисе не могу. Ее удар хватит.
Нора сказала:
— Зачем они так этого толстяка избили? Это, правда, было смешно, но и жестоко.
Дороти сказала:
— Я, наверное, лучше к маме поеду.
Нора сказала:
— Что это за «ухламон»? Ник, а что значит «лопух»?
— Ухо.
Дороти сказала:
— Тетя Алиса все равно увидит. Я ключ забыла, и придется ее будить.
Нора сказала:
— Ники, я тебе люблю. Ты так вкусно пахнешь и с такими интересными людьми знаком.
Дороти сказала:
— Большой крюк выйдет, если меня к маме подбросить?
Я сказал:
— Нет, — и дал шоферу адрес.
Нора сказала:
— Поехали к нам домой?
Дороти сказала:
— Не-ет, лучше бы не надо.
Нора спросила:
— Почему?
Дороти ответила:
— Ну, мне кажется, что не следует.
И так далее, и в том же духе, пока такси не остановилось возле «Кортленда».
Я вышел и помог выйти Дороти. Она тяжело оперлась мне на руку.
— Пожалуйста, поднимитесь хоть на минуточку.
Нора сказала:
— Хоть на минуточку, — и вышла из такси.
Я сказал шоферу, чтобы подождал, и мы поднялись. Дороти позвонила. Дверь открыл Гилберт, в пижаме и халате. Он предостерегающе поднял руку и тихо сказал:
— Здесь полиция.
Из гостиной донесся голос Мими:
— Кто это, Гил?
— Мистер и миссис Чарльз и Дороти.
Когда мы вошли, Мими бросилась к нам:
— Наконец, наконец-то хоть кто-то знакомый! Я просто даже не знала, куда деваться!
На ней был розовый сатиновый халат поверх розовой ночной рубашки из шелка, и лицо у нее было розовое и уж никак не несчастное. На Дороти она даже не взглянула, одной рукой стиснула руку Норы, а другой — мою.
— Теперь-то я не буду дергаться и предоставлю все вам, Ник. Придется вам объяснить глупой женщине, что делать.
Дороти за моей спиной вполголоса, но с большим чувством сказала:
— Чушь свинячья!
Мими не подала виду, что слышала. Все еще держа за руки, она подвела нас к гостиной и при этом тараторила:
— Вы знаете лейтенанта Гилда. Он был так мил со мной, но я, конечно же, наверняка все его терпение истощила. Я была так… словом, то есть я хотела сказать — я была в такой растерянности, но теперь пришли вы и…
Мы вошли в гостиную.
Гилд сказал мне:
— Привет! — И Норе: — Добрый вечер, мадам!
С ним был тот, которого он называл Энди и который помогал ему обыскивать наши комнаты в то утро, когда Морелли нанес нам визит. Энди кивнул нам и что-то буркнул.
— Что происходит? — спросил я.
Гилд искоса посмотрел на Мими, потом на меня и сказал:
— Бостонская полиция разыскала Йоргенсена, или Роузуотера, или называйте его как хотите, в доме его первой жены и задала ему несколько вопросов от нашего имени. Получается, главный ответ — что он никакого отношения к убийству или там неубийству Джулии Вулф не имеет и доказать это может миссис Йоргенсен, которая утаивает от следствия то, что скорее всего является решающей уликой против Винанта. — Он снова покосился на Мими. — Эта дама, похоже, не хочет сказать ни «да», ни «нет».
По правде говоря, мистер Чарльз, я вообще не знаю, как ее понимать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Это меня нисколько не удивило. Я сказал:
— Вероятно, она испугана. — Мими тут же постаралась принять испуганный вид. — Он с первой женой в разводе?
— Сама первая жена утверждает, что нет.
Мими сказала:
— Уверена, что врет.
Я сказал:
— Т-с-с. Он возвращается в Нью-Йорк?
— Похоже, он добивается, чтобы нам пришлось официально запросить его выдачи, если он нам здесь понадобится. Как сообщает Бостон, он вопит и требует адвоката.
— Он нам так сильно нужен?
Гилд пожал плечами:
— Только если это поможет нам с убийством. Всякое там двоеженство меня не интересует. Не собираюсь никого хватать, если это идет не по моему ведомству.
Я спросил Мими:
— Итак?
— Могу я поговорить с вами наедине?
Я посмотрел на Гилда. Он сказал:
— Хоть что угодно, был бы толк.
Дороти тронула меня за руку:
— Ник, выслушайте сначала меня. Я… — Она замолчала. Все смотрели на нее.
— Что?
— Я… я сначала хочу поговорить.
— Ну так вперед!
— То есть наедине.
Я потрепал ее по руке:
— После поговорим.
Мими провела меня в спальню и тщательно закрыла дверь. Я уселся на кровать и закурил. Мими прислонилась к двери, улыбаясь мне ласково и доверительно. Так прошло с полминуты.
Потом она сказала:
— Ник, я вам нравлюсь?
Когда я ничего не сказал, она добавила:
— Правда ведь?
— Нет.
Она рассмеялась и отошла от двери.
— То есть вы хотите сказать, что не одобряете меня. — Она села на кровать рядом со мной. — Но хоть не настолько я вам неприятна, что не могу рассчитывать на вашу помощь?
— Это зависит.
— Зависит от…
Дверь раскрылась, и вошла Дороти.
— Ник, я должна…
Мими вскочила и встала напротив дочери.
— Пошла вон отсюда, — сказала она сквозь зубы. Дороти вздрогнула, но сказала:
— Не уйду. Не станешь же ты…
Мими хлестнула Дороти тыльной стороной ладони по губам:
— Убирайся.
Дороти вскрикнула и прикрыла рот рукой. Не отнимая руки и не сводя с Мими широко раскрытых испуганных глаз, она, пятясь, вышла из комнаты.
Мими вновь прикрыла дверь.
Я сказал:
— Когда понадобится дать кому-нибудь по морде, можно вас пригласить?
Она, похоже, не слышала меня. Взгляд ее сделался тяжелым, суровым, губы слегка выдвинулись вперед в каком-то подобии полуулыбки, а когда она заговорила, голос ее был низким и хриплым:
— Моя дочь влюблена в вас.
— Ерунда.
— Влюблена и ревнует ко мне. С ней прямо судороги делаются, стоит мне подойти к вам на десять футов. — Она говорила так, словно думала о чем-то другом.
— Ерунда. Может, только остаточные явления — она же увлекалась мной, когда ей было двенадцать лет. Но не более того.
Мими покачала головой:
— Ошибаетесь. Ну да все равно. — Она опять уселась на кровать рядом со мной. — Вы должны мне помочь выпутаться. Я…
— Разумеется, — сказал я. — Вы же тот самый нежный цветочек, которому так нужна защита большого, сильного мужчины.
— Ах это? — Она махнула рукой в сторону двери, куда ушла Дороти. — Уж не намекаете ли вы… Вы же все это уже слышали, раньше… Да и видели, и делали тоже, кстати. Вам беспокоиться нечего. — Она опять улыбнулась, слегка выпятив губы. Взор оставался тяжким, задумчивым. — Хотите Дорри — берите, только нечего сентиментальничать по этому поводу. Ну да ладно. Конечно, я не нежный цветочек.
И вы так никогда не считали.
— Нет, — согласился я.
— Ну вот и выходит, — сказала она так, словно ей все было ясно.
— Выходит что?
— Кончайте кокетничать, — сказала она. — Вы же меня прекрасно понимаете. Не хуже, чем я вас.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Почти. Только все время кокетничали-то вы.