Теперь их судить будут.
− Какой ужас! А Борис что?
− Он, конечно, отказывается. Только, кто ж ему поверит. Говорят, его папаше втихую предложили: пятьдесят тысяч − и никакого суда.
− Кто предложил? Может, это провокация?
− Не знаю. Менты, наверно. Сережка говорит, что вообще это все подстроено. Знают, что у его папаши деньги водятся. Борис у них уже два дня сидит, но пока упирается, не признается.
− Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Милиция − как можно?
− Ну да, ты еще веришь в сказки про доброго дядю Степу! Только в жизни все иначе.
− Не мог Борис это сделать, − уверенно сказала Настя. − Насколько я успела его узнать, не мог. Вот ужас! Чем же ему помочь? Может, в милицию сходить, заступиться? Сказать, что он человек порядочный, что мы его знаем.
− Ага, только тебя там не хватало! Не вздумай встревать! — тебе же еще и достанется. Зря я тебе сказала.
− Я с папой посоветуюсь, может, он чем поможет. Все-таки у него связи.
− Ох, Настя, не вмешивай ты в это дело родителей. Забудь! Пошли, ребята ждут.
Но настроение Насти резко упало. И дело было не только в Борисе. Этот парень ей не нравился, и его длительное отсутствие она восприняла с большим облегчением. Подумала, что он все понял и решил оставить ее в покое. А оказывается: вот, в чем дело!
Насте стало жутко. Жившая в ней безмятежная уверенность, что справедливость всегда торжествует, рухнула в одночасье. Выходит, человека можно обвинить в чем угодно, если это кому-то выгодно. Даже невиновного! И ничего не докажешь. Боже, в каком страшном мире она живет! И люди, которых она считала всесильными, даже такие, как ее отец, ничего с этим поделать не могут. Наоборот, сами могут нарваться на неприятности. Конечно, ведь их вмешательство может повредить чьим-то меркантильным интересам.
Бедный Борис! Как ему, наверно, там плохо и страшно! И не на кого надеяться. Ведь если даже его отец не может помочь, − иначе бы парень уже был на свободе, − то кто же может?
А она еще была с ним такой недоброй! Презирала его. А собственно − за что? За то, что нравилась ему, что он этого не скрывал. Но ведь он не виноват, что любил ее, − как умел. Разве за это презирают? Ведь она тоже любит, правда, другого. Но могла бы хоть попытаться понять Бориса, посочувствовать ему.
А вдруг это он сорвал цепочку? Ведь она его почти не знает. А если это правда?
− Настенька, что-то случилось? − Тревожный голос Вадима оторвал ее от тягостных размышлений. Рассказать ему или не стоит? Интересно, как он отнесется к чужой беде?
Едва подумав об этом, Настя уже поняла, как. Конечно, не останется равнодушным. Потому что − Настя вдруг ясно почувствовала − она тоже нравится Вадиму. От этой мысли состояние безнадежности сразу испарилось. У нее есть Вадим, он всегда ее защитит, не допустит, чтобы с ней случилась беда. И когда-нибудь они будут вместе.
Она взглянула ему в лицо, и горячая волна счастья хлынула ей в душу. Какой он красивый! Вроде бы в отдельности все обыкновенное: лоб, брови, глаза, губы… Но собранное воедино − нет прекраснее! Этот взгляд − внимательный и такой… острый, как укол в сердце. Его рука на ее талии, а в другой ее ладонь. И эта улыбка − сочувственная и все понимающая.
Наталья куда-то исчезла, и они остались вдвоем. На какое-то время мысли о Борисе покинули ее. Она наслаждалась музыкой, близостью Вадима, самим танцем − таким плавным и нежным. Танго. О, танго! − ты танец моей любви.
Краешком глаза она заметила Никиту, танцевавшего с незнакомой высокой девушкой. Он улыбнулся Насте, но его улыбка была какой-то невеселой. А может, ей показалось. Оркестр заиграл быстрее, пары разделились, и каждый стал танцевать, кто во что горазд. Настя залюбовалась ловкими красивыми движениями Вадима, тоже задвигалась в такт музыке — и вдруг почувствовала острую боль в пятке. Жавшие туфли, наконец, дали о себе знать.
Она отошла за колонну, стянула туфельку и потрогала кожу над пяткой. Мокро − и как больно! Водянка. Да такая здоровенная! Она попыталась натянуть туфельку и едва не вскрикнула от боли. Так и осталась стоять на одной ножке под сочувственным взглядом Вадима.
− Не могу надеть, пятку растерла, − жалобно сказала она и чуть не заплакала. Что теперь делать? Идти в раздевалку босиком или прыгать на одной ножке? Вот опозорилась!
− Давай номерок, я принесу сапоги, − распорядился Вадим. − Ничего страшного, пойдем, прогуляемся.
− Что случилось? − подошел к ним Никита. − Ногу растерла? Как тебя угораздило?
− У мамы туфли стянула, − призналась Настя, − а они жмут.
− Ну и лапы у вас с Натальей! Кстати, ты ее не видела?
− Она танцевала с каким-то рыжим парнем. Но это было еще в начале дискотеки. А больше не видела.
− Опять кого-то подцепила! Ведь договорились идти домой вместе. Ох, допрыгается моя сестренка!
− Извини, Никита, но мы тоже уходим. — Вадим прямо посмотрел другу в глаза. − Танцевать Настя больше не может. Пойдем потихоньку домой.
− Да, конечно. Я немного задержусь, одну девушку хочу проводить. Здесь недалеко. Знать бы только, где Наталья. Ладно, пока!
И он ушел. А Настя с трудом натянула сапоги, и, прихрамывая, направилась в гардероб.
Выйдя на улицу, они остановились от неожиданности: на город опустился густой-прегустой туман. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь его плотную пелену, на расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно. Размытые силуэты прохожих двигались, как в замедленной съемке, и автомобили непрерывно гудели, предупреждая друг друга.
− Как же мы домой дойдем? − растерялась Настя. − Ничего не видно!
− Сориентируемся, − успокоил ее Вадим. − Держись за меня, старого туриста. Так что у вас опять приключилось, если не секрет? Чем тебя подруга снова расстроила?
И Настя рассказала про знакомство с Борисом, про их встречи и его арест. Только о поцелуе умолчала.
− Он тебе нравится? − помедлив, спросил Вадим.
− Нет, совсем нет! Но мне его очень жаль. Понимаешь, Борис простой парень, может, не очень умный, но не подлец − это точно. Не мог он так поступить. Очень хочу ему помочь, но как, не представляю.
− Настенька, а ты на сто процентов уверена в его невиновности? Насколько я понял, ты и виделась с ним всего несколько раз. С кем он дружит,