Энджел вздохнул с облегчением, только, как оказалось, рано.
– Мистер, – прошипел ему в спину молодой человек, до этого прятавшийся в углу. – Меня зовут лорд Фидж. И мне совершенно не нравится, как на вас смотрит леди Фитчетт.
– Леди может смотреть на меня так, как пожелает, – парировал Фламбар, сообразив, куда клонит юнец.
– Тогда я сделаю так, что ей не придется больше на вас смотреть!
– К вашим услугам, – процедил Энджел. Неожиданно ему захотелось проучить наглеца.
– Завтра, на закате. На пустыре.
– Великолепно.
Глава 14
Лаис места себе не находила от беспокойства. В шесть часов вечера она вызвала к себе Фламбара, надеясь вместе помузицировать, однако Джейкобс сообщил с сожалением, что учитель фехтования оседлал коня и уехал в неизвестном направлении. Никаких претензий к Энджелу Лаис не имела – в конце концов, фехтовальщик волен распоряжаться свободным временем, как пожелает, – однако ей не давала покоя одна маленькая деталь. Вчера Лаис была свидетельницей некоего весьма бурного разговора, имевшего место на репетиции, между Энджелом и лордом Фиджем. О чем именно шла речь, графиня не знала, так как стояла слишком далеко, отчитывая Кассандру за недопустимое поведение, однако хорошо разглядела и невозмутимо каменное выражение лица Энджела, и резкие жесты лорда. Неужели эти двое поссорились? А когда мужчины не приходят к согласию, они вынуждены прибегнуть к помощи шпаг. Так, возможно, Энджел сейчас уже мертв?
Или, что еще хуже, затейливо истыканный труп лорда Фиджа украшает какую-нибудь лесную лужайку…
Лаис не могла ни заниматься делами, ни сидеть с детьми. Обычно вечером Джерри и Тамину приводили в гостиную, и там они играли, разговаривали с матерью, слушали сказки. Лаис нежно любила такие вечера. Сегодня же беспокойство за Фламбара оказалось столь сильным, что графиня попросила Барбару и Алана присмотреть за детьми, а сама устроилась на стуле у окна, выходившего во двор, и занялась вышиванием, каждую минуту бросая взгляд в сгущавшиеся сумерки.
Солнце медленно гасло на вершинах деревьев; вот оно ушло за горизонт, и через некоторое время облака, напоенные красным светом, поблекли, превратились в пепельные ошметки. Дни стояли холодные и ясные, скоро должны прийти бесконечные дожди. Ночами же темнота становилась непроглядной, и потому Лаис велела зажигать вечером факелы во дворе. В дополнение к вооруженным конюхам Лаис наняла еще нескольких людей в ближайшей деревне, когда приключилась та неприятность с разбойниками. Она не желала, чтобы ее любимого фехтовальщика продырявили еще раз. Графиня каждое утро спрашивала Энджела, как он себя чувствует, и получала в ответ неизменное:
– Все хорошо, миледи.
Как можно говорить с таким? Как можно дать ему понять, что ее интерес к нему – уже нечто большее, чем просто любопытство? И как разобраться с собственными спутанными ощущениями?
Тщательно выбирая цветные нитки, Лаис размышляла – в который раз за прошедшие дни. То жаркое и болезненное чувство, которое она испытывала к Энджелу, не что иное, как влюбленность. Это понятно. Лаис всегда старалась оставаться честной с самой собой: в самообмане нет никакого смысла. Если лжешь себе, то рано или поздно запутаешься, начнешь лгать другим и станешь несчастным. Поэтому графиня всегда старалась как следует разобраться в своих чувствах. И что она имеет на данный момент?
Она не невинная девушка, охваченная первым огнем желания, которая не понимает, что происходит, и лишь томится неясными ощущениями, глядя на объект нежной страсти. Лаис прожила много лет вместе с любимым человеком, у нее двое детей, и она прекрасно понимает, что такое плотское желание. После того как Роберт умер, оно ни разу не вспыхивало в ней с такой силой. И все же это не только и не столько страсть. Энджел относится к тому типу мужчин, который всегда привлекал Лаис. Он казался загадочным, а в свое время Роберт тоже покорил ее таинственностью. Не только ею, разумеется, однако… А Энджел – недоступный, недостижимый человек, которого никак нельзя разгадать.
Если бы он был знатен, Лаис решилась бы на откровенный разговор. Воспитание, данное отцом, наложило определенный отпечаток на личность Лаис: временами она шокировала даже Роберта, позволяя себе откровенные высказывания, принятые у мужчин. Женщины должны оставаться милыми и деликатными, пунцоветь при обсуждении запретных тем и шокированно обмахиваться веерами. Лаис сдерживала полученные от отца знания, и лишь Роберт и подруги знали, насколько далеко она может зайти в своей откровенности. И в своих поступках. Первой заговорить с мужчиной о чувствах – это нарушение общепринятых правил, практически преступление против морали. Лаис не видела в том ничего плохого. И если бы Энджел занимал видное положение, хотя бы носил титул, он… ах, да что там, наверняка давно был бы женат. Лаис не обольщалась насчет собственных шансов. Фламбар похож на произведение искусства, а в мире полным-полно коллекционерок, которые прибрали бы красавчика к рукам. Как провинциальной вдове тягаться с лондонскими светскими львицами?
Впрочем, будь Энджел дворянином, Лаис вряд ли познакомилась бы с ним. Что он стал бы делать в ее доме?
Он не для нее. Она не для него. Точка.
И тем не менее разум продолжал играть с возможными вариантами.
Если бы Лаис решилась связать свою жизнь с человеком незнатным, дорога в высшее общество оказалась бы для нее закрыта. А Джеральд – граф Джиллейн по праву рождения и воспитанию; Лаис не имеет права ставить его будущее и его репутацию под угрозу. Его и дочери. Тамина должна появиться в обществе, когда подрастет, блистать на балах, выйти замуж за хорошего человека. Можно ли думать о личном счастье и забывать о детях? Нет, никогда.
Энджелу тоже наверняка не придется по душе подобный расклад. Как он там говорит? Дело чести. Судя по всему, Фламбар очень уважает Лаис и не сделает ни единого шага в направлении брака. Впрочем, в направлении даже намека на какую-либо связь – тоже исключено.
Графиня подняла голову и выглянула в окно. Ничего не изменилось: пустой двор, небо уже совсем темное, лежат на каменных плитах масляные пятна света… Лаис со вздохом опустила взгляд и сделала очередной стежок.
Что она может предложить Энджелу, кроме брака? Любовь? Ревность? Тайные свидания под покровом ночи? Бред и ерунда: она не девчонка, чтобы тешиться иллюзиями. Сердце Лаис словно протыкали иглой, когда Энджел улыбался и говорил с другими дамами. Она видела, как горят их глаза, как прелестницы кокетничают с Фламбаром, не переходя допустимую черту, – ведь он оставался слугой. Черт побери эту несправедливость! Общественная мораль особенно сильна в провинции; это в Лондоне не осуждаются легкомысленные связи, впрочем, оправдывают лишь джентльменов. Для женщины завести интрижку с человеком низкого происхождения – невозможно. Либо это нужно тщательно скрывать.
Захочет ли Энджел переступить черту? И, если уж на то пошло, захочет ли это сделать сама Лаис?
У нее своя жизнь, размеренная, налаженная. Она по-прежнему скучает по Роберту. Муж умер, и любовь к нему не ушла из сердца Лаис, осталась там светлым призраком, драгоценным воспоминанием. Иногда, ложась ночью в одинокую постель, Лаис закрывала глаза и начинала мечтать: пусть она проснется, и годы, прошедшие без Роберта, окажутся сном. Или нет, пускай его смерть ей приснилась. Вот Лаис откроет глаза утром, а к ней прибежит запыхавшаяся Элен и, не заботясь о почтении, закричит с порога:
– Миледи, лорд вернулся!
Тогда Лаис поймет, что смерть приснилась ей, а Роберт просто оставался на войне, лишь не мог писать. Она не позаботится о том, чтобы одеться прилично, выбежит из спальни в ночной рубашке и халате, слетит по лестнице и утонет в родных объятиях. Роберт засмеется, будет целовать ее волосы, лицо, руки. С радостными воплями прибегут Джерри и Тамина, и… Тут Лаис обычно засыпала. Видела сны о том, о чем мечтала, и пробуждение затем оказывалось весьма болезненным.