– Миледи, – негромко заговорил Энджел, – если вы предпочитаете меня отчитывать, словно своего сына, я, пожалуй, испрошу разрешения удалиться к себе. Я у вас на службе, это верно; и все же надо мною вы властны не до конца. Прошу вас помнить об этом.
Лаис так опешила, что даже позабыла о покалывании в кончиках пальцев – прикоснуться к Энджелу хотелось все сильнее.
– Вы полагаете, что можете указывать мне?
– Я полагаю, что у меня есть право оставаться в стороне. – Он заложил руки за спину и все же сумел отступить на пару шагов.
– Вот и хорошо! – крикнула она, не заботясь, что услышат слуги. – Оставайтесь! Вы, чертов обломок камня! Я не понимаю вас! Не могу угадать, что творится у вас в голове…
– Это важно?
– Можете не верить мне, но да. Это важно. – Лаис по-настоящему разозлилась. Она готова была кричать и кидаться тяжелыми предметами.
– Мне приятно слышать. Возможно, и вы обрадуетесь, узнав, что я беспокоюсь о вас?
Лаис упустила момент, когда Фламбар двинулся вперед, еще ближе. Теперь ее и Энджела разделял разве что шаг, и Лаис очень глубоко этот шаг прочувствовала. Вот он стоит рядом с ней, мужчина, в которого она влюбилась (помоги, Господи!), сама не заметив как. Он рядом, настоящий и живой, и сегодня его могло не стать, а она поняла бы, кого потеряла, только стоя рядом с могилой.
Слишком много в ее жизни могил, вот что.
Робко, словно опасаясь спугнуть севшего на плечо мотылька, Лаис протянула руку и прикоснулась к рубашке Энджела – там, у левого бока.
– Очень больно? – шепотом спросила графиня.
– Нет, – ответил Фламбар даже немного удивленно. – Когда вы пришли, стало легче.
Лаис безумно хотелось, чтобы он ее поцеловал. И, кажется, Энджел это понял: он еще немного приблизился – маленький шаг, сокративший расстояние на пару дюймов, не больше, и все-таки… Она смотрела и чувствовала, как он дышит, как бьется жилка у него на виске, как подергивается бровь. Настоящий человек, из плоти и крови, не призрак. Если он сейчас прикоснется к ней, это изменит все. Лаис, при всем желании этого прикосновения, не знала, готова ли к подобным переменам. Как же иногда трудно определить границу между глупостью и красивым безумством. «Господь, не дай мне сойти с ума, останови меня – или направь».
Энджел протянул руку – Лаис затаила дыхание – и поправил ей прядь волос, торчавшую, видимо, совсем уж неприлично. Затем Фламбар отступил назад – деликатно и спокойно, обойдя злополучный стул.
– Миледи, вы так добры ко мне.
О, совсем не это Лаис ожидала от него услышать. Она жалела, что не шагнула ближе, и в то же время радовалась, что не шагнула. Сейчас проще говорить о прозаических вещах.
– Вы поэтому не спите и пьете вино, Энджел? Не можете заснуть от боли?
Он покачал головой.
– Разве это боль?
Лаис вопросительно смотрела на него. Фламбар не видел этого взгляда; он остановился у камина, повернувшись к хозяйке боком, и уставился в пламя.
– Вы когда-нибудь не спали от боли, миледи? Так, чтобы лежать, смотреть в потолок и думать: есть ли за этим проклятым потолком что-то кроме чердака, на котором живут пауки и фамильные призраки? Думать, чтобы заглушать другие мысли, ощущения. И понимать, что ничем вы их не заглушите. – Речь его становилась все сбивчивее. – Сдаваться, плыть по течению, проваливаться в зыбучий песок полусна и, ненароком пошевелившись, выныривать оттуда на гребне обжигающей волны. Ночь за ночью, полусон за полусном. Не дай вам Бог.
– Он уже дал, – сухо произнесла Лаис. Ноги отказывались ее держать, и графиня опустилась на краешек стула. – Так было, когда умер Роберт. Да, я знаю, что это такое.
Энджел ударил ее взглядом.
– Земля идет трещинами, горы падают, а мы остаемся жить. Господь посылает нам испытания, чтобы мы… – Он остановился. – Ах, что я говорю. Это все вино, оно заставляет высказывать вслух мысли, которые иначе бы не произнес. Впрочем… Cogitations poenam nemo patitur[8]. – Фламбар потер ладонями лицо, резко и коротко поклонился. – Миледи, разрешите оставить вас.
– Вы даете мне слово, что отдохнете? – устало поинтересовалась графиня.
– Слово чести.
– В таком случае ступайте, Энджел.
Он вновь поклонился и вышел, пройдя мимо нее и еще на мгновение задев своим теплом. Недостижимо.
Лаис уткнулась лицом в ладони и просидела так с четверть часа.
Глава 12
Фламбар приступил к своим непосредственным обязанностям лишь три дня спустя, хотя Лаис его отговаривала. Она сама в эти дни не выезжала из Джиллейн-Холла, ненавязчиво присматривая за фехтовальщиком и очень надеясь, что он этого не замечает. Энджел снова замкнулся, а приглашать его на беседу за чашкой вечернего чая Лаис не решалась и удовольствовалась совместными трапезами за общим столом. Подруги слали ей приглашения, нужно было ехать репетировать спектакль, однако Лаис отказывалась, обещая непременно появиться позже.
На четвертый день ей нанес визит лорд Арчибальд Эшли.
– Лаис, дорогая! – он склонился к ручке, усадил хозяйку в кресло и сам устроился на диванчике. – Как ты?
– В общем-то неплохо, – ответила Лаис, поправляя юбки.
– Мы все волнуемся за тебя.
– Я действительно в порядке.
Лаис подозревала, зачем приехал Эшли. Ни она, ни Энджел не появлялись на репетициях с того самого злополучного дня. Они вообще не выезжали из поместья. Лаис была более чем уверена, что местное общество уже успело в подробностях обсудить нападение, да еще и приукрасить факты. Слухи в провинции распространяются удивительно быстро. Иногда это на пользу, только не сейчас.
– Я приехал убедиться в этом лично, ведь ты не удостаиваешь нас своим присутствием.
– Мне нужно немного времени.
– Я понимаю. – Эшли вздохнул. – Наверное, это было ужасно! Вы бы могли погибнуть, если бы не мистер Фламбар! Вероятно, он настолько же гениально фехтует, как и поет.
Неожиданно Лаис сделала пренеприятнейшее открытие. Эшли приехал не ради нее. Он приехал ради Энджела. Вся затея с мистерией может провалиться, если Фламбар не споет партию ангела. А Арчибальд не любил проигрывать.
– Все дамы только и говорят о твоем учителе фехтования, – продолжал тем временем Эшли. – Кажется, если ты не появишься в скором времени и не расскажешь все, как оно было на самом деле, то они уверятся, что Фламбар собственноручно прирезал их дюжину, чтобы вырвать тебя из рук негодяев. «Это так романтично!» – Арчибальд закатил глаза, достоверно изобразив одну из дам.
Лаис почувствовала, что кровь прилила к щекам. Леди обсуждают Энджела, словно… Словно имеют на него виды!
– Да? – она постаралась говорить спокойно. – Тогда мне придется явиться на следующую репетицию и лично засвидетельствовать, что разбойников было пятеро.
– Да, а иначе дамы рискуют умереть от любопытства.
– Я не могу этого допустить.
– Лаис, м-м-м… – замялся Арчибальд. – Если ты помнишь, то на последней репетиции шла речь о том, чтобы мистер Фламбар принял участие в мистерии.
– Да? А мне казалось, что разговор был о том, что он мог бы помочь в подготовке и репетициях. – Лаис просто на мгновение представила, как дамы обступают Энджела со всех сторон, как Мэри влюбленно смотрит на него и поет с ним дуэтом… Захотелось вскочить, затопать ногами и выгнать Эшли прочь. Но это было бы абсолютно неуместно.
– Как бы там ни было, мы вынуждены просить его исполнить партию ангела. – Арчибальд умел оставаться весьма настойчивым, если ему это было нужно.
– Да?
– И я пришел к тебе, чтобы попросить у тебя позволения отвлечь твоего учителя фехтования от его непосредственных обязанностей.
– Я не уверена, что он согласится.
– А ты? Ты ничего не имеешь против?
Лаис, конечно же, имела много чего против. Но ни одно из ее возражений нельзя озвучить в приличном обществе. Зато можно описать одним словом: ревность.
– Я? А что я могу иметь против? Решать ему. А Джерри переживет некоторое время без уроков.