Читать интересную книгу Мартовские колокола - Борис Батыршин

Отложив в сторону официальные «Петербургские ведомости», Яша принялся перебирать другие газеты. Еще только делая когда он только делал первые шаги, выполняя деликатные поручения Ройзмана, молодой человек поставил дяде непременное условие — выписывать на дом основные московские газеты. Условие оказалось не то чтобы разорительным, но достаточно обременительным — газет в Москве издавалось немало, и вылетало всё это у копеечку. Ройзман, по обыкновению, обвинил наглого племянника в намерении пустить его, своего благодетеля и кормильца по миру, но тут Яша стоял как скала — не будучи в курсе основных московских сплетен, в том числе и тех, что появлялись в газетёнках самого низкого пошиба, нечего было и думать о каком–то успехе на ниве частного сыска. Так что Ройзману пришлось уступить; список изданий, правда, сократился чуть ли не вдвое, но и это вполне устраивало Якова. Кроме официозных «Московских ведомостей» и «Московского телеграфа», популярного во всех слоях общества, благодаря тому, что собственная телефонная линия в Петербург позволяла быть в курсе последних столичных новостей, Яша особенно отличал издания попроще. Примером таких вполне мог служить «Московский листок», издававшийся Пастуховым. Человек этот, сам полуграмотный, бывших хозяин кабака у Арбатских ворот, сумел приохотить к газетному чтению и охотнорядских сидельцев, и извозчиков и завсегдатаев трактиров самого скверного пошиба. Секрет «Московского листка» был крайне прост: в своей газете Пастухов завел раздел «Советы и ответы». Ни о чём подобном не слыхала до тех пор ни Москва, ни всякого навидавшийся Петербург. Вот, к примеру: «Купцу Ильюшке. Гляди за своей супругой, а то она к твоему адвокату ластится: ты в лавку — он тут как тут»… Или же, двумя строчками ниже: «Васе с Рогожской. Тухлой солониной торгуешь, а певице венгерке у Яра брильянты даришь. Как бы Матрена Филипповна не прознала». Москва читала и надрывала животы — и Илюшка и Вася с Рогожской и Матрена Филипповна были людьми реальными; в Москве их знали, и, конечно же, после такой «публикации» местные зубоскалы не давали несчастным проходу — покуда сами не попадались в «Советы и ответы». Так что «Московских листок» расходился тысячами экземпляров, попутно снабжая Яшу и его коллег по сыскному цеху довольно–таки важными сведениями — никогда ведь не угадаешь, что может пригодиться в таком нелёгком ремесле?

Однако ж владелец листка отнюдь не ограничивался тиражированием сплетен. Пастухов принялся публиковать в своей газетёнке так называемый «роман–фельетон»[31] под названием «Разбойник Чуркин». Прототипом для героя сего произведения стало реальное уголовное дело реально существовавшего злодея. Правда, тут следует оговориться — «всамделишний» Васька Чуркин далеко не был «благородным разбойником», какого сделал из него автор: он просто грабил на дорогах, воровал из вагонов и шантажировал пожарами мелких фабрикантов. Тем не менее, роман пользовался успехом, особенно у простонародья, видевшего в Чуркине «доброго разбойника» и разудалого парня, мстящего хозяевам за неправедно обиженных работников. мстил хозяевам за обиженных. Так что финал романа оказался закономерно печален — его печатание было запрещено генерал–губернатором Долгоруковым.

— Яша! — раздался скрипучий голос Ройзмана. — Что уже за гармидер[32] вы тут мне развели? Опять в магАзин впёрся какой–то марамой, и непременно подай ему тебя самолично! Иди уже и разберись, не делай мне беременную голову!

Яков отложил газету. Судя по тому, что дядя Ройзман снова перешёл на свой родной одесский говорок (чего в обычной жизни солидный коммерсант, держащий часовую лавку не где–нибудь, а на Николкой избегал, как огня), часовщик был изрядно раздражён. И, надо признать, у него были к тому все основания: Яков, налаживая широкую слежку за сторонниками Геннадия, вынужден был привлечь к этому занятию «сторонние силы» — своих знакомцев из числа уличных мальчишек, разносчиков, посыльных и прочего всезнающего московского люда. Встречи этим своим агентам Яша вынуждено назначал в часовой лавке дяди, что несказанно раздражало старика. Некоторым оправданием этой бурной деятельности до поры служили особые таланты Яши — он как раз заканчивал расследование одного щекотливого дела, связанного с виленским аптекарем, открывшим лавочку на Сухаревке и промышлявшего перепродажей сомнительных лекарств. Но всё равно, постоянные появления чумазых «агентов наружки» нет–нет, да и доводило Ройзмана до того, что он вспоминал о своём родном говоре и принимался выговаривать Яше за все прошлые, настоящие и будущие оплошности и грехи.

Правда, в последнее время это происходило заметно реже: дядя Ройзман получил пространное письмо от своего дальнего родственника, из Лемберга. Сей достойный господин, подвизавшийся на ниве адвокатуры и имевший кое–какие связи в венских юридических кругах, оказал Ройзману серьёзную услугу, всячески проталкивая получение стариком привилегии на некое нововведение в конструкции особых «наручных часов с календарём и самостоятельным подзаводом». Понятно, что эти замечательные изобретения были сделаны не им самим — разобрав до винтика два экземпляра наручных часов, проданных в своё время Семёновым, часовщик навёл справки по линии своих бесчисленных связей в часовом мире — и, всесторонне обдумав полученные сведения, решил рискнуть. Риск, как ни странно, оправдался — «привилегии» на подобные новинки до сих пор не были выданы ни одному изобретателю ни в Австрии, ни в Германии, ни даже в часовой столице мира, Швейцарии. Ройзмана, правда, грызло воспоминание, подкрепленное карточкой неизвестной никому канадской часовой фирмы «Ройал Уотчез Канэдиан», которую предъявил ему когда–то господин, продавший удивительные часы. Однако, никто о такой конторе не слыхал, равно как и о загадочной фирме «Vаcheron Constаntin», которая, судя по надписи на циферблате, и выпустила это чудо часового искусства. Для пущего спокойствия, старик дал Яше поручение — снова понаблюдать за «представителем» мифической канадской фирмы и уточнить, не проявляет ли тот какого–то интереса к часовой торговле? Яша, выждав пару дней, успокоил дядю; ни за кем он следить, конечно, не стал, но не преминул рассказать Олег Ивановичу об этом курьёзе. Тот посмеялся и махнул рукой — пусть, мол, старый еврей заработает себе денюшку, им это никак не помешает. Тогда–то и возник разговор о патентах и технических нововведениях, основанных на принесённых из будущего предметах.

В общем, Яша передал дяде Ройзману самые обнадёживающие сведения — и тот так обрадовался, что несколько дней подряд демонстрировал племяннику всяческое расположение и даже закрывал глаза на нашествие малолетних чумазых агентов. Однако, судя по всему, терпение у старика начинало давать сбой — вот и сейчас он снова завопил:

— Яша, бикицер! Уже сделай что–нибудь, а то щас побью и не дам плакать!

— Дядя, не расчёсывайте мне нервы! — ответил, соблюдая стиль, Яша. — Вы шо, спешите скорее, чем я?! Сейчас Яша выйдет и все сделает в таком виде, что вы будете довольны!

С некоторых пор Яша взял манеру отвечать дяде Натану весьма вольно; к его удивлению, Ройзман особо и не протестовал (что непременно случилось бы, позволь себе такую вольность любой из двоих его родственников, служащих при лавке.) Трудно сказать, что сыграло главную роль в том, что старик смягчился подобным образом — скорее всего, спасибо за это следовало сказать всё же Яшиным талантам на ниве частного сыска. Ройзман испытывал глубочайшее почтение к любому человеку, сумевшему завоевать серьёзную репутацию в своём деле — и, надо отдать ему должное, лишь только уловил, каким уважением пользуется его винницкий племянник у заказчиков из еврейской общины Москвы, как сразу переменил отношение к некогда непутёвому юноше. Что до манеры выражаться — возможно, привычный одесский говорок грел сердце старику, помогая ему смириться с некоторыми Яшиными вольностями.

Ну, дело есть дело. Яков нехотя выбрался из–за стола (с некоторых пор дядя Натан установил племяннику настоящий канцелярский стол — купленный по случаю, при распродаже старой мебели статистического департамента Московской губернской управы) и поплёлся встречать визитёра. Работать совершенно не хотелось — за два дня, прошедшие после пострелушек в Фанагорийский казармах, поспать удалось никак не больше трёх часов. Впрочем, Яша был собой доволен — визитёров из будущего удалось обложить такой плотной слежкой, что каждый их шаг становился известен Яше буквально в тот же день. Ему пришлось даже осваивать помаленьку основы делопроизводства — чтобы не запускать многочисленные записи, касающиеся «подследственных», а так же выплат «поощрительных сумм» своим помощникам. Суммы выходили немаленькие — впрочем, ни Корф, ни Олег Иванович не скупились и деньги на сыскное дело отпускали без заминок, сколько попросят. И всё же Яков уже стал подумывать о постоянном помощнике, который смог бы вести бумаги. Но, конечно, для этого придётся отыскать другое место — заниматься подобными вещами в лавке Ройзмана было бы верхом неосторожности. Да и не поймет его дядюшка…