Так до самого звонка она меня и промурыжила, правда, и перемена между первым и вторым уроком всего пять минут. Словом, я опоздала. А когда подошла к кабинету химии, то обнаружила, что и Исаев опоздал вместе со мной.
На короткий миг мы оказались наедине, в тишине, без свидетелей.
– Андрей, – осторожно позвала я, памятуя о побитом Ярике, – я тебя спросить хочу…
Он был очень мрачен, но, кажется, не зол. И на меня не смотрел, лишь мельком скосил глаза и сразу отвел:
– Ну?
– Это ты вчера взял мой телефон? Во время физкультуры…
– Чего?!
– Мне сказали… – залепетала я.
– С ума сошла? – разозлился он и рывком распахнул дверь кабинета.
– Почему опаздываем? – раздраженно проворчал историк.
Исаев его вопрос пропустил мимо ушей, прошел на место как у себя дома, и мне одной пришлось оправдываться.
На уроке писали самостоятельную по датам. В классе стояла, вроде как, обычная, рабочая тишина. Но почему-то мне вдруг стало не по себе. Накатила внезапная необъяснимая тревога. Я даже отпросилась выйти. Походила по коридорам, продышалась. Не помогло. Ощущение затишья перед грозой никуда не делось.
«Гроза» разразилась на перемене перед третьим уроком. Исаев почему-то не ушел гулять как обычно, а остался в классе. Он вообще сегодня был на себя не похож. Даже кто-то из парней заметил:
– Ты чего, Андрюха, сегодня как на похоронах? Случилось что-то?
Исаев отмахнулся, мол, всё нормально, но, вообще-то, он и в самом деле выглядел мрачнее тучи. Я украдкой посмотрела. И тут вдруг Черемисина во всеуслышание заявила:
– Исаев, а что, правда, ты у Стояновой телефон украл?
Он не ответил, только взглянул на неё как на дуру. Я же вспыхнула. Обернулась к Свете, но та сидела с невозмутимым видом и чертила что-то у себя в тетрадке, как будто вообще здесь ни причем.
– Исаев, серьезно, вся школа говорит, что ты стырил ее телефон.
– У тебя бред или что, не пойму? Ты что несешь? – начал распаляться Исаев.
– Почему у меня-то бред? – вскинула она брови в удивлении. – Все вопросы к Стояновой. У нее вчера стащили телефон. Она сказала, что это ты. Теперь все это повторяют. Я уже от многих слышала.
– Я так не говорила! – возмутилась я, но осеклась, напоровшись на темный, тяжелый взгляд Исаева.
– Светка! Мухина! – позвала Катрин.
Света оторвалась от своей писанины.
– Что?
– Тебе новенькая вчера что говорила? А то тут некоторые не верят.
– А, да, – кивнула Света. – Сказала, что Исаев упер у нее телефон, пока мы все на физре были.
– Это же ты мне сказала, – я аж задохнулась от такой наглости.
– В смысле, я?! – Света возмутилась настолько искренне, что даже я бы поверила, не знай правды. – Я тебе, наоборот, говорила, что, может, ты сама его где-то оставила. А ты: «Нет, нет, это точно Исаев».
Я просто растерялась от такой бессовестной лжи. Ярик тоже сидел с круглыми глазами, в полном шоке глядя то на меня, то на Исаева, то на нее. Потом скривился, мне даже показалось, что он сейчас плюнет в Свету.
– Не обращай внимания на эту… – сказал он мне. – Уже не знают эти дуры, что еще придумать.
В классе поднялся такой галдеж, что невозможно было что-то сказать, чтобы тебя услышали. Затихли только со звонком.
На следующей перемене, когда все ринулись в столовую, я улучила момент и подошла к Исаеву.
– Послушай, всё не так было… – начала я.
– Хочешь поговорить? Приходи после уроков в тепличку, это за школой, там и поговорим, – не глядя на меня, бросил небрежно он. Но потом добавил с нажимом: – Одна.
Я и ответить не успела, он уже ушел.
Почти сразу ко мне протиснулся Ярик.
– Ну что? Что тебе Андрей сказал? Он не обижал тебя? А то эти дуры…
– Да нет, ничего такого, – увильнула я от ответа.
Сама не знаю почему я скрыла от Ярика то, что Исаев позвал меня в эту их тепличку. Может, стыдно стало. Или неудобно. Я и сама не могла разобраться, просто не хотела, чтобы об этом знали и всё. Да я и не решила, пойду ли вообще туда.
В столовой опять все гудели про украденный телефон и якобы мой поклеп на Исаева. Но теперь уже не только наши. Я шла с подносом к столу, а отовсюду на меня глазели и показывали пальцами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Это вот она заявила, что Исаев ее обокрал? – с ухмылками и осуждением спрашивали из параллельных классов. – Капец, она дура…
Это какой-то дурдом! Хоть сто раз им крикни, что это не ты, а они все равно, как бараны, повторяют одно и то же. Наверное, в тот момент я и подумала, что пойду. Всё ему объясню. Скажу, как было. Он-то не дурак, поймет. И если что – заткнет всем рты. У него это неплохо получается.
После уроков я, к своему стыду, попросту сбежала от Ярика. Сказала, что пойду в уборную, а сама отправилась в эту их жуткую тепличку. Нет, правда, я буквально тряслась, особенно когда приблизилась к двери склада, на которой все так же висел красный знак «въезд запрещен».
Озираясь по сторонам, я подошла и постучала. Никто не ответил, хотя, прислушавшись, я различила звуки музыки, что ли? Как будто там приглушенно играл магнитофон. Я толкнула дверь и шагнула внутрь.
В первый момент после яркого солнечного света я словно ослепла, попала в кромешную темень. Но через несколько секунд глаза привыкли. Там стоял просто полумрак. И в этом полумраке я уже вполне различала силуэты… нескольких парней из нашего класса.
Они сидели за столом, освещенным маленькой и тусклой настольной лампой, и играли в карты. Но сейчас все, как один, уставились на меня. Причем без всякого удивления, как будто ждали. Один даже поднялся со своего места и шагнул ко мне навстречу.
– А Андрей где? – спросила я, невольно отступая назад. Нашарила рукой дверь, толкнула от себя. Она медленно, со скрипом отворилась.
– Позже будет, – раздался прямо за спиной чей-то протяжный, издевательский голос.
Я испуганно оглянулась. Это был Чепа. Он зашел в тепличку, преградив мне путь.
– Ну что, развлечемся? – хмыкнул он и затворил дверь, щелкнув замком.
19.
Парни отбросили карты, выбрались из-за стола и медленно двинулись ко мне. Я инстинктивно, в испуге, попятилась от них вглубь помещения, пока спиной не уперлась во что-то твердое.
Я быстро оглянулась – это оказались старые парты, нагроможденные одна на другую. И вообще вся дальняя часть этой теплички была завалена сломанной мебелью и прочим хламом. А вот по правую руку от меня стопкой лежали маты, потертые, с порванными углами. Видимо, уже списанные. Поверх матов валялись клетчатое покрывало и плюшевая диванная подушка.
Да они тут конкретно обжились! И стол есть, и какая-то посуда, и даже вон лежак. Прямо жилище. Я же быстро и цепко осматривала помещение в надежде найти хоть что-нибудь, что сошло бы за оружие. Вдали за грудой парт и стульев я приметила несколько пар лыж и лыжные палки. Хоть что-то! Но попробуй еще до них доберись…
Я снова обшарила ищущим взглядом пол, стены. Ничего, чем можно было бы отбиться… Зато обратила внимание на жутко вульгарный постер с абсолютно голой моделью. Господи, что тут вообще творится?
Зачем я сюда притащилась? Дура! Ведь Ярик предупреждал, чем они тут занимаются. Только в действительности всё оказалось ещё хуже.
Судорожно сглотнув, я отошла подальше от лежака, понимая, что им ничего не стоит швырнуть меня туда одним броском.
В груди колотилась паника. Хотелось кричать: «Что вы творите? Что вам от меня нужно?», но от страха язык одеревенел, а в горле встал ком, который и дышать-то нормально не давал. И я, как рыба на берегу, беспомощно и беззвучно раскрывала рот.
А вот они упивались моментом. Такие лица у них были гадкие. В них не было злости или вражды, они лишь сально лоснились от предвкушения. Страшные, мерзкие лица!
Нет, они не могут сотворить со мной ничего ужасного. Не посмеют. Это же школа. Они же мои одноклассники. И тут же вспомнились, как назло, жуткие случаи из новостей…
Паника стремительно нарастала. Меня било крупной дрожью, даже зубы, казалось, стучали. Это какой-то бред!