К ночи мы очутились на высоте, в пятидесяти шагах от траншей противника, вырытых у насыпи железной дороги.
Казалось, что невозможно подвезти сюда боеприпасы и продовольствие. Однако всё было, как обычно. Старшина хозвзвода Потешин доставил нам горячий суп, мясо, по сто граммов водки. Люда Тамохина и Валя Окулова, наши медики, вытаскивали раненых, лежавших у самых траншей противника. Приехали к нам и наши тылы. Они словно говорили – раз мы располагаемся здесь, значит, передовая должна быть где-то дальше. Они нас, что называется, подпирали.
Я принял решение забросать противника гранатами и ворваться в его траншеи. По сигналу красной ракеты солдаты поднялись и с гранатами в руках, молча, побежали вперёд. Они закричали "ура", когда были уже в траншее противника. Мы захватили с десяток пулемётов, две скорострельные противотанковые пушки. Те немцы, что остались живы, убежали за линию железной дороги.
Половина задачи была выполнена. Но только половина. Станция находилась в руках противника. Кроме того, мы имели все основания предполагать, что немцы постараются скинуть нас с высот. Бойцы всю ночь строили оборону, отрыли окопы в полный профиль. На рассвете мы увидели стволы танковых-орудий, торчавшие из-за полотна железной дороги. Те триста метров, что отделяли нас от станции Дольгелин, были совершенно открытым полем. Но медлить нельзя. Как только дали залп "катюши", мы бросились в атаку. Ни один немецкий танк не успел выстрелить. В окопах валялось много трупов. Живые немцы стояли на коленях и молились.
Наши танки, артиллерия, автомашины взбирались на высоту и шли в прорыв. У здания станции, в котором засели гитлеровцы, произошёл гранатный бой. Я упал раненный, не мог подняться. Лежал и смотрел, как войска идут вперёд. Радовалось сердце, смиряя боль. Когда немцы были выбиты из подвала станции, мой ординарец башкир Бакей Язаров оттащил меня в здание. Потом с его помощью я добрался до штаба полка. Тут мой верный ординарец был убит осколком снаряда. Горько думать о нём и о всех тех, кто не дожил до Дня Победы.
ГВАРДИИ СЕРЖАНТ А.КУБАСОВ
На командном пункте гвардейцев-минометчиков
Командир дивизиона гвардейских миномётов гвардии майор Друганов ' стоит у стереотрубы. Рядом на полу, у походной рации, возимся мы, радисты. В углу дремлет связной.
Командный пункт расположился в угловой комнате второго этажа полуразрушенного немецкого дома. На полу разбитые стёкла, тряпьё, поломанная мебель. Стены испещрены пулевыми отметинами. Между окном и дверью на балкон зияла пробоина от болванки, выпущенной немецким "тигром". На площади виден и он сам: обгорелый, с развороченной башней и беспомощно задранной вверх пушкой. Это следы недавних уличных боёв, после которых фашисты отступили из местечка и окопались на ближних от него высотах.
Бой на дальних подступах к Берлину, не смолкая, тянется уже двое суток. Майору, видимо, нестерпимо хочется спать, он трёт воспалённые от бессонницы глаза и снова смотрит в трубу.
Иногда он отрывается от линз, осторожно выглядывает в окно (отсюда до переднего края всего четыреста метров) и простым глазом проверяет свои наблюдения.
Над командным пунктом то и дело повизгивают немецкие снаряды, свистят мины. Стены дрожат от взрывной волны, сыплется штукатурка. В воздухе иногда появляются -вражеские самолёты. Тогда с разных сторон начинают неистово бить зенитки, сильнее содрогаются от мощных взрывов стены, и в небе звучат пулемётные очереди наших истребителей. Воздушный бой скоротечен: не проходит и несколько минут, как в землю врезаются горящие факелы немецких самолётов, оставляя в небе ¦ длинный тёмный шлейф дыма, а остальные, беспорядочно сбрасывая бомбы, спешат уйти в свой тыл… Даже ночью не прекращаются грохот и гул. В тёмном небе полыхают орудийные зарницы, гудят немецкие самолёты, причудливо переплетаются разноцветные пунктиры трассирующих пуль, ослепительно сверкают ракеты.
Майор на минуту отрывается от трубы и озабоченно спрашивает:
– Как связь?
– В порядке, товарищ майор!
– Из бригады ничего нет?
– Нет, товарищ майор!
– Разведка, огневые?
– Без изменений.
– Передайте Попову, чтобы чаще сообщал.
Передаём приказание майора. Обстрел заметно усиливается. В дело вступают всё новые батареи противника. Чаще отвечает наша артиллерия. Гул нарастает. Снаряды и мины начинают рваться по соседству. В небе раздаётся гул моторов, слышится рёв пикирующих самолётов и противный, воющий звук летящих бомб. Они рвутся совсем близко, там, где сосредоточена наша техника. Густым дымом заволакивается передний край. Стены неистово дрожат. Чаще стучат осколки.
Майор подходит к рации, присаживается на корточки.
– Спросите Попова, что происходит у него. Огневой передайте: быть наготове!
Передаём приказание и переходим на приём. Начальник разведки гвардии лейтенант Попов докладывает:
– Наблюдаю усиленное движение в тылу противника, вражеские танки и самоходки сосредоточиваются на опушке большой рощи… – он называет закодированные координаты. – Судя по всему, занимают исходное положение для атаки…
Майор задаёт вопросы и озабоченно смотрит в трубу. Он развёртывает карту, что-то подсчитывает и даёт нам данные для передачи на огневые позиции.
– Передайте, чтобы выезжала батарея Буковского! – приказывает он. – Исполнение доложить!
Я наблюдаю за майором. Сонливость и усталость прошли. Лицо делается строгим, почти суровым, движения уверенные и точные. Он, наконец, обретает утраченное спокойствие. Таков он всегда в бою. -
Вражеский огонь достигает предельного напряжения. Временами нельзя различить отдельных выстрелов. Всё сливается в сплошном гуле. Трудно разобрать, когда бьёт наша, когда вражеская артиллерия. Передний край затянут дымом. Стены КП ходят ходуном, звенят уцелевшие кое-где стёкла.
Майор, не отрываясь, смотрит в трубу. Он что-то заметил. Я определяю это по жёсткой складке у рта и глухому ругательству, сорвавшемуся с губ. Я уже без слов понимаю его, и в тот момент, когда он коротко бросает: "Попова!", гвардии лейтенант уже у микрофона.
– Вражеские танки и самоходки выходят из рощи, с хода ведут огонь… – докладывает он майору. – Отчётливо вижу: сзади автоматчики и пехота силой до батальона… Направление на развилку дорог…
– Буковского! – нетерпеливо приказывает майор.
Буковский докладывает, что установки готовы к открытию огня.
Дым и пыль рассеиваются, открывая поле боя. Простым глазом видно, как немецкие танки и самоходки, лязгая гусеницами и стреляя из пушек, ползут к нашему переднему краю… За ними группы людей. Их много, они идут быстро, в полный рост. Буковский вновь докладывает, что его установки готовы к открытию огня. Передаём это майору, но он как будто не слышит. И вдруг кричит, точно радисты где-то далеко, за окном:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});