Тут речь идет о специфике Назарбаева, о его личностном качестве. Идея была такая: надо было все это подготовить без того, чтобы его насторожить. А мы в принципе знали, что Назарбаев обязательно будет советоваться с Горбачевым…
«Высокая честь» сообщить Президенту СССР, что такой страны больше нет, выпала С. Шушкевичу.
С. Шушкевич: – Когда мы закончили, наступило облегчение – просто от того, что мы наконец завершили эту работу. И тогда мы собрались втроем в – не побоюсь этого слова – апартаментах Ельцина. Борис Николаевич сказал: «Так, теперь надо Михаилу Сергеевичу сообщить». Логичнее всего, продолжал Ельцин, поручить это Станиславу Сергеевичу – он всегда с ним много говорит. Кравчук высказался за. Ну и мировую общественность надо было информировать. Решили, что логичнее всего позвонить Бушу. Кто лучший друг Буша? Конечно, Борис Николаевич.
Я начинаю звонить Горбачеву. Входные, спецкоммутатор… В общем, соединяли меня довольно долго. А Борис Николаевич по своей спецсвязи – хлоп! – и раньше «зацепился» за Буша. Пока меня соединяли с Горбачевым, Ельцин уже вел разговор с американским президентом.
Горбачев всегда ко мне обращался на «ты», а здесь впервые он сказал мне «вы». Я в двух словах его проинформировал: «Подписали вот такое Заявление, и суть его сводится к следующему…» Горбачев: «Да вы понимаете, что вы сделали?! Вы понимаете, что мировая общественность вас осудит! Гневно!» А я уже слышу, что Ельцин разговаривает с Бушем: «Джордж, привет!» – и Козырев ему переводит. Горбачев продолжает: «Что будет, когда об этом узнает Буш?!» А я говорю: «Да Борис Николаевич уже сказал ему, нормально он воспринял». Горбачев при этом известии взорвался: «Вы разговариваете с президентом Соединенных Штатов Америки, а президент СССР ничего не знает. Это позор, стыдобища!»
Горбачев попросил к телефону Ельцина и потребовал прибыть к нему в Кремль на следующий день, как договаривались, для того чтобы объясниться: «Объясните стране, миру и мне!» Ельцин на это ответил, что от имени трех руководителей на разговор с Горбачевым прибудет он один…
Тогда же, не дожидаясь утра, мы вылетали обратно – нам предстояло ратифицировать соглашение в парламентах…
Хотя С. Шушкевич умалчивает об этом, в тот день из Беловежской Пущи звонили многим другим важным адресатам. Б. Ельцин имел разговор с министром обороны СССР маршалом Е. Шапошниковым и проинформировал его о подписанном Соглашении. Шапошников поинтересовался, предусматривает ли Соглашение сохранение единых вооруженных сил. Получив от Ельцина утвердительный ответ, заверил, что с его стороны возражений не будет.
Еще об одном телефонном звонке из Беловежской Пущи рассказывает в своей книге А. Грачев, пресс-секретарь президента СССР: – В воскресенье 8 декабря у меня на даче раздался звонок «вертушки» (линии правительственной связи). Телефонистка переспросила мою фамилию, сказала: «С вами хочет поговорить Борис Николаевич». Я был заинтригован. Через полминуты в трубке раздался мужской голос, по-видимому, помощника Ельцина: «Кто у телефона?» – «Грачев», – ответил я. Помолчав, он с сомнением переспросил: «Павел Сергеевич?» – «Нет, Андрей Серафимович». В трубке поспешно сказали: «Нет, нет, нам нужен другой».
Павел Сергеевич Грачев, мой однофамилец, в недавнем прошлом командующий воздушно-десантными войсками СССР, был в это время заместителем союзного министра обороны Евгения Шапошникова. Предназначенный ему звонок, как я потом понял, раздался из Беловежской Пущи. Бдительный помощник Ельцина не дал мне поговорить в тот день с российским президентом и узнать, зачем ему понадобился Павел Грачев. На следующий день и без того стало ясно.
«Международный аспект» Беловежского соглашения было поручено «прикрыть» А. Козыреву.
А. Козырев: – Из Минска Борис Николаевич разговаривал в присутствии глав двух других государств содружества с президентом Бушем. Я встречался после Минска с большой группой послов в Москве. Наконец, мы условились, что официально проинформируем другие государства мира и ООН для того, чтобы они, особенно ядерные державы, четко знали, что происходит. Очень скоро мы получили положительные высказывания из госдепартамента США. Его пресс-секретарь заявила, что Соединенные Штаты обнадежены и обрадованы тем, что в коммюнике о содружестве затрагивается ряд ключевых вопросов и сохранены все прежние международные обязательства…
Москва, 8 декабря 1991 года
Вечером 8 декабря радио передало: в Вискулях, что в Беловежской Пуще, Ельцин, Кравчук и Шушкевич денонсировали Договор об образовании СССР и объявили о создании нового содружества трех независимых государств.
Известие стало неожиданностью не только для союзного президента, но и для российского вице-президента. Через час Руцкой уже был у Горбачева. Полтора часа он убеждал Президента СССР в том, что надо предпринять самые решительные меры – как только вернутся из Пущи участники «исторического события», арестовать всех, без исключения. Основания – измена Конституции СССР. Горбачев вяло возражал: – «Не паникуй… У соглашения нет юридической основы… Прилетят, мы соберемся в Ново-Огарево. К Новому году будет Союзный договор!».
А. Руцкой (воспоминания): – Я не знал, что кроме развала экономики, Ельцин и его команда готовили заговор против СССР. Подготовительная операция проходила втайне, под руководством все того же Бурбулиса. 7 декабря 1991 года по установленному протоколу я провожал Ельцина и сопровождающих его персон: Бурбулиса, Шахрая, Полторанина, Козырева в Минск. На вопрос, с какой целью направляется столь высокого уровня делегация, мне ответили: для подписания договора о дружбе и сотрудничестве между Россией и Белоруссией.
Проводив президента (а было уже где-то 19 часов), я уехал на дачу. На душе было неспокойно: какой договор, какая дружба? Ответ на свой вопрос я получил во второй половине следующего дня, когда средства массовой информации сообщили, что в Вискулях, в Беловежской Пуще на границе Польши и Белоруссии, подписано соглашение о «прекращении существования» Советского Союза и о создании Содружества Независимых Государств.
Узнав о случившемся, я стал звонить Горбачеву. После неоднократных попыток меня с ним все же соединили, и я попросил о встрече. Горбачев сказал, что я могу приехать к нему через час. Михаил Сергеевич был на удивление спокоен. Я спросил у него, знал ли он о цели визита Ельцина в Минск и о заговоре по уничтожению Советского Союза. На вопрос он ответил уклончиво, вроде: «Не знал, но догадывался, что Ельцин, вернее Бурбулис, что-то задумал».
Ответ мой заключался в том, что это – преступление, государственный переворот. Видимо, ему не понравилась моя оценка и когда я ему предложил проявить решительность, используя закон и власть, арестовать эту пьяную троицу, подписавшую в угоду США позорный сговор, от таких слов он даже побелел. Засуетившись, попрощался со мной и попросил не горячиться, сказал, что не все так страшно, как мне кажется, положение дел можно спасти…
О том, как Горбачев «спасал» СССР говорит еще один эпизод, рассказанный А. Грачевым. Телефонный звонок Президента СССР застал его в машине по дороге с дачи в Москву. Поняв, что звонит Горбачев, А. Грачев попросил водителя свернуть к обочине, чтобы спокойно переговорить.
– Андрей! – Горбачев явно сильно возбужден. – Когда по ЦТ пойдет мое интервью для украинцев?
А. Грачев: – По моим сведениям, вскоре после программы «Время».
М. Горбачев: – Ты уверен? Ничего не изменилось? Показ не отменен? Узнай, когда точно начнется передача, будет ли интервью передано полностью? Жду звонка.
Грачев из машины связался с телевидением и узнал, что передавать интервью планируют после 23 часов.
– Это слишком поздно, – раздраженно отреагировал Горбачев, когда Грачев перезвонил ему. – Завтра рабочий день, люди рано лягут спать, а ведь важно, чтобы они успели увидеть интервью до того, как узнают про результаты встречи в Минске.
Очевидно, что Горбачев уже знал эти результаты и в тот морозный воскресный вечер не находил себе места. С помощью интервью он хотел немедленно ответить своим соперникам, повлиять на их решение. Горбачев надеялся: если передать интервью на час раньше, будет еще не поздно…
Самое поразительное то, что Горбачев, достаточно опытный и искушенный политик, по-видимому искренне полагал, что ничего страшного не произошло: ну, подумаешь, подписали там какое-то соглашение, чего не бывает. Судя по всему, он рассчитывал, что продолжатся дискуссии в Ново-Огарево, в очередной раз разошлют для обсуждения очередную редакцию Союзного договора… Глава упраздненного государства, свергнутый со своей должности, рассуждал и действовал как человек, которому есть куда отступать…